Пропавшее войско - Валерио Массимо Манфреди

Я подумала об израненных ногах Мелиссы, да и о своих тоже, и у меня ком подступил к горлу. Как поспевать за остальными? А та беременная девушка, которую видела на одной из повозок, — что с ней будет? И сколько таких еще? Софос пообещал, что никого не бросит, но ведь он имел в виду только воинов. Я боялась, что женщин это не касается. Однако все уже было решено. Начинали проявляться самые тяжкие последствия выбора, что я сделала, когда сбежала с Ксеном.

Военачальники ушли один за другим, каждый вернулся к своему отряду. Софос изменился с тех пор, как вышел из тени. Он без труда занял место Клеарха, сумел добиться того, чтобы воины без каких-либо возражений избрали его. Как будто навязал свое присутствие, свой тембр голоса, блеск глаз, манеру поведения человека, знающего, чего хочет и к чему стремится.

Софос покорил всех воинов, от первого до последнего, благодаря какому-то особому обаянию. Выходя из нашей палатки, он пристально посмотрел на Ксена, положил руку ему на плечо и сказал:

— Вот чего нам не хватало: чародея, способного заставить целую армию исчезнуть — вот так! — И щелкнул пальцами.

Главнокомандующий обладал чувством юмора.

— Тебе это тоже удалось, — возразил Ксен, — там, на берегу канала, когда ты спрятал воинов в сухой траве.

Остальные засмеялись — дерзко, презрительно — и никак не умолкали.

— До сих пор помню выражения их лиц, когда мы поднялись перед ними со щитами в руках, — промолвил Ксантикл, ахеец с пышной гривой волос, ниспадавших на плечи, и бычьей шеей.

— Как у людей, заглянувших в Тартар! — воскликнул Агасий, смуглый, темноволосый, черноглазый.

— И знающих, что их игра проиграна! — добавил Тимасий-дарданец, воин с оливковой кожей, стройный словно гончая, с короткой острой бородкой.

— Если персы полагают, что мы у них в руках, то очень крупно ошибаются, — заключил Клеанор; казалось, в то мгновение соколиный взгляд его серых глаз устремлен на врагов. Он прочно стоял на мускулистых ногах, напоминавших колонны. — Если они хотят достать нас — пускай приходят. А для этого им придется спешиться.

Воины ушли посмеиваясь, и голоса их постепенно смолкли в темноте.

Ксен вымылся и лег на циновку, я устроилась рядом. Мы занимались любовью с такой страстью, какой я давно не помнила. Над нами нависла опасность, нас беспрестанно преследовали, и все же мой возлюбленный был полон жизненной силы. Он, писака, на голову которого на протяжении долгого похода пролилось столько иронии и сарказма, теперь находился среди небольшого числа избранных, занятых спасением товарищей от смертельной угрозы. Ему хватало на это смелости. Когда он откинулся на постель, прикрыв глаза, я взяла его за руку и задала вопрос, мучивший меня вот уже какое-то время.

— Персы хотят уничтожить вас, но как ты думаешь, а в твоей стране кто-нибудь желает возвращения армии?

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю. Это лишь ощущение, интуиция, но я бы хотела, чтоб ты ответил.

Ксен долго молчал.

— Если не хочешь говорить — не говори.

— Все войско состоит из наемников…

— Я знаю.

— За исключением двоих.

— Софоса…

— Да.

— И тебя. Поход держался в секрете. Не думаю, словно нечто, бывшее прежде тайной, можно впоследствии предать огласке. Кто такой Софос?

— Воин спартанской армии. Вероятно, очень высокопоставленный.

— Можно спросить, откуда тебе это известно? Он тебе сказал?

— Я догадался по браслету из ивовой лозы, который Софос носит на левом запястье. Внутри вырезано его имя и номер отряда, каким он командует. Рядовые воины носят подобное украшение на правой руке. Это в обычае спартанской армии. Когда человек погибает в битве, может статься так, что враги снимут с трупа все ценное. Браслет же из ивовой лозы ничего не стоит, поэтому его не украдут, однако на нем содержатся сведения о павшем. На внутренней поверхности его вещицы написано: «Хирисоф».

Я попыталась произнести это бесконечно длинное имя, но безрезультатно.

— Пожалуй, буду продолжать называть его Софосом. И какова его роль в происходящем? Почему он появился столь внезапно?

— Этого я не знаю.

— Думаешь, скажет?

— Думаю, нет.

— Мы спасемся?

— Я от всей души надеюсь на это, но человеку трудно изменить собственную судьбу после того, как Мойры спряли ее.

Я понятия не имела, кто такие Мойры, прядущие человеческие судьбы, но все равно испугалась. В наших деревнях тоже рассказывали о женщинах с длинными черными волосами, с темными, глубоко впавшими глазницами они являлись по ночам, чтобы увести живых в царство мертвых, где вместо воздуха — земля, а вместо хлеба — сухая глина…

— Я никогда не оставлю попыток вывести людей в безопасное место — настолько, насколько это зависит от меня. Они удивительные воины, и теперь они — моя родина, учитывая, что в Афины я вернуться не могу.

— Ты действительно хочешь бросить повозки?

— У нас нет выбора.

Я не стала больше задавать вопросов и лежала молча, охваченная тревогой. Ксен, вероятно, понимал это. Прижал меня к себе и прошептал на ухо:

— Я не покину тебя.

Следующий день выдался не менее тяжким, чем предыдущие: враг нападал беспрестанно, армии приходилось идти плотным строем, с поднятыми щитами; повозки ехали посредине. Это было очень утомительно, потому что один щит весил столько же, сколько четверик зерна. Представляю себе, как, должно быть, выглядела наша колонна сверху: огромный колючий ящер, которого постоянно осыпают градом стрел.

Копья и стрелы, вонзаясь в щиты, увеличивали их вес. Время от времени мы устраивали контрнаступление: укрывшись за каким-нибудь выступом, стреляли из луков и пращей, и удавалось уложить некоторое количество врагов. Ксен сказал, что родосские пращники могут попасть человеку в середину лба с расстояния пятидесяти шагов.

Наконец, пройдя небольшие холмы, устроили привал и приступили к выполнению разработанного полководцами плана. Воины разожгли костры, разбили несколько палаток и выставили часовых. Как только стемнело, персы, следившие за нами, как и каждый вечер, ускакали в лагерь, а мы начали собираться в путь. Вечерняя звезда, огромная и яркая, выкатилась на средину неба, сопровождая ровно очерченный лунный серп рогами кверху. Земля вокруг имела светлый оттенок, поэтому нам не трудно было находить дорогу; темнота же защищала нас во время этого ночного похода. Мужчины разобрали палатки, перекусили и по приказу Софоса, передававшемуся из уст в уста, двинулись в путь в абсолютной тишине.

Мы шли всю ночь, беззвучно и довольно быстро. Воины погрузили щиты на повозки, чтобы двигаться быстрее, но каждый с легкостью мог определить, где находится принадлежащий ему: он точно знал его местоположение и представлял себе, как взять его в руку в случае необходимости. Все распоряжения передавались из уст в уста, вполголоса и без промедления.