Русы во времена великих потрясений - Михаил Леонидович Серяков

при малейшем осложнении отношений воспитанник мгновенно превратится в заложника, которым можно будет шантажировать короля-отца. Создается впечатление, что Саксон Грамматик что-то недоговаривает. Нахождение единственного сына Фротона на Руси, скорее всего, может быть объяснено тем, что он действительно находился там в заложниках, почему и считался погибшим. В заложники обычно брали сыновей покоренных правителей, однако наш автор однозначно говорит о победе данов сначала над рутенами, а затем и над гуннами.

Не отрицая возможности морской победы датчан, можно высказать предположение, что Фридлав был отдан в заложники отцом в обеспечение соблюдения датчанами заключенного с Олимаром соглашения. Во-первых, как уже отмечалось выше, сражение с гуннами отнюдь не было той эпохальной битвой, как она описана в «Деяниях данов», а локальной победой. Если это было так, то гунны вполне могли вновь собраться с силами и в союзе с русами опять напасть на данов. Для предотвращения возобновления русско-гуннского союза Фротон вполне мог пойти на заключения мира с Русью. Во-вторых, как будет показано ниже, жившие на территории Германии варины считали Олимера-Вулемара своим законодателем, что говорит о движении русов на запад. В том же труде Саксона Грамматика при описании сухопутной битвы с гуннами упоминаются «три великие реки Руси», запруженные трупами в первый же день сражения. Поскольку битва происходила, скорее всего, где-то относительно недалеко от Дании, а Русь до этого однозначно локализовывалась в Восточной Прибалтике, это упоминание свидетельствует о появлении русов где-то на территории Восточной Германии или сопредельных с нею стран. Совершенно независимо от «Деяний данов» немецкие генеалогии говорят о браке короля Алимера с Идой с острова Рюген[389]. С учетом того что данный остров, как будет показано ниже, впоследствии назывался островом русов, можно предположить, что данный брак также обеспечивал продвижение русов на запад. В подобных условиях и русы были заинтересованы в нейтралитете датчан, которые могли помешать их закреплению в регионе. Все это создавало основания для заключения договора между Олимаром и Фротоном, для обеспечения действенности которого датский король и отдал в заложники своего единственного сына. По этому взаимовыгодному договору в обмен на обещание русов не вступать в новый союз с гуннами даны гарантировали Олимару не препятствовать укреплению позиций русов на западе. Другого правдоподобного объяснения того, почему после победы на море сын датского короля оказывается на воспитании у потерпевшей поражение стороны, не существует.

Особый интерес вызывает описанный Саксоном Грамматиком погребальный обычай населения Прибалтийской Руси. Представление о том, что после смерти умершему предстоит пересечь водную преграду, относится к очень древним мифам. Они встречаются у многих индоевропейских народов и, по всей видимости, восходят еще к эпохе их единства. Одним из наиболее ранних отражений этих представлений в ритуале является мезолитический могильник на Оленьем острове Онежского острова, датируемый VI тыс. до н. э.[390] Как отмечалось в предыдущей книге, в одном из захоронении этого «острова мертвых», на который умерших доставлял Харон каменного века, была обнаружена древнейшая в Европе из известных на сегодняшний день гаплогруппа R1a1. Следует отметить, что данная мифологема и ее материальное воплощение не были свойственны одним лишь индоевропейцам: в 1954 г. ладью обнаружили в траншее близ пирамиды Хеопса. Лодочные захоронения в Египте встречаются уже в погребениях I и II династий, а после эпохи Хеопса фиксируются в конце V или начале VI династии и, возможно, в XII династии[391].

В Восточной Европе в этом отношении несомненный интерес представляет Ананьинский могильник, находящийся на левом берегу реки Тоймы, притока Камы, близ Елабуги в Вятской губернии. Его самое богатое захоронение (так называемая «могила вождя»), датируемое VI–V вв. до н. э., было окружено каменными кругами, а над могилой стояла каменная ладья (рис. 21). «Ладья» состояла из двойного, а на дне – из тройного ряда плит. В заполнении ямы и между плитами найдено много угольков, пепла и обожженных косточек – следы заупокойной тризны. Под каменной лодкой находилась прямоугольная могила, в которой был захоронен мужчина с богатым сопровождающим инвентарем (серебряные и бронзовые украшения, бронзовая секира-клевец, железный наконечник копья, нож, каменный оселок, кремневые наконечники стрел и т. д.) и заупокойной пищей (глиняный сосуд, кость быка). Здесь же лежали обломки каменных плит, в том числе одна с орнаментом. Дно могилы было покрыто тонким слоем пепла и угля. Анализируя погребальную обрядность ананьинской культуры в целом, А.В. Збруева отмечает: «Расположение могильников на берегах рек, положение умерших ногами к воде, ладья в погребении вождя – все это указывает на существование у ананьинцев представления о том, что переход из “страны живых” в “страну мертвых” является более или менее продолжительным путешествием по воде, по “реке смерти”»[392].

Рис. 21. Погребение вождя из Ананьинского могильника VI–V вв. до н. э.

В честь данного могильника получила свое название ананьинская археологическая культура, которая существовала в Среднем Поволжье и на реке Каме с конца IX по III в. до н. э. Традиционно она связывается с финно-уграми. Действительно, у части носителей этой культуры присутствуют ярко выраженные монголоидные черты. Однако последующие исследования показали весьма неоднородный состав носителей ананьинской культуры: «Серия черепов, полученная из Ананьинского, Луговского и Котловского могильников, дала исследователям возможность говорить о том, что в ананьинскую эпоху в Прикамье обитало население с сильно выраженными монголоидными чертами, связанное своим происхождением с Западной или Северо-Западной Сибирью. Вместе с тем средневолжские могильники (II Маклашевский, II Полянский, Гулькинский) содержат антропологические материалы с более выраженными европеоидными чертами. По всей видимости, они характеризуют население всего Волго-Камья, обитавшего здесь еще с эпохи бронзы»[393]. Однако в эпоху бронзы в этом регионе существовала балановская культура, которая, как было показано в предыдущей книге, принадлежала древнейшим русам. Еще до того, как стала известна антропологическая неоднородность ананьинской культуры, часть археологов уже указывала на участие местных элементов в ее сложении. Предлагались разные схемы этого процесса. Так, например, исследователь балановской культуры О.Н. Бадер указал на большое сходство ананьинских сосудов с ерзовскими. Что же касается ерзовской культуры, то он отмечал, что «взаимодействие балановских, абашевских и срубных элементов и привело к формированию этого своеобразного культурного комплекса». Присутствие потомков балановцев в составе ананьинской культуры отмечали и другие археологи.

В Зуево-Ключевском I городище были обнаружены фрагменты круглодонной чаши c высоким, слегка суженным цилиндрическим горлом. Такая форма была характерна для балановских и чирковско-сейминских сосудов. «По мнению В.Ф. Генинга, Зуево-Ключевские памятники представляют своеобразный вариант культуры Сеймы-Турбино, характерный для районов Средней Камы. Прямоугольные и овальные могильные ямы, вытянутые на спине или лежавшие на боку c подогнутыми ногами костяки, орнаментация сосудов свидетельствуют о неоднородном составе населения этого района.