Отверженный III: Вызов (СИ) - Опсокополос Алексис

— Курсант Гроховски! — заявил Штольц. — Вам следует немедленно явиться в кабинет к майору Нидербергеру!

— Прямо сейчас? — переспросил я, будто не слышал слово «немедленно».

— Прямо сейчас! — подтвердил Штольц. — Следуйте за мной, я Вас провожу.

Под удивлённые взгляды товарищей и возмущённое ворчание Вимберга я вышел из аудитории и в сопровождении Штольца проследовал в административный корпус. Подмывало спросить у адъютанта, зачем я понадобился майору, но обер-штабс-фельдфебель этого, скорее всего, не знал, а даже если и знал, то мне всё равно не сказал бы.

Штольц проводил меня до кабинета руководителя центра, открыл дверь, спросил, можно ли мне войти, получил утвердительный ответ и объявил:

— Курсант Гроховски! Господин майор ждёт Вас!

Я вошёл в кабинет, и за моей спиной тут же захлопнулась дверь. Руководитель центра «Ост» сидел в кресле за столом и с нескрываемым любопытством смотрел на меня. Я поздоровался.

— Проходи, Гроховски, присаживайся, — сказал Нидербергер, указывая на стулья, стоявшие напротив его стола.

Я осторожно прошёл вглубь кабинета и присел на крайний стул. Руководитель Восточного ещё раз меня оглядел и сказал:

— Сегодня утром я приехал из Кракова и обнаружил у себя на столе жалобу от Якуба Шимчика. Догадываешься, на что он жалуется?

— Нет, господин майор! — ответил я, хотя не то что догадывался, а точно знал, что Якуб жаловался на меня.

— Шимчик пишет, что ты использовал на занятиях по боевой магии очень сильное летальное заклятие, которые вы не изучали. Утверждает, что ты его чуть не убил, и просит защитить его от подобных выходок в будущем. Как ты это прокомментируешь?

Отпираться было глупо.

— Всё так и было, господин майор, — сказал я. — Прошу меня простить за этот инцидент, за то, что я подверг жизнь Шимчика опасности. Преподаватель после этого объяснил мне, что такие заклятия нельзя использовать на занятиях. Я всё понял, и такое больше не повторится. Уверяю Вас, жизни Шимчика ничего не угрожает.

Нидербергер внимательно выслушал мои слова, покачал головой, да так странно, что я не понял, что этот жест означает, призадумался, а потом неожиданно заявил:

— Мне плевать на Шимчика, Гроховски! Даже если бы ты его и убил, меня бы это сильно не расстроило. Открою тебе секрет: у меня на весь ваш курс есть официальная квота на несчастные случаи с летальным исходом. В министерстве понимают, что без этого боевых магов не воспитать. Эта квота — пять курсантов в год. Но благодаря профессионализму гауптмана Айзеншмида в этом году пока ещё не погиб ни один курсант. Поэтому если бы ты убил Шимчика, то всех неприятностей мне было бы — написать специальный рапорт. Понимаешь?

— Понимаю, господин майор!

— Я поговорил с Айзеншмидом, — продолжил руководитель центра. — Он сказал, что ты не просто использовал летальное заклятие, которое вы не изучали, ты использовал ледяной диск — заклятие, которое тебе просто физически недоступно в силу недостаточной подготовки и отсутствия необходимого магического уровня. Но ты его использовал и, по словам Айзеншмида, использовал практически идеально. И это меня волнует, Гроховски, намного больше, чем жизнь какого-то труса, пишущего жалобы на товарищей по учёбе и преподавателя.

Руководитель центра «Ост» посмотрел на меня так пристально, будто пытался залезть мне в голову, хотя никакого ментального воздействия я при этом не ощутил. Похоже, взгляд Нидербергера просто сам по себе был очень тяжёлым.

— Я должен отправить тебя, Гроховски, в Краков, а возможно, даже в Дюссельдорф, где тебя и твои уникальные способности будут исследовать специалисты, — продолжил майор. — Возможно, ты какой-то уникальный маг, я слышал, такие бывает. И я должен отправить тебя немедленно. Но я этого не сделаю. Знаешь почему?

— Нет, господин майор!

Мне очень не нравилось, как проходил наш разговор. Возникло ощущение, что руководитель Восточного к чему-то клонит, но к чему именно, я не понимал, и сильно от этого нервничал. Какие только мысли ни пришли мне в голову за то время, пока майор выдерживал очередную паузу, продолжая всё так же пристально меня разглядывать. В итоге Нидербергер негромко, будто опасаясь, что нас кто-то услышит, произнёс:

— За тобой есть должок, Гроховски. И теперь ты его отработаешь.

Глава 20

Сказать, что я был ошарашен словами руководителя центра — не сказать ничего. Первое, что пришло в голову: я что-то натворил в тот период, воспоминания о котором ко мне не вернулись. Но что именно?

— Прошу прощения, господин майор, — осторожно произнёс я. — Но я Вас не понимаю! О каком долге Вы говорите?

— Не долг, Гроховски, — ответил Нидербергер, неожиданно улыбнувшись. — Так, должок. Но тем не менее ты его отработаешь.

— А я могу узнать, какой это должок?

— Три месяца назад на тебя поступала жалоба. На тебя и на Агату Дудек. Мне сообщили, что вы с ней совершенно бесцеремонным образом сожительствуете в медпункте, куда Дудек имеет доступ, как помощница пани Митрош. Признаться, я от такой вашей наглости даже растерялся. Но ещё сильнее я растерялся, когда сообщил об этом Мартине, а она попросила вас не наказывать. Уж не знаю, чем Дудек заслужила такое расположение, но я давно знаю пани Митрош, уважаю и ценю её, поэтому не смог ей отказать, и вот уже три месяца закрываю глаза на этот бардак.

Это было неожиданно, я даже не знал, что на это ответить — лишь стоял и переваривал информацию. Руководитель центра «Ост» ненадолго замолчал, посмотрел на моё удивлённое лицо — я просто не смог скрыть эмоции — усмехнулся и добавил:

— Поэтому, Гроховски, ты мой должник. И сейчас у тебя появилась возможность свой должок отработать, оказав мне услугу.

— Что я должен сделать? Что-то незаконное?

Услышав мой вопрос, Нидербергер громко и неприятно рассмеялся, после чего спросил:

— Ты думаешь, я буду просить курсанта о чём-то незаконном?

— Прошу меня простить, господин майор, — ответил я. — Но я уже и не знаю, о чём думать. Это всё очень неожиданно, весь этот разговор.

— Ничего сверхъестественного и ничего незаконного, Гроховски, я от тебя не потребую. Лишь то, на что ты способен, судя по твоим открывшимся удивительным способностям.

Нидербергер снова сделал небольшую паузу, и я за эти несколько секунд попытался угадать, чего же он сейчас потребует. Но это оказалось непросто — никаких мыслей на этот счёт не возникло. А майор тем временем решил меня больше не томить и раскрыл карты:

— Ты должен выиграть предстоящий турнир, Гроховски! Ты сможешь это сделать, и ты это сделаешь.

Услышав, какую задачу мне предстоит выполнить, я обрадовался — почему-то думал, что всё будет намного хуже. Я тут же расслабился, да так, что чуть не пропустил мимо ушей следующие слова майора. А он тем временем продолжал меня мотивировать:

— Это очень важно, Гроховски! К сожалению, в наш центр курсантов отправляют по остаточному принципу — тех, кто не попал в другие. Поэтому у нас никогда не было сильных бойцов, и победа на турнире была для нас недоступна. Но у тебя есть шанс переломить ситуацию и добыть для центра «Ост» кубок. Я давно хочу поставить его на эту полку! Понимаешь меня, Гроховски?

Нидербергер указал по полку, висевшую на стене. На ней стояли в рамках три каких-то диплома, я не смог издалека прочитать, кто и за что их выдал.

— Это дело принципа, Гроховски, мы должны выиграть турнир. Если ты меня не подведёшь, я отправлю тебя в Краков с такой рекомендацией, которой позавидует любой курсант. Ну и, разумеется, там не будет ни слова о твоём аморальном поведении.

— Я выиграю турнир, господин майор! — заявил я, не скрывая улыбки. — Можете на меня рассчитывать! И благодарю за Ваше снисхождение ко мне и к курсанту Дудек.

— Мне нравится твой настрой, Гроховски, — улыбнувшись произнёс Нидербергер. — Можешь идти!

Выйдя из кабинета руководителя центра, я ещё раз облегчённо выдохнул — всё действительно оказалось не так уж и страшно. И можно сказать, мне повезло, что майор оказался одержим победой на турнире, иначе, вполне возможно, меня бы уже отправили в Краков. А так у меня было время на подготовку побега и гарантированная поездка в Белосток. То, что на всё про всё у меня осталось три недели, конечно, напрягало, но зато я мог все эти дни вообще не прятать свои способности и не переживать, что мной заинтересуются.