Скандал в шелках - Чейз Лоретта

Софи не знала разницы между ссорой и постельной битвой (впрочем, в данный момент и он этого не знал), поэтому отодвинулась от графа подальше. Но он схватил ее за ноги и потянул на себя. Затем навис над ней и подложил ей под голову бархатную подушку.

— Я не позволю! — закричала Софи. — Ты невыносим! Самый глупый, самый бесчувственный болван, осквернивший землю своим появлением на свет!.. Ты…

Тут Лонгмор наклонив голову, впился жадным поцелуем в губы Софи. Его смятение при этом никуда не ушло, просто значило все меньше — он устал думать и терзаться. Софи, конечно, тоже была раздражена. И он совершенно не понимал, в чем причина произошедшего, но сейчас это не имело особого значения.

Софи вцепилась ему в плечи и попыталась оттолкнуть. Но разве она могла тягаться с ним силой? С таким же успехом могла бы сражаться со скалой…

Внезапно руки ее скользнули к его горлу. И сжали. Словно она решила его задушить.

Но уже в следующее мгновение Софи вдруг чуть приподнялась, обняла его — и увлекла за собой. И он, покорно упав на нее, вдохнул аромат Софи и услышал тихий шелест атласа и шорох нижних юбок — восхитительную музыку ее платья. Он провел ладонями по ее плечам и по холмикам грудей, пытавшихся вырваться из низкого выреза. Софи со вздохом выгнулась ему навстречу — и послала к черту. А он сунул руку в вырез платья и стал мять шелковые груди. Она извивалась под ним, бесстыдно приподнимая бедра с нескрываемым возбуждением. Да-да, с явным и нескрываемым!

Гарри стал целовать ее шею, груди и плечи, а она со сладострастными стонами объясняла ему по-французски, как он отвратителен, порочен и развратен, и говорила, что никогда и ни за что не отдастся ему, сколько бы он ни умолял…

Тут граф задрал ее юбки — верхние и нижние — и пробормотал по-французски, что она невозможна, невыносима, что он не желает иметь с ней ничего общего.

— Я ухожу и никогда не вернусь, — проворчал он, устраиваясь между ее ног.

— Прекрасно!.. — простонала Софи. — Не могу этого дождаться!

Он сунул пальцы под ее корсет, к завязкам у талии. Развязывая тесемки, заявил:

— Даже вспоминать тебя не буду.

— А я уже тебя забыла!

Он стащил с нее панталоны. Подвязки оказались такими же розовыми, как платье. Он развязал их. Погладил бархатистые бедра, затем положил ладонь на мягкий отливавший золотом холмик.

— Вот это мое.

— Никогда!

— Мое, мадам. О, простите, мисс Нуаро. Софи…

Лонгмор снова принялся ласкать ее, и она затрепетала. А с губ сорвался звук, показавшийся ему знаком согласия. Но тут Софи вдруг выгнулась навстречу его руке и буркнула:

— Глупец.

— И все же я точно знаю, что делать в подобной ситуации, — пробормотал он, вновь коснувшись пальцами ее лона. Она была влажной, готовой к вторжению.

Гарри шумно выдохнул. Они оба были разгорячены. И словно обезумели. Но все-таки он по-прежнему ласкал ее и медлил — как будто наказывал себя за что-то.

А Софи все больше возбуждалась, и из горла ее то и дело вырывались хриплые стоны. Внезапно ее пальцы сомкнулись на его отвердевшей плоти, и она промурлыкала:

— Быстрее, милорд. Несносный ты человек…

Гарри почувствовал, как кровь закипает в жилах, и стремительно вошел в нее. После чего вдруг рассмеялся, торжествуя. Сжимая прелестную попку Софи, он стал яростно вонзаться в нее снова и снова. И с каждым новым выпадом мысленно твердил: «Моя, моя, моя…»

И Софи была столь же неистова — ею владело одно лишь алчное желание, и она отдавалась любовнику яростно и безоглядно, раз за разом устремляясь ему навстречу. Ритм их соития все учащался и становился все яростнее; мыслей же не существовало вовсе — было только «здесь и сейчас».

Внезапно Лонгмар ощутил, как любовница вцепилась в его плечи и содрогнулась всем телом. Почти в тот же миг он тоже вознесся к вершинам блаженства. И тут Софи вдруг приподнялась и стала целовать его — целовала и целовала… И в этих ее поцелуях было что-то такое… Он не знал, как выразить это словами, но чувствовал, что в их отношениях возникло что-то новое…

Гарри стал целовать ее в ответ, и весь мир перестал для них существовать — были только они двое и их все еще соединенные тела.

Он лежал, растянувшись на ней. Софи же лежала в весьма неприличной позе — одна нога свисала с дивана, а вокруг щиколотки обвился чулок. Чулок. О боже, он даже не успел снять с нее туфельки! Но все это было так прекрасно, так волнующе!.. А сколько новых ощущений и переживаний!..

Тут граф пошевелился и пробормотал:

— Пусть это будет тебе уроком.

Она с улыбкой запустила пальцы в его волосы, он прижался щекой к ее ладони, как пес, который ждет, что ему почешут уши. Софи поняла, что Лонгмор очень чувственный мужчина. Впрочем, ничего другого она и не ожидала.

— Ты уже не так бесишься? — спросила она.

— Абсолютно спокоен.

Лонгмор приподнялся с грацией хищника и, усевшись, поцеловал ее колено. После чего стал одевать с такой легкостью, словно занимался этим много лет. Она знала, что это всего лишь практика, годы практики и умение обращаться с женщинами. Но все же в его отношении к ней появилось нечто вроде близости, словно они были любовники уже целую вечность. И в этом чувстовалось что-то… почти семейное.

Наверное, точно так же было у сестры с Кливдоном, когда они лежали в постели. Их жизни соединились, и поэтому таких моментов у них — великое множество. Например, они завтракали и ужинали вместе…

Лонгмор надел и застегнул брюки.

— Надеюсь, ты не отправишь меня спать? — спросила Софи.

— Нет-нет. Мне тоже не хочется спать.

— В таком случае я расскажу, чего добилась сегодня вечером. А ты внимательно выслушаешь и не станешь вести себя как обезумевший ревнивец.

— Понять не могу, какого черта я ревновал. — Лонгмор пожал плечами и подошел к столику с подносом. Наполнил два бокала и снова вернулся к дивану. Один из них передал Софи и, осушив свой, прикрыл глаза.

Софи молча смотрела на него. А он, открыв глаза, уставился на ее декольте.

— Наверное, из-за этого, — проворчал он. — Представил, как ты сидишь за столом, а этот сальный распутник нагло пялится на твои великолепные груди.

Софи упивалась словами любовника, как самым драгоценным комплиментом. Или признанием в вечной преданности. Да, он целовал и ласкал, но эпитет «великолепные» из его уст казался настоящей поэзией. Ведь Гарри — не из тех, кто льстил женщинам, он был предельно откровенен!

А она была… не столь уж откровенна.

— Марселина специально сделала вырез низким. Нужно было показать ему что-то соблазнительное… Впрочем, я выкладывала козыри и других соблазнов — огромное богатство, например, о котором я упомянула как бы вскользь. И еще мое одиночество. Ох, мне так не хватает мужа!..

Тут Лонгмор пристально взглянул на нее, и стало ясно, что он кое-что понял. «Похоже, он не так глуп, как считают некоторые», — подумала Софи.

— Вот видишь? — спросила она. — Видишь, почему мне не пришлось от него отбиваться.

— Да, конечно… Ты дала ему понять, что его цели слишком мелки. Он хотел затащить тебя в постель, но ты — настоящая искусительница — заставила его играть по более высоким ставкам.

— Состояние мадам соперничает с состоянием герцога Кливдона. Если верить «Спектакл», — с усмешкой добавила Софи.

— По сравнению с этим приданое Клары выглядит жалким, — заметил граф. — Но все же… Синица в руках… В общем, ты знаешь.

— Знаю. Именно поэтому мне пришлось выглядеть такой неотразимой.

— И ты прекрасно справилась. — Взяв у нее бокал, Лонгмор поставил его на пол, рядом со своим. Затем наклонился и поцеловал вершинку ее груди. Потом вершинку второй. И провел языком вдоль выреза.

Софи судорожно сглотнула. И уже привычно вцепилась ему в волосы.

— У нас осталось всего несколько дней, — прошептала она.

Он поднял голову и внимательно посмотрел на нее.

— Но мы ведь знаем, что нужно делать, не так ли?