Мифология Средиземья с иллюстрациями Антейку - Александра Леонидовна Баркова

Нуменора Тар-Алдариона была единственная дочь Анкалимэ, которой он намеревался завещать престол. Для этого ему пришлось принять два закона. Первый: о том, что наследником становится старший ребенок, независимо от того, сын это или дочь. И второй: что наследник обязан вступать в брак только в роде Элроса (сам Алдарион был женат на простой женщине и считал, что все беды его брака исходят из того, что потомки Элроса жили значительно дольше).

В толкинистском фольклоре есть присловье «Земля держится на втором законе термодинамики, а Арда — на втором законе Тар-Алдариона». Это означает, что те, в чьих жилах есть эльфийская кровь, могут вступать в родственные браки и это не приведет к вырождению. Без этого дунаданы не смогли бы тысячу лет сохраняться как народ: они или вымерли бы из-за неизбежных родственных браков в замкнутом социуме, или вступали бы в отношения с кем-то со стороны и утратили бы внутреннее единство, перестали бы быть государством народного духа, то есть их постигла бы смерть культуры.

Критики Руссо говорят, что нарисованная им картина — это чудовищный тоталитаризм. «Он предлагает удивительный конструкт — начинает с того, что повсюду человек в оковах (оковах собственности, семьи, законов, воли правителей и т. д.), обещает его освободить, но освобождает не посредством уничтожения оков, а посредством уничтожения человека, у которого больше нет своих мыслей, желаний, судьбы, своей личности — только общий дух государства», — пишет Ревзин. И здесь мы подходим к самому интересному: к тому, где и как эти фантазии — хоть руссоистские, хоть дунаданские — были самой что ни на есть исторической реальностью.

В умозрительных конструктах предполагается, что люди живут таким «естественным» образом всю свою жизнь, — а поскольку физически так социум выжить не может, эти конструкты критикуются. Но посмотрим внимательно на «дикаря» (или дунадана): это вольно бродящий мужчина, не обремененный ничем социальным, он живет не разумом, но чувствами, в числе этих чувств — единение с такими же, как он, его не заботит пропитание, потому что оно достается ему легко, а нуждается он весьма в малом, он «нагой», то есть его не заботит одежда…

Если брать ХХ век, то такое обобщение — это образ хиппи. Кстати, именно они были питательной средой толкинистского фэндома, и надписи «Фродо жив!» и «Гэндальфа в президенты!» соседствовали с пацификом. Когда в начале 1990-х еще в Советском Союзе складывались толкинистские сообщества, они испытывали мощное влияние культуры хиппи, включая «фенечки» (бисерные браслеты); на конвенты и игры многие добирались автостопом, перенимая умения у хиппи или просто принадлежа к ним.

В реальности такая культура существует не вместо, а вместе с обычным социумом, поэтому она называется «фэндомом», «тусовкой» или другими терминами, означающими ее обособленность (и мы вернулись к «веселой ватаге» Робин Гуда). В нее приходят и, как правило, уходят спустя несколько лет. Различие между юношами и девушками там минимально, женских функций в тусовке нет, как, впрочем, и специфически мужских тоже. «Доброй матерью-природой», которая должна все давать «дикарю», для хиппи служило все то же отвергнутое ими «цивильное» общество: грабеж в стиле Робин Гуда хиппи заменили попрошайничеством. (Толкинисты, в отличие от хиппи, никогда не порывали с «цивильным» обществом, поэтому вопрос добывания средств к существованию у каждого из толкинистов решается индивидуально.) Можно долго анализировать субкультуру хиппи в свете Руссо и найти огромное количество совпадений, однако наша речь не о хиппи, а о Толкине и толкинистах.

Но прежде — еще одно историческое воплощение руссоистского идеала. Ранее мы обмолвились, что он старше самого Руссо на века и тысячелетия. Речь идет о «мужском доме», объединении молодых охотников, существовавшем при охотничьем строе. О нем подробнейшим образом пишет В. Я. Пропп[139]. Юноши жили в доме в лесу, составляли особое братство, занимались охотой и разбоем, причем допускался и разбой по отношению к собственному племени, они считали себя зверьми и носили специальную одежду, помимо охоты и разбоя изучали священную традицию племени и исполняли особые ритуалы. Как видим, все это более чем близко к образу «дикаря» у Руссо — он не знал про «мужские дома», но поскольку именно они дали мировой культуре представления о благородном разбойнике, то Руссо интуитивно нащупал их образ довольно верно. Опять-таки он сильно ошибся с наготой, но если мы будем подразумевать «асоциальный внешний вид», то и здесь все сойдется. В «мужской дом» уходили на несколько лет, а затем охотник возвращался в племя, женился и становился обычным членом социума. Собственно, движение хиппи было стихийным возрождением именно этого явления, но в условиях индустриального общества.

Итак, Руссо ошибся только в одном: в длительности пребывания в «естественном состоянии». Реальный человек готов прожить так несколько лет[140], причем главной ценностью в эти годы для него будет коллективное переживание мистических чувств (в этом цель и дикарей-охотников, и хиппи), а также чувства единения в «лесном братстве».

Как отмечают критики Руссо, выход в «естественное состояние» у него не имеет цели. «Платоническая традиция утопии имела вполне ясный ответ на этот вопрос. Государство, берущее за образец Спарту, имеет своей целью устройство жизни в соответствии с божественным промыслом, это способ служения высшему и достижения его в земной жизни. Но у Руссо-то никакого метафизического горизонта, в соответствии с которым надо устроить жизнь на земле», — пишет Ревзин. И это возвращает нас к дунаданам, потому что у них с этим все идеально: у них есть борьба с вражьими тварями, носящая не только практический, но и экзистенциальный характер, в определенном смысле его можно назвать религиозным, поскольку они сражаются против творений Моргота, Врага Эру. Таким образом, Толкин — вольно или невольно — точно попал в руссоистскую струю, но, в отличие от Руссо, придал ей четкое направление. Поскольку дунаданы — люди с эльфийской кровью, то в этой «Спарте» нет больных и слабых, что делает утопию Толкина популярнее всех остальных утопий, вместе взятых (не каждому юноше захочется отождествлять себя со спартанцем, сбрасывающим со скалы хилого ребенка, а у дунадана такой проблемы не будет по определению).

И совершенно неудивительно, что формой существования толкинистского фэндома первоначально стали именно ролевые игры (фактически они его и создали): люди на несколько дней уезжают в лес, создают себе некие асоциальные костюмы (так не станешь ходить по улицам), проживают жизнь героя Средиземья, причем заметную часть игры составляют сражения. Весьма узнаваемый вид деятельности, только длится он не несколько лет, а несколько дней. «Добрую мать-природу», снабжающую всем необходимым, ролевики приносят в своих рюкзаках. Цель игры — не только проживание себя в Средиземье, но и максимальное освобождение от «себя-цивильного», от того, что составляет социальную сущность ролевика вне фэндома.