Бальзам из сожалений - Евгения Михайлова

для изучения как особо загадочный феномен. То, что ты наговорила у нас, на сто процентов совпало с текстом, записанным камерой в клинике Масленникова. И при этом ты смахивала на зомби.

– Ты что! Вы с ума сошли?! Какая, к чертям, лаборатория?!

– Да, тебе до адекватности еще далеко. То была моя невинная шутка, дорогая. Но, как говорится, в каждой шутке есть доля… в данном случае открытия. Масленников был впечатлен твоим аномальным дарованием, Сергей даже решил выпить, чтобы справиться с потрясением. А я… Знаешь, что думаю я? Твоя Алексеева таки колдунья в самом прямом и дремучем смысле слова. Она превратила тебя в мистический персонаж для своих фантазий. И это не шутка. Когда ты мне показала ее фотки, я сразу понял, насколько она сильнее и опаснее тебя.

– Это не шутка, а просто твоя привычная дурь. Кирилл, я должна срочно послушать текст. У меня сейчас голова совершенно пустая.

К Оле вдруг вернулись ее постоянное нетерпение и голодное любопытство. Как же так! Опять эти горе-сыщики узнали первыми что-то важное из того, что Марина доверила только ей, Оле. А она сама даже приблизительно не помнит, о чем там была речь.

Ольга вскочила, сбегала в душ, включила комп, с благодарностью обнаружив на столе большую чашку горячего кофе со сливками, и оценила деликатное отсутствие в квартире Кирилла. Все-таки есть в нем что-то пленительно приятное. Сейчас это вообще кажется похожим на чуткость.

А Марина… Только Марина может быть такой страстно откровенной и такой благородной… Оля прослушала ее повествование с горящим от сострадания сердцем, в каких-то местах зажимала руками рот, чтобы не вырвался стон жалости. Каждое слово Марины находило в Оле отклик, каждая мысль казалась единственно верной. Но…

Но получалось, что Марина всех прямых участников тех несчастных событий полностью вывела из поля малейших подозрений. И что же тогда? Оля переслушивала какие-то места вновь и вновь. И всякий раз преодолевала угрызения совести. Она как будто не просто подслушивала самые выстраданные, от всех оберегаемые мысли Марины, она еще и сделала их достоянием бесстрастного и беспощадного следствия. Кто знает, придут ли Кольцов и Масленников к таким же выводам, как Оля. Согласятся ли с Мариной, которая рассказала о том, на чем сама себе поставила запрет. Рассказала, чтобы защитить от подозрений тех, кто причинил ей боль. Она же сама говорит, что раны никогда не заживут.

Вот. О муже Артеме. Марина:

– Нас притянула друг к другу, наверное, наша непохожесть. Артем – скрытный, самолюбивый, вспыльчивый и бывает даже неукротимым. У меня, кажется, все наоборот. Когда мы познакомились, он виделся мне олицетворением человеческой уверенности, отваги и мужской силы. И он был в моих глазах первым человеком, которого я могла назвать настоящим взрослым в самом привлекательном для меня смысле. Я была в свои девятнадцать лет совершенно беспомощной, в душе робкой и готовой к зависимости от того, кто подарит мне ту самую великую любовь в обмен на мою свободу. Я не видела в том западни. Артему удавалось сохранять благородство в своих самых неистовых проявлениях. Но я взрослела, делала выводы и понимала, что его властность и категоричность – именно то, что мешает мне не только жить, любить, но и дышать. Я даже не пыталась ему что-то объяснить, он просто не смог бы дослушать. И случилась та ночь, когда Артем взломал дверь кабинета Крылова… Наверное, он его убил бы, если бы не сдержал следующий удар… Но Артем сумел остановиться… Мы все в той страшной сцене были виноваты и все страшно пострадали. Мы не спасли друг друга от самих себя. Но сейчас, после стольких лет полной разлуки, я знаю только то, что по-человечески люблю и жалею Артема, но мы больше никогда не окажемся рядом. Это запрет. Наш союз оказался взаимным покушением на убийство душ. Но я ни на секунду не сомневаюсь, что в главном Артем остался благородным человеком и для всего мира, и для меня. Он никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах не способен на подлое, тайное злодейство. На жалкую и позорную месть.

О режиссере Крылове:

– Николай по-настоящему талантливый мастер. У него гениальное чутье, это известно всем. И он, конечно, осчастливил меня своим выбором. Он назначил меня единственной примой не только театра, но и своей жизни. Оля, я никогда и никому не могла рассказать, что этот бурлящий океан слухов, сплетен и предположений по поводу наших отношений даже на сантиметр не приближался к правде. Правда куда более шокирующая, чем могли бы себе представить бесчувственные и толстокожие охотники за чужими тайнами. Она настолько проще и сложнее, что понять ее способен только умный и добрый. А я после случившегося была уверена, что таких не бывает. Оля, только ты и сможешь поверить в то, что между нами ничего не было. Ничего по-настоящему серьезного и взрослого. Не было секса в самом откровенном смысле слова. Николай на самом деле был в меня влюблен. Как в сбывшуюся мечту. То была мечта режиссера об идеальной актрисе, о венце его творения. Он хотел из меня создать свою Галатею. Да, конечно, в этом было и мужское отношение, с которым он с трудом справлялся. Но это проявлялось почти по-детски невинно. Крылов на самом деле по вечерам торопился передать мне все, что подарил ему богатый опыт. Он говорил, что только со мной сумеет осуществить свои самые амбициозные планы и проекты. И беда лишь в том, что для такого осуществления ему была нужна не только идеальная актриса, но и идеальная женщина. Крылов внушил себе, что это я, чем и превратил наше существование в адскую пытку. Мы работали до полуночи, и он постоянно боролся с собой, боялся оскорбить и напугать меня самым легким прикосновением или слишком интимным словом. А истинное отношение постоянно прорывалось, он терял контроль и тут же испытывал вину и страх. Да, Коля больше всего боялся нарушить границу нашего молчаливого договора – и за ней потерять все, чего добивался по своему великому счету. А я… Я мучилась от неловкости ситуации. И… Я страшно жалела его. Николай – ни в коем случае не тот человек, который способен на ненависть к женщине, которую по-настоящему полюбил. И, конечно, у него не могла появиться мысль о мести. Он страдает и потому, что считает себя виноватым в том, что наши жизни оказались разрушенными.

Когда Кирилл с Кольцовым пришли к Ольге, они застали ее в состоянии полной растерянности,