Герман Геринг — маршал рейха - Генрих Гротов

Таким стал новый кабинет, в котором нацистов оказалось трое против восьми, и эти восьмеро ненацистов и президент Гинденбург были уверены, что они достаточно сильны, чтобы затормозить любую попытку со стороны Гитлера осуществить радикальные идеи из своей программы.

Поэтому, улыбаясь корреспондентам и принимая поздравления от друзей, Геринг был внутренне поглощен проблемой их следующего шага — как бы нацистам перехитрить президента и правительство и получить в свои руки полную власть, чтобы начать управлять немецким народом?

Но не показывая на людях своей озабоченности, для которой имелись еще и другие причины, Геринг немного приоткрыл маску, когда остался наедине с Эммой. Тем вечером по главным улицам Берлина намечалось грандиозное факельное шествие штурмовиков, эсэсовцев, членов «Стального шлема» и «Кифхойзера» (Имперского союза ветеранов), и он снял для Эммы номер в отеле «Кайзерхоф», расположенном на Вильгельмплатц напротив рейхсканцелярии, чтобы она могла хорошо все увидеть.

«Однако Герман, как видно, был не очень уверен в настроении толпы, — вспоминала Эмма, — потому что он вручил мне револьвер со словами: „Вот, возьми это на всякий случай“».

(Ситуация в последние дни перед их приходом к власти была довольно тревожной для нацистов. 29 января социал-демократы организовали в Берлине и других городах колонны для маршей протеста под лозунгами «Долой нацизм!», «Долой Гитлера!», «Не хотим диктатуры!», ораторы на митингах призывали Гинденбурга не допускать к власти Гитлера. 30 января коммунисты призвали провести всеобщую забастовку, а генерал Курт фон Шлейхер, который стал последним веймарским канцлером и был вынужден уйти в отставку под давлением президента, по слухам, намеревался с помощью потсдамского гарнизона воспрепятствовать назначению Гитлера, так что фюрер, узнав об этом, впал в истерику, Геббельс — в ярость, и только Геринг советовал хранить спокойствие.)

Эмма, которую оружие приводило в ужас, потихоньку передала его Силли, горничной Геринга, провожавшей ее в «Кайзерхоф».

Геринг, одетый в форму СА («Она не шла ему — коричневый не его цвет», — делилась потом Эмма), с наступлением темноты отправился в рейхсканцелярию. В Тиргартене (районе знаменитого берлинского зоологического сада) факелы были зажжены, и грандиозный парад начался. Когда река огней, минуя Бранденбургские ворота, потекла по Вильгельмштрассе, глазеющая толпа начала реветь в восхищении и экстазе, и Геринг, вне всякого сомнения, почувствовал облегчение. Когда шествие проходило мимо дворца рейхспрезидента, старый фельдмаршал, стоявший у окна прямой как шомпол, глядя на четко марширующие шеренги, как говорят, заметил:

— Если бы я знал, что он может так вышколить бойцов, я послал бы за этим парнем раньше.

Адольф Гитлер стоял на балконе рейхсканцелярии, подняв руку в нацистском салюте, бесстрастно обозревая разворачивающееся перед ним действо, принимал рукоплескания и приветствия толпы. Позади него находился Герман Геринг, который вел радиопередачу для немецкого народа.

— Мои германские товарищи! — вещал он. — В то время, как я стою здесь, у микрофона, у рейхсканцелярии собрались сотни тысяч людей. Все они испытывают настроение, которое можно сравнить разве только с энтузиазмом 1914 года, когда нация поднималась на защиту фатерланда, чести и свободы. 30 января 1933 года войдет в историю Германии как день, когда нация, после четырнадцати лет горя, страданий и стыда, вновь обратилась к своей прежней славе… Посмотрите только на великого фельдмаршала, который присоединился к молодому поколению! Теперь он встал рядом с новым молодым вождем, который поведет нацию к новому и лучшему будущему. Сотни тысяч немцев, бурно ликующих перед этими окнами, возвещают этот день, вдохновляемые новой верой, что будущее принесет нам то, за что мы боролись несмотря на неудачи и разочарования: хлеб и работу — всем немцам, свободу и достоинство — нации.

Парад закончился, штурмовики, эсэсовцы, члены союза «Стальной шлем» и толпы бюргеров, лавочников, мелких домовладельцев и почтовых служащих, мужчин и женщин стали разбредаться по кафе и пивным на открытом воздухе. В рейхсканцелярии был устроен торжественный прием, но Гитлер, Геринг и большинство остальных видных нацистов скоро ушли оттуда к принцу Августу Вильгельму, так как в полночь начинался день рождения Ави, и он организовывал двойное празднование. Зазвучали тосты за императорскую фамилию, за Гитлера, за национал-социалистов и за фатерланд.

Было уже около трех часов утра, когда Геринг вернулся домой, где его ожидала Эмма. Но когда он предложил отправиться в постель, чтобы чудесным образом завершить этот триумфальный день, Эмма покачала головой. Ей нужно возвращаться в Веймар, сказала она, и немедленно.

— Возвращаться в Веймар в такой день? — спросил изумленный Геринг.

Да, ответила Эмма. Утром в Национальном театре начнется репетиция «Фауста», и очень важно, чтобы она на ней присутствовала, потому что будет исполнять ведущую роль Маргариты.

…Принимая пост министра внутренних дел Пруссии, Геринг прекрасно представлял, что стоит за столь важно звучащей должностью. Знал, что, когда получит ключи от своего нового кабинета в здании министерства, он будет держать в руках ключи от власти, так как министр внутренних дел Пруссии контролировал полицию, а с полицией, подчиняющейся его распоряжениям, практически не останется того, чего он не сможет осуществить.

Для Эммы Зоннеман, пожалуй, было даже хорошо, что в течение трех последующих недель она была поглощена ролью Маргариты, так как за это время ей нечасто удавалось увидеться со своим возлюбленным из-за его крайней занятости. (Хотя сама Эмма говорит, что он совершал «опасные ночные поездки» на автомобиле из Берлина в Веймар, а она уезжала на последнем поезде в Берлин, чтобы на первом вернуться обратно.) Геринг переехал в министерство внутренних дел и первым делом затребовал досье всех старших должностных лиц, после чего занялся их изучением вместе с чиновником по имени Рудольф Дильс, который работал в так называемом отделе ІА берлинской полиции. Этот отдел, несмотря на существующий в Веймарской республике запрет, занимался политической разведкой, и Рудольф Дильс был просто ходячей энциклопедией политических воззрений своих коллег. Геринг решил убрать из министерства и полиции всех, кого можно было явно заподозрить в антипатии к нацистам. Дильс до этого момента был ярым антикоммунистом, но теперь он значительно расширил диапазон свой политической неприязни и добавил в черный список Геринга тех, кто был хоть немного левее центра. Он также устроил новому боссу своего рода развлечение в виде досье из отдела ІА, в которых личная жизнь некоторых его соратников по партии описывалась со всеми нелицеприятными подробностями. Там, например, содержался детальный отчет о судебном процессе, каким-то образом ускользнувшем от прессы, на котором некая немецкая баронесса рассказывала, как она формально усыновила Иоахима Риббентропа, ныне видного члена партии, с тем чтобы он мог добавить к своей фамилии аристократическое «фон», и теперь хотела получить деньги, которые он обещал ей вручить, когда заключит «удачный» брак. Оплата должна была осуществиться, утверждала баронесса, после того как фон Риббентроп получил в невесты дочь Отто Хенкеля, крупнейшего германского производителя шампанского. Имелся длинный доклад об отношениях Рема с «мальчиками», доклад о дружбе Альфреда Розенберга с еврейской девушкой (составленный прежде всего потому, что он был главным идеологом антисемитизма), о предполагаемом лжесвидетельстве Гитлера при подаче заявления на германское гражданство (он был австрийцем по рождению) и о связях гауляйтера Готфрида Федера, одного из главных специалистов по экономике в партии, с евреями-ростовщиками.