Царь и Бог. Петр Великий и его утопия - Яков Аркадьевич Гордин

его пророчества охотно приняли». И на полях царевич написал: «Зри охота баб к пророкам лживым». Алексей тщательно выискивает примеры наказания владык за неуважение к церкви.

«Михаил Цесарь церковными Тайнами играл».

Византийский император Михаил III, сын раскаявшегося на смертном одре Феофила, в византийской историографии – и, соответственно, у Барония – был представлен пьяницей. Он цинично кощунствовал над святынями. Византийский историк Симеон Метафраст писал о Михаиле: «За столом в пьяной компании товарищи его пиршества состязались в бесчинствах, а царь любовался этим». Михаил издевался над благочестием своей матери и в конце концов был убит. Алексею были хорошо известны Всешутейший, Всепьянейший и Сумасброднейший Собор – любимое развлечение Петра – и культ пьянства в его окружении.

«Во Франции веси церковны Короли отымали и раздавали своим слугам, и те, которые брали, великое наказание от святых, во сне явившихся, имели».

«Василий Цесарь церкви, священные Фотием Патриархом, сломать велел».

Это борьба иконопочитателей и иконоборцев в Византии. Василий восстановил почитание икон после того, как убил распутника Михаила. Возможно, при нем произошло «первое крещение Руси», когда были обращены в христианство киевские князья Аскольд и Дир.

Причем Алексей обращает внимание на преступления не только светских, но и церковных владык.

«Феофила Александрийского извержение монахов долгих (похваляет неправедно Борониуш)». Это страшная история массового убийства монахов «Долгого братства» – отшельников, живших в пещерах. Епископ Феофил обвинил их в ереси за то, что они укрывали у себя священника Исидора, обличавшего «сребролюбие» Феофила.

Епископ Феофил сам возглавил карательную экспедицию. Горькая парадоксальность заключалась в том, что монахов, убитых по приказу Феофила, канонизированного церковью, тоже канонизировали. Жертвами святого Феофила оказались тоже святые.

Алексей этой жестокости и позиции Барония не одобрил.

Он сочувственно цитирует святого Амвросия: «Не Цесарево дело вольный язык унимать, не иерейское дело, что разумеет, не глаголати». То есть иерей волен в своей проповеди. Известно, что авторитет святого Амвросия был столь велик, что святой вынудил императора Феодосия I публично раскаяться в своей жестокости.

Алексей явно осуждает практику насильственного пострижения в монахини, чему подверглась любимая им мать, и выписывает: «Майоран Цесарь Западный дал указ, чтоб отцы дочерей своих в монашество не нудили, и которые от отцов неволею в монастырь даны, чтоб прежде 40 лет не постригать».

Иногда выписки вполне аллюзионны.

«Стефан седьмой Папа Формоса мертвого казнил».

«Отон Цесарь Римского старосту Рогфреда, из гроба выняв, казнил».

Алексею была прекрасно известна история казни стрелецкого полковника Ивана Цыклера, окольничего Соковнина и стольника Федора Пушкина, обвиненных в заговоре против Петра. К месту казни было привезено на свиньях извлеченное из могилы тело боярина Ивана Милославского, дяди царевны Софьи, которого Петр считал своим врагом, и положено под помост с плахой. И кровь казненных стекала на труп Милославского.

Политический быт остро интересовал Алексея – интриги с постоянным участием женщин, убийства и узурпации, своеволие императоров и римских пап, противостояние церкви и светской власти накладывались в его сознании на окружающую российскую реальность.

«Иоанн Папа 12-й через блядей своих сделал, чтоб было Цесаря Оттона и Леона убили, только они ушли, а он престол приял помощию бабиею и Леона проклял». Это бурная история вражды императора Священной Римской империи и папы Иоанна XII. Леон – папа Лев VIII, которым император заменил распутного Иоанна XII.

Алексей аккумулировал в своих выписках страшный опыт реальной вненравственной политики.

Одним из важных аспектов работы царевича над текстом Барония была полемика как с самим автором, так и с переводчиком и комментатором Петром Скаргой. И полемика эта свидетельствует о широкой начитанности Алексея в литературе церковно-исторической, не только европейской, но и отечественной.

Некоторые выписки сопровождаются пометками на полях: «Все ложь сплош». У него были свои источники.

Он проработал внушительный труд Барония тщательно и вдумчиво. В его выписках нет ничего случайного. С их помощью он воссоздал зловещую и опасную картину мира, каким он его представлял.

Тени безжалостного Петра и коварной Екатерины витали над листами, которые исписывал Алексей в карлсбадской тишине.

Глубоко осмысленная работа над текстом Барония была одним из аспектов многообразной подготовки к будущему царствованию – концентрация отрицательного опыта, явное отталкивание от коварства и жестокости.

Алексей с юности был вполне самостоятелен в выборе материала для размышлений. В том числе о месте своего рода в историческом процессе, что связано было с проблемой легитимности.

Как и в случае с трактатом Сааведры, пристальный интерес Алексея к «Анналам» Барония свидетельствует о родстве его взглядов с интересами князя Дмитрия Михайловича Голицына.

В марте 1722 года по доносу Феофана Прокоповича был арестован иеромонах Симон Кохановский. При нем нашли несколько книг, в частности взятых для прочтения у князя Дмитрия Михайловича. Среди них «два Барониуша новые».

Князь Дмитрий Михайлович заказывал переводы важных книг киевским монахам, и в том числе Кохановскому. И когда в 1736 году князь был арестован по приказу Анны Иоанновны, а обширная его библиотека конфискована, то в ней оказались три рукописных перевода Барония: «Годовые дела церковные, переведены с Барониуша по год 900», «Барониуш, переведенный с польского языка по год 1198» и «Годовые дела церковные из Барониуша, второго друкования». То есть второе издание.

Это свидетельствует о значении, которое князь Дмитрий Михайлович, политический мыслитель, обдумывавший планы изменения властной системы России, придавал сочинению Барония.

Европеец по своим политическим симпатиям, князь Дмитрий Михайлович, как и царевич, не принимал ни кощунства над церковной традицией, ни унижения церкви как института, и, соответственно, у Барония он находил обильный материал для возможной аргументации. Кроме того, есть все основания полагать, что Голицын презирал Екатерину.

К сожалению, мы не располагаем ни перепиской князя Дмитрия Михайловича и Алексея, ни представлением об их встречах, которые, судя по показаниям царевича на следствии, были.

Один из ближайших к царевичу людей, Алексей Нарышкин, показал на следствии: «В прошлом, де, 1707 году царевич Алексей Петрович, перед отъездом своим из Смоленска, кушал там у господина Солтыкова, и в то время, в разговороех, оный Солтыков, ему, царевичу, сказывал, что роду их Солтыковы выехали с Романовыми из одних Прус, и он, де, царевич, просил у него о том письменного известия, которое он, Солтыков, и обещал, приискав, дать и он, де, царевич, приказал ему, Нарышкину, то известие взяв у него, к себе в Москву прислать, и он, де, Нарышкин, у Солтыкова взяв о том выездную записку и родословную роспись, к нему, царевичу, в Москву прислал».

7

Теперь можно вернуться к тексту рокового письма от 11 октября 1715 года и образу «непотребного сына», введенному в историческую традицию