Герман Геринг — маршал рейха - Генрих Гротов

Геринг читал эти истории с явным удовольствием и потом пересказывал их Эмме. Но о чем он с ней и словом не обмолвился — так это его собственное досье, повествующее со всеми подробностями о его морфинизме и временном пребывании в шведской психиатрической лечебнице. Он с должной выдержкой прочитал эти тягостные разоблачения, но, дойдя до последних строк, взревел от возмущения. Его досье заканчивалось словами: «Он проявляет многие признаки латентной подавляемой гомосексуальности и склонен к ярким и пышным нарядам и использованию косметики. Однако нет никаких доказательств того, что его близкая дружба с Паулем [Пилли] Кёрнером является чем-то ненормальным». Намек на то, что он разделял сексуальные наклонности Эрнста Рема, которые он терпел, но никак не одобрял, вызвали в нем такую ярость, что он разорвал досье на части и расшвырял их по комнате.

К 17 февраля 1933 года он собрал уже достаточно информации, чтобы начать широкомасштабную чистку министерства и прусской полиции, и скоро десятки окружных и районных полицейских начальников, сотни инспекторов и тысячи нижних полицейских чинов неожиданно для себя получили краткие извещения, что их служба окончена. Тем, кто заслужил пенсию, предлагалось заполнить во всех деталях прилагаемый бланк и ждать решения суда, который будет слушать их дело. Более важные чиновники увольнялись Герингом лично, и в их числе оказался молодой доктор Роберт Кемпнер, бывший юридическим советником отдела по делам полиции в прусском министерстве внутренних дел и членом республиканского союза судей в Берлине, с которым было связано несколько успешных дел против штурмовиков и эсэсовцев, участвовавших в политических демонстрациях. Являясь противником нацистов, Кемпнер поддерживал усилия правительства социал-демократов не допустить Гитлера к власти, и в его досье Геринг обнаружил предложение арестовать Адольфа Гитлера по обвинению в государственной измене на том основании, что какое-то время он потворствовал Эрнсту Рему, готовившему своих штурмовиков к вооруженному восстанию.

Новый министр внутренних дел яростно обрушился на Кемпнера за то, что тот осмелился затевать преследование фюрера, и объявил, что тот уволен из ведомства.

— Ваше счастье, что я не посадил вас за решетку! — кричал Геринг. — Убирайтесь! И не попадайтесь мне больше на глаза!

Однако это все же произошло, как мы еще увидим.

С завершением чистки «авгиевых конюшен» (как охарактеризовал эту акцию Геринга Геббельс в своем дневнике), Геринг мог расставить на ключевые посты своих людей. Его друг Пилли Кёрнер стал статс-секретарем министерства внутренних дел Пруссии, Рудольф Дильс — руководителем ІА, политического отдела полиции, граф Вольф фон Гелльдорф, участник первой мировой войны, который вступил затем в Добровольческий корпус в составе «батальона Россбаха» и участвовал в уличных сражениях с коммунистами в Рейнланде, потом был участником Капповского путча 1920 года и, наконец, руководителем СА в Берлине, был назначен полицай-президентом Потсдама. В свой собственный штат в качестве главного помощника Геринг взял доктора Эриха Гритцбаха, который позднее описал его биографию, заведовать прессой поставил Мартина Зоммерфельда, тоже написавшего его биографию, а энергичную и исполнительную женщину, фрау Грету фон Корнатцки, назначил своим секретарем.

Для тех полицейских чинов и гражданских служащих, которые избежали чистки (следует отметить, что большинство чиновников прусского министерства внутренних дел были готовы служить новому шефу), он выпустил манифест, в котором прямо объявлял, что теперь полиция должна избегать любых проявлений враждебности в отношении «национальных объединений и партий», и рекомендовал относиться к этим организациям с «пониманием». Но потом давал понять, что это относится только к нацистам и националистам и ни к кому более.

«С другой стороны, — продолжал Геринг, — деятельность организаций, враждебных государству, должна пресекаться самыми строгими мерами. В деле противодействия терроризму и налетам коммунистов не должно быть послаблений, и в случае необходимости должны применяться револьверы без страха перед последствиями. Полицейские, открывающие огонь из револьверов при выполнении своих обязанностей, будут пользоваться моей защитой, вне зависимости от последствий их действий. Должностным же лицам, допустившим промахи из ложного опасения перед последствиями, следует ожидать дисциплинарных взысканий. Защита граждан требует строжайшего применения предписываемых законом мер к запрещенным демонстрациям, запрещенным митингам, подстрекательству к государственной измене, массовым забастовкам, мятежам, оскорблениям в печати и всем другим заслуживающим наказания противоправным действиям нарушителей закона и порядка. Каждый полицейский должен постоянно помнить о том, что промах, явившийся следствием непринятия мер, — более тяжкий проступок, чем ошибка, совершенная при их принятии. Я надеюсь и ожидаю, что все чины полиции будут единодушны со мной в нашем общем деле защиты отечества от угрожающих ему бедствий сплочением и укреплением наших национальных сил».

22 февраля Геринг предпринял следующий шаг к приведению полиции под свой полный контроль, влив туда штурмовиков и эсэсовцев, а также членов «Стального шлема» в качестве вспомогательных частей. Отправляясь в патрулирование с полицейскими, первые продолжали носить нацистскую форму и только надевали на рукава белые повязки, свидетельствовавшие об их вспомогательном статусе, но уже совсем скоро им предстояло стать главной силой.

Командуя авиаполком «Рихтгофен», Геринг доказал, что он может быть незаурядным руководителем, вместе с тем тогда же обнаружилось, что ему нравится постоянно показывать своим подчиненным, кто у них босс. Теперь на своем новом месте он быстро продемонстрировал, что не утратил ни своих организаторских способностей, ни диктаторских замашек.

— Приближается время, — заявил он в своей речи в Дортмунде, — когда в Пруссии будет только один человек, который возьмет на себя всю власть и всю ответственность, и этот человек — я. Каждому, кто будет исполнять свой долг на службе государству, выполнять мои приказы и без колебаний пускать в ход револьвер, подвергаясь нападению, будет гарантирована моя защита. И напротив, те, кто станет малодушничать, будут мной быстро вышвырнуты с работы. Каждая пуля, вылетевшая из ствола полицейского оружия, — это пуля, выпущенная мной. Если вы скажете — это убийство, значит, я — убийца.

Он выдержал паузу, затем медленно произнес:

— Я знаю только два типа людей — это те, кто с нами, и те, кто против нас.