Пропавшее войско - Валерио Массимо Манфреди

Мы шли всю ночь, беззвучно и довольно быстро. Воины погрузили щиты на повозки, чтобы двигаться быстрее, но каждый с легкостью мог определить, где находится принадлежащий ему: он точно знал его местоположение и представлял себе, как взять его в руку в случае необходимости. Все распоряжения передавались из уст в уста, вполголоса и без промедления.

Первый привал длился ровно столько, сколько требовалось. Воины расположились на земле и немного поспали, после чего снова двинулись в путь.

Я никогда не забуду этого путешествия сквозь ночь. Ничего особенного не происходило: не было ни сражений, ни нападений, ни засад. Никто не умер, никого не ранили — мы просто переправлялись с одного берега ночи на другой, в тишине бороздя мрак. В воздухе разливались тысячи таинственных ароматов: запахи высохших амарантов, земли, камней, отдающих тепло, далекое благоухание дрока, цветущего в горах, и равнинного жнивья.

Время от времени, словно из ниоткуда, раздавался одинокий птичий клич или внезапно из кустов слышался шорох крыльев, и мы видели, как вечерняя звезда медленно клонится к горизонту. Все вокруг было пропитано какой-то магией — небо бирюзового цвета, ярко блестевший лунный серп, — а длинная вереница людей, пробиравшаяся сквозь ночь, походила на армию призраков. Иногда мне казалось, будто я вижу, как развеваются на ветру конские гривы и силуэты всадников вырисовываются на фоне неба, но вскоре я понимала, что всего лишь поддаюсь игре воображения — а может быть, воплощаю мысли кого-то другого. Единственной реальностью оставались люди, идущие трудным путем, пытающиеся избежать смерти.

В какой-то момент я забралась в повозку, так как подумала о том, что вскоре у меня уже не будет этой чудесной возможности, и придется идти по раскаленной пыли или ледяной грязи — как и всем остальным. Прежде чем закрыть глаза, я вспомнила Никарха-аркадийца и его распоротый живот: уже некоторое время не видела его, а посему спрашивала себя, жив ли он еще или его сбросили где-нибудь у дороги, непогребенного.

Дремала чутко, покачивание повозки и шум колес мешали углубиться в сон. В какой-то момент я заметила нависшую надо мной фигуру Клеанора-аркадийца на коне, но вскоре, когда мы уже спускались, где-то рядом качнулся на ветру белый гребень на шлеме Ксена. Новые полководцы пристально следили за порядком.

Второй привал продолжался не дольше первого, после него мы пошли медленнее. Начинала сказываться усталость. Наконец горизонт побелел от рассветных лучей, а пятеро военачальников и Ксен собрались на небольшом холме, молча обозревая окрестности. Воины тоже остановились и стали смотреть в ту же сторону — туда, откуда могла появиться вражеская конница. Они некоторое время выжидали, после чего разразились ликующими криками.

— Мы оторвались! — воскликнул Ксен.

— Да, мы от них ушли! — вторил ему Ксантикл-ахеец.

— Нам удалось! — кричали другие.

Но Софос остудил их пыл:

— Пока что нет. Еще рано об этом говорить, и нам не следует расслабляться. Отдохните немного, у кого есть еда — подкрепитесь, а потом снова в путь. Видите склоны? Там начинаются горы, и лишь добравшись до них, мы можем считать себя в безопасности от нападений персидской конницы. По моему приказу выступим.

Солнце начало подниматься над горизонтом, палить все сильнее и безжалостнее, и люди оборачивались, боясь, что в любое мгновение может появиться белое облако, предвещающее громоподобный топот копыт. Однако ничего такого не произошло. Ксен с отрядом разведчиков скакал взад-вперед вдоль колонны и время от времени отъезжал подальше с явным намерением предупредить нападение врага.

К середине дня окрестности стали более разнообразными, горизонт — неровным, и в какой-то момент прямо перед нами показался зеленый холм, выделявшийся на фоне остальной местности. На его склонах стояло несколько деревень, а на вершине расположилась крепость. Зрелище было потрясающее — такое сочетание красок и форм встречается лишь в снах. Над крепостью, расправив крылья, кружили крупные птицы, паря в потоках ветра, над башнями развевались желто-голубые знамена, а трава, невероятно зеленая, колыхалась под ветром, меняя оттенок.

Крепость-дворец оказалась заброшенной, обитатели же домов и крестьяне с ужасом ждали нападения. Они не знали, куда им скрыться, а посему остались. Война пронеслась здесь подобно внезапной буре, которая потом обязательно скрывается где-то вдали.

Наши забрали у населения всю провизию, какую нашли, — продукты, запасенные на зиму. Они были нужны нам, чтобы выжить, — как и земледельцам. Местные жители, вероятно, погибнут или увидят смерть своих детей, самых маленьких. Но пища досталась сильнейшему.

Я одна отправилась бродить по дворцу: в детстве мне снились подобные чертоги — казалось, в них должно обитать какое-то сказочное существо, человек, способный превращать камни в золото, а но ночам, словно хищная птица, слетать вниз с одной из башен. Я переходила из одних покоев в другие, осматривалась и впервые в жизни увидела то, что Ксен называл произведениями искусства. То были рельефы и фигуры, нарисованные на стенах или же вырезанные на деревянных дверях. Я, открыв рот, смотрела на крылатых чудовищ, львов с птичьими головами и клювами, мужчин, сражавшихся с пантерами и тиграми, ехавших в колеснице, запряженной двумя страусами. Я знала: всего этого в мире никогда не существовало, люди создали эти образы подобно тому, как рассказчики придумывают истории о событиях, не происходивших в действительности. Человеку недостаточно собственной жизни, ему нужны и другие события, более разнообразные и насыщенные чувствами. Разве я сама не так поступала? Однако я совершила это в реальности, покинув деревню, семью и нареченного, чтобы участвовать в безумном приключении.

Тот, кто прежде жил во дворце, уходя, забрал с собой все: не осталось ни одного предмета мебели, ни одного ковра. Только в глубине пустой комнаты я нашла куклу — маленькую куклу из обожженной глины, у которой двигались руки и ноги, в одежде из куска серой шерсти. Я забрала ее с собой в лагерь: мне казалось, будто я подобрала единственное существо, уцелевшее после бедствия.

В ту ночь мы также не спали. Софос и другие полководцы решили воплотить план Ксена: расстояние между нами и персами следовало сохранять любой ценой, чтобы они не настигли нас, осыпая градом смертоносных стрел. Воины отдыхали всего час; я видела, как один из наших измерял время, воткнув в землю две палки и дожидаясь, пока лунная тень пройдет от одной до другой. Теперь усталость в самом деле сказывалась, несмотря на то что пища подкрепила силы воинов и утвердила в желании продолжать путь: измученные лица, брань по любому поводу, ворчание после получения приказов. Но Ксен был неутомим: он превратился из «писаки» в военачальника, и стало очевидно: он хочет, чтобы его поведение выглядело достойным человеческой памяти и заслужило высокую оценку боевых товарищей. Иногда он как будто отдалялся от меня, и я чувствовала холодок.