Сыны Тьмы - Гурав Моханти

class="p1">– Несколько раз, если считать этот, – она ткнула пальцем ему в грудь. – Ты не ребенок, Арадх. Делай, что хочешь. Забудь об обещаниях и долгах. У тебя есть только одна жизнь, и нужно прожить именно ее.

– Человека узнают не по обещаниям, которые он дает, а по обещаниям, которые он выполняет.

Она пожала плечами:

– Ох, Ягненок, вы, Зеленые, такие забавные со своей честью и кодексом. Лучший способ сдержать свое слово – никогда его не давать. Я знаю это, хоть мне и дорого обошлось это знание.

– В следующий раз я это запомню, – улыбаясь, сказал Карна. – Пусть волны несут тебя.

– О, я всегда говорила, что ты быстро учишься. Пусть течение вернет тебя обратно, – ответила она на традиционное калинганское приветствие.

Карна поспешно вышел. Ему казалось, что он чувствует спиной ее непреклонный взгляд. Он представил, как она стоит у двери каюты и смотрит ему вслед. Я не собираюсь оглядываться, решительно подумал он. Все, что ни происходит, происходит только к лучшему. Он знал, что для того чтобы быть щедрым, иногда нужно быть строгим. Но едва он успел отойти, и дверь захлопнулась под раскатистый взрыв хохота – так что у Карны внезапно возникло подозрение, что он что-то не так понял.

Мати

I

Говорят, что красота вечна лишь до первых слов. Мати вознесла молитву благодарности Богу Бури за то, что Ягненок не сделал ей предложения руки и сердца. Ничто так не портит роман, как попытка его продлить. Все, что она могла сделать, это лишь не рассмеяться ему в лицо. Фантазии этих влюбленных щенков о глупых северных девственницах способны обогнать галеон. Ее первый был таким же. Это был мускулистый усатый моряк из Мадурая. Он знал всего лишь три слова на санскрите, но, к счастью, одним из них было «вагина». Это, кстати, напомнило ей, что, как только она попадет в Бриллиантовую гавань, ей понадобится найти девадаси, которая умеет заваривать лунный чай, ведь ее живот должен остаться плоским.

Мати подняла глаза и увидела, как к кораблю летит стая бакланов. Земля близко. Далеко на западе, на фоне моря насыщенных сине-зеленых геральдических цветов Калинги, виднелся Сассан, укрепленная верфь Калинги. Впрочем, теперь знамена, развевающиеся на его зубчатых стенах, были красными, а не синими, и там, где когда-то гордо реял калинганский лебедь, теперь рычал коронованный лев империи Магадх. Она знала, что Калинга на самом деле не была завоевана Магадхом; она была слишком свободной для того, чтобы ее мог удержать завоеватель. Джарасандху, однако удалось управлять Калингой с помощью безразличия. Покуда печать со львом проставлялась на официальных документах, Магадх не заботился о ежедневном управлении Калинги, а сама Калинга в случае необходимости предоставляла один или два корабля.

Таким образом, Калинга оставалась Калингой, – в наши дни еще менее регулируемой, чем в прошлом. Бедняки все так же влачили свою жизнь, полную несчастий и приключений, а богатеи время от времени склоняли головы. А вот царской семье Калинги приходилось туго. Лебедям далась нелегко обязанность преклонить колено.

Нахмурившись, Мати повернулась, чтобы посмотреть на маяк в Бриллиантовой гавани, зовущий домой корабль, везущий дипломатов.

Наконец-то. Она схватилась за веревку, спускавшуюся с верхней палубы. За время долгих плаваний ее руки окрепли. Дети Лебедя традиционно приобщались к мореплаванию, стоило им только научиться сохранять равновесие на качающемся судне, но Мати и в этом была непревзойденной. Впервые она пересекла Малаккский пролив в возрасте семи лет, отправившись на Бали со своей тетей. И с тех пор она совершала такие путешествия каждый год. И путешествовала она совсем не как пассажир. Нет, она завязывала узлы, поднимала и опускала паруса, управлялась с «вороньим гнездом», лазила по мачтам, мыла столы, ухаживала за лошадьми, заделывала течи и училась ориентироваться по древним звездам. Капитаны говорили, что никогда не видели такую прирожденную морячку. Она десять лет плавала по Калинганскому морю гребцом, затем квартирмейстером и, наконец, капитаном собственной галеры, прежде чем заняться бумагами. Хорошие были времена.

Впервые она встретила его, направляясь на север по делам, собираясь заключить сделку на покупку рыболовных каноэ. Этот представитель Совета Ста Союзов пришел, чтобы пожаловаться на высокие цены, которые калинганцы взимают за свои продукты. «Нет ничего более невыносимого, чем человек долга», – запомнилась ей тогдашняя мысль. Он был жестким и дисциплинированным и крепко сжимал зубы. Но хуже всего было то, что у него был своего рода иммунитет к подмигиваниям и подкупу. Мати его возненавидела.

До этого она никогда особо не задумывалась о любви. Можно жаждать денег, любви или славы, но обладать можно лишь двумя вещами из этих трех. Все любовники для Мати были подобны слугам – они были столь же многочисленны и столь же легко забывались. Но как раз в тот момент, когда она была наиболее уверена в своей непроницаемости, любовь подкралась к ней, как убийца, скрываясь под столом с документами, тарифными сетками и контрактами, над которыми она и северянин обсуждали фрахт, сборы и взятки. Мати не могла сказать, когда именно это случилось, когда им обоим был нанесен удар в сердце, но работа была чистой и эффективной. Мотыльки торговли за одну ночь превратились в бабочек притяжения. Она знала, что суша и море не смешиваются. Рано или поздно ей пришлось бы уйти от него. Она решила, что лучше всего это сделать завтра.

Но завтра так и не наступило.

Этот роман не походил ни на один прежний. Ни один из них не был склонен к поэзии. Мати ничего не знала о цветах, но было к лучшему, потому что ему никогда бы не пришло в голову сравнивать ее с цветами. Она вдруг поняла, что сколько бы она ни ждала, это увлечение никак не проходило. И, что удивительно, она и сама этого не хотела. Она слышала, как барды нараспев рассказывали о том, что от любви слабеют колени и расстраивается желудок, но она не понимала, что от любви ты также становишься бескорыстным. Иначе чем еще можно объяснить ее присутствие на этом корабле? Она была здесь, рискуя своей жизнью только для того, чтобы подготовить ему свадебный подарок и убрать тернии на его пути, раз и навсегда. В конце концов, любовь без самопожертвования была просто похотью.

Мати вдруг осенило, что ей не следовало возлежать с Ягненком. Ох-х-х. Сожаление и вина всегда напоминали тех тетушек, что приходят после катастрофы, чтоб сказать: «А я ведь говорила!»