Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916-1918 - Ришард Болеславский

«Почему?!» – воскликнули мы, и офицер объяснил, что пехотные бригады, стоявшие слева от нас, отказались принимать участие в боях. Весь день они митинговали. Командиры и комиссары пытались заставить их сражаться, но солдаты не обращали на них никакого внимания. Говорили даже, что вспыхнул мятеж и убили нескольких офицеров. С приходом темноты немцы начали наступление, и теперь кавалерийская дивизия, отбившая этот участок фронта, находится в опасном положении.

– А как быть с пленными и захваченной батареей? – спросил полковник.

– Не знаю, – ответил казак. – Вы в курсе дела, есть ли левее вас какие-нибудь части?

– Ничего не могу сказать. Мы остались без связи.

– Ладно. Я пойду с вами, а пленных оставим здесь.

Полковник вполголоса отдал команду. Оставив батарею и пленных немцев, мы двинулись в обратный путь. Некоторым уланам пришлось оставить своих лошадей, и они пошли пешком. Мы начали отступать назад еще медленнее, чем шли в наступление на высоту. Мы шли обратно на то место, где взяли в плен венгров. Все дальше и дальше от того места, с которого утром начали наступление. В полночь начался дождь и шел всю ночь не переставая.

На обратном пути мы прихватили около двадцати раненых и несколько бесхозных лошадей. Мы шли не останавливаясь до десяти утра, пока не подошли к большой деревне. Толпы солдат, вооруженных и безоружных, пешком, на лошадях, на грузовиках, на лафетах, отступали на восток. Небольшими группами, поодиночке, целыми подразделениями, без офицеров, без приказов, люди, словно река в половодье, утекали на восток. Они руководствовались внутренним убеждением, которое гнало их от войны к миру, хлебу и земле.

Мы заняли несколько домов. Нашли много съестных припасов. Вместе с нами в деревне остались несколько русских офицеров, прибившихся к нам в пути, и кавалеристов. Весь день мы наблюдали массовый исход, испытывая ненависть к отступавшим. Нам казалось, что каждый из этих людей несет ответственность за вчерашние страдания, за наших погибших товарищей, за наше неопределенное положение. Двигаясь на восток, они окидывали нас взглядами, в которых сквозили не меньшее презрение и ненависть, словно думая: «Если бы не было этих офицеров, заставлявших нас воевать, война давно бы закончилась».

У нас не было связи со штабами. Никто не отдавал нам никаких приказов. Немцы не воспользовались ситуацией, чтобы начать наступление. По нашим сведениям, они заняли свои прежние траншеи, а в наших траншеях сидели сохранившие преданность воинские подразделения. Огромное количество комиссаров вели активную работу не только среди своих солдат, но и у немцев.

И среди этого хаоса находились двести поляков, беспомощные и растерянные, не знавшие, куда идти и что делать.

Спустя несколько месяцев мне в руки попалась старая газета, и я прочел официальное сообщение русского штаба. В конце сообщения говорилось: «Польские уланы отличились тем, что семь раз наступали через проволочные ограждения противника». На протяжении всей войны в официальных сообщениях я только дважды встречал слово «польский». В первый раз, когда Россия пообещала Польше независимость, в случае победного окончания войны. Сформировав легионы, поляки вступили в войну. Новое русское революционное правительство официально признало их заслуги в войне. Но что касается независимости и свободы поляков, это обещание так и повисло в воздухе.

«Каждый сам за себя». Этот лозунг был единственным спасательным плотом в потоке событий.

Глава 20

НАЧАЛО СКИТАНИЙ

Мы оставались в деревне два, а может, три месяца. Трудно сказать определеннее, дни летели за днями, неделя за неделей. Мы не знали, что происходит. Не понимали, что будет с нами. Пытались найти свой путь в миазме преувеличенных и сфабрикованных сообщений. Мы вслушивались в речи, лозунги, решения и постановления, идущие один за одним. Слова, слова, слова, без конца и края. Мы отчаянно пытались найти то, что касалось непосредственно нас… поляков, заблудившихся в океане русских. Мы слишком мало знали, но зато видели все собственными глазами. Одно нам было совершенно ясно: для России война закончилась.

Знаменитое весеннее наступление так и не состоялось. Немецкое контрнаступление постепенно ослабевало. Все выглядело так, словно обе стороны потеряли цель, то, ради чего стоило вести военные действия.

И тут мы поняли цель красных, явную, совершенно очевидную. Они хотели дезорганизовать, уничтожить регулярную армию. Перед войной коммунисты были еще малочисленны, среди них не было по-настоящему выдающихся революционеров. В большинстве на слуху были террористы. Теперь появились тысячи красных рабочих. Везде, где собирались группы солдат, появлялся человек, внушавший им:

– Перестаньте воевать. Берите винтовки и идите домой. Идите к немецким солдатам и объясните им, что вы такие же рабочие и крестьяне, как они. Скажите, что не хотите воевать с ними. Объясните им, что они должны повернуть оружие против своих офицеров, которым нужна эта война.

Солдаты внимательно слушали и быстро усваивали эти речи. Теперь случаи неповиновения стали обычным явлением. Тех, кто пытался высказать другое мнение, тут же останавливали, быстро и эффективно. Останавливали навсегда. Офицеры, вызывавшие ненависть солдат, не имели шансов на спасение. Любая провокация разжигала гнев толпы, способной убить, растоптать, разорвать на куски. И не с кого было спросить за эти преступления. В тех случаях, когда власти пытались расследовать случаи насилия и настоять на принятых решениях, поведение солдатской массы можно было сравнить со стоячей водой, в которую неожиданно брошен камень.

Почти ежедневно кто-нибудь приезжал в деревню и пытался разговаривать с уланами. Конечно, наши уланы, после печального опыта последнего наступления, тоже хотели домой. Но их дом был на западе, в Польше. Слишком велик был разрыв, и национальный и духовный, между нашими народами.

Коммунисты старались изо всех сил. Они заблаговременно подготовили национальные кадры, среди которых были поляки, латыши, литовцы, кавказцы. Коммунисты особенно преуспели в формировании латышских полков. Латыши, не имевшие национальной истории и собственной страны[25], мучились под тяжелым гнетом царской России.

Медлительные, основательные, технически грамотные, латыши не отличались особой сообразительностью, но ничего не забывали. Безграмотное в политическом отношении крестьянство тем не менее понимало, что является бесправным. Латыши приняли активное участие в революции 1905 года. Участились выступления крестьян, которые поджигали имения помещиков, убивали их семьи, скот. В ответ имперское правительство без суда и следствия стирало с лица земли целые деревни.