История отношений между русскими князьями Рюрикова дома - Сергей Михайлович Соловьев

В 1299 году митрополит Максим оставил опустошенный Киев, где не мог найти безопасности, и перешел на жительство во Владимир. Последний город был столицею великих, или сильнейших, князей только по имени, каждый из них жил в своем наследственном городе: однако пребывание митрополита во Владимире при тогдашнем значении и деятельности духовенства сообщало этому городу вид столицы более, чем предание и обычай. После этого ясно, как важно было для какого-нибудь города, стремившегося к первенству, чтоб митрополит утвердил в нем свое пребывание: это необходимо давало ему вид столицы всея Руси, ибо единство последней поддерживалось в это время единым митрополитом: мало того, способствовало его возрастанию и обогащению, ибо туда со всех сторон стекались лица, имевшие нужду до митрополита, как в средоточие церковного управления; наконец, митрополит необходимо должен был действовать постоянно в пользу того князя, в городе которого имел пребывание.

Калита умел{576} приобресть расположение св. митрополита Петра, так что этот святитель живал в Москве больше, чем в других местах{577}, умер и погребен в ней. Гроб св. мужа был для Москвы столь же драгоценен, как и пребывание живого святителя; выбор Петра казался внушением Божиим; разнеслось пророчество его о будущем величии Москвы, и новый митрополит Феогност уже не хотел оставить гроба и дома чудотворцева; другие князья хорошо видели важные последствия этого явления и негодовали{578}, но помочь было уже нельзя.

В то время как московский князь сделал в престоле митрополичьем такое приобретение для своего княжества, которое было важнее многих областей, Александр Тверской легковерием своим погубил себя и все княжество.

В 1327 году явился в Тверь посол ханский именем Шевкал, или Щелкан (как называют его наши летописцы), племянник Узбека, и по обыкновению всех послов татарских позволял себе и людям своим всякого рода насилия. Вдруг в народе разнесся нелепый слух, что Шевкал хочет погубить в. князя со всем семейством, а жителей обратить в магометанство.

Я назвал этот слух нелепым, ибо татары отличались веротерпимостию, необыкновенным уважением ко всякой чужой религии и никогда не были ревнителями магометанства. Известно, что они получили от Чингисхана предписания, носящие имя Тунджин, или Яса-Намэ, т. е. Книги Запретов, где Темучин предписывал терпимость и уважение ко всем религиям вообще. Вследствие этого монгольские ханы были всегда окружены людьми всех вер, которые свободно отправляли свое богослужение; в Сарае Русская церковь имела свое епископство; русское духовенство пользовалось большими правами, данными ему от ханов. Узбек, по приказу которого должен был действовать Шевкал, покровительствовал христианам в Кафе, позволил католическому монаху Ионе Валенсу обращать в христианство ясов и другие народы по берегу Черного моря; он же, как видели, выдал сестру свою за Юрия Московского и позволил ей креститься{579}.

Из всего приведенного легко усмотреть, как неоснователен был слух, разнесшийся в Твери о намерениях Шевкала; но Александр вполне ему поверил; он созвал граждан, вооружился и пошел на Шевкала, целый день бились с остервенением, к вечеру тверичи одолели, Шевкал бросился в дом князя Михаила, где был сожжен вместе с остальными татарами, даже купцы восточные, пришедшие с ними, были истреблены{580}.

Можно было предвидеть, что Узбек не оставит этого дела без мести. Зная соперничество между князьями тверскими и московскими, зная также лично Ивана, который уже бывал в Орде, хан послал за ним{581}. Калита понял, об чем идет дело, и отправился немедленно; понял свое положение и несчастный Александр и послал в Новгород просить убежища; новгородцы отказали сыну злейшего врага своего и приняли наместников Калиты, которого братья так ревностно бились за их выгоды{582}.

Иван возвратился из Орды с 5 темниками (50 000 войска), присоединил к себе князя суздальского и пошел на Тверь. Вся область была страшно опустошена, и это опустошение было одною из причин, почему Тверь после не могла успешно бороться с Москвою{583}. Александр убежал во Псков, братья его — в Ладогу.

Опустошив Тверское княжество, Иван отправился в Орду. Однако хан не был доволен одним опустошением Александровых областей: он отдал их брату его Константину (доказательство, что татары ничего не переменяли из старого), а Калите велел отыскать Александра и прислать в Орду. Вследствие этого приказа Калита вместе с другими князьями — тверским и суздальским и с новгородцами двинулся ко Пскову; послы в. князя и В. Новгорода явились к Александру с убеждениями идти в Орду; «лучше тебе одному пострадать, чем губить всю Русскую землю», — говорили они. Александр отвечал горькими словами: «Правда, я должен пострадать за всех; но и всем вам надобно бы было единодушно стоять друг за друга, за Русскую землю и за православие, а вы вместо того наводите татар и братию свою предаете им»{584}.

Благородные псковитяне не могли стерпеть, чтоб Александр пошел от них на явную смерть; сдружившись с опасностью в беспрестанных битвах с немцами и литвою, псковитяне приобрели это благородство, это высокое уменье жертвовать благому делу собственною корыстью и спокойствием; они сказали Александру: «Не ходи в Орду за напрасною смертью, но сиди во Пскове, а мы все за тебя головы свои сложим». Тогда союзные князья начали советоваться, как помочь делу: им страшна была решительность псковитян, им страшны были соседние немцы, с которыми в крайности псковитяне могли соединиться{585}; наконец придумано было средство: князья уговорили митрополита Феогноста наложить церковное запрещение на псковитян. Тогда Александр объявил на вече, что не хочет подвергать граждан святительскому проклятию, и удалился в Литву. Союзные князья были довольны таким окончанием дела и оставили псковитян в покое.

Пробыв полтора года в Литве, Александр снова явился во Пскове, и граждане объявили его князем своим{586}. Но Александр не мог обещать себе безопасности во Пскове, ни псковичи иметь самостоятельного князя с одними своими силами, и потому решились признать зависимость от могущественного уже тогда Гедимина, князя литовского. Чтоб разорвать совершенно связь с Новгородом, псковитяне с Александром и Гедимином хотели иметь особого епископа, на что, однако, митрополит Феогност никак не хотел согласиться{587}.

10 лет княжил Александр во Пскове, но тосковал по своей родной Твери, особенно видя, что Псков по формам своего быта не мог быть наследственным княжеством для сыновей его; касательно же родной области он знал старый обычай, что дети изгнанного князя лишаются наследства{588}. В 1337 году Александр явился в Орде, удостоверившись прежде чрез сына