Царь и Бог. Петр Великий и его утопия - Яков Аркадьевич Гордин

на немецком языке по математике, военному делу, а также религиозного содержания. Помимо иностранных книг, у Алексея Петровича была и русская литература. К сожалению, полная опись русских книг царевича до нас не дошла»[84].

По подсчетам Луппова, библиотека Алексея состояла по меньшей мере из трехсот шестидесяти книг, не считая содержимого сундука. Русских книг было не менее пятидесяти. «Но, по-видимому, – оговаривается историк, – книг было значительно больше…»[85]

Сергей Павлович Луппов был исследователем тщательным и честным. На него давила официально утвержденная репутация Алексея Петровича, но, хорошо представлявший себе характер интересов царевича, он старался быть объективным, отдавая неизбежную дань общепринятому взгляду.

Он писал: «Алексей Петрович вошел в историю как противник Петровских реформ, знамя реакционной оппозиции преобразованиям Петра. Однако это не дает оснований считать его необразованным человеком, противником просвещения. 〈…〉 Такие люди не отрицали пользы просвещения и преобразований, но им казалось, что Россия при Петре двигается слишком быстрыми шагами. 〈…〉 Таким образом, царевич предстает перед нами не как ретроград, а как образованный человек, хотя и реакционных политических взглядов»[86].

6

С августа по октябрь 1714 года Алексей лечился в Карлсбаде. В Петербург он вернулся в декабре.

Как и в Кракове, в Карлсбаде Алексей много читал. В материалах следствия сохранился уникальный по своей смысловой нагрузке документ: «Собственноручные выписки царевича Алексея Петровича из „Барониуша“».

Историки, как правило, пренебрежительно отзываются об этих занятиях царевича, между тем то, что он выписывал из обширного труда, объясняет чрезвычайно многое как в настроении Алексея в канун грозных для него событий, так и в его оценке происходящего в России.

Кардинал Чезаре Баронио, или Цезарь Бароний, крупный церковный деятель и политик, духовник папы римского и глава Ватиканской апостольской библиотеки, в конце XVI – начале XVII века создал двенадцатитомный труд «Церковные анналы». Но это была не только история церкви с момента основания до конца XII века. Собственно церковную историю многознающий Бароний поместил в общий контекст, уделяя немалое внимание взаимоотношениям духовных и светских властей.

Алексей читал «Анналы» с пером в руке, извлекая из этого обширного и насыщенного многообразными сведениями сочинения то, что ему казалось актуальным.

Он читал «Анналы» в польском переводе, сделанном иезуитом Петром Скаргой, проповедником-эрудитом, политическим советником польского короля Сигизмунда III. У Скарги была своя концепция взаимоотношений внутри церкви, и он не только переводил, но и комментировал Барония. И Алексей постоянно с ним полемизирует.

Вообще эти выписки и его комментарии к ним свидетельствуют, помимо прочего, о безусловной начитанности царевича в отношении истории церковной и истории вообще.

Но главным для него, разумеется, была не демонстрация своих знаний, тем более что выписки эти он не собирался обнародовать. Это был материал для обдумывания и поисков исторических аргументов в мысленном споре с отцом.

Выписки можно разбить на несколько сюжетно-смысловых групп. Первая и лично для него наиболее значимая, безусловно, ориентирована на обострившиеся отношения с мачехой.

«Максим Цесарь убит от того, что поверил себя жене, и о сем ту главу всю не без пользы честь». Речь идет об императоре Петронии Максиме, организовавшем убийство своего предшественника и женившемся на его вдове Лицинии Евдоксии. А Лициния призвала могущественного короля вандалов Гейзериха, чтобы отомстить за смерть мужа. В результате Рим был захвачен вандалами и разграблен, а Максим растерзан возмущенными горожанами.

«Убиение Альбоина Короля Лангобардов от жены его и ее смерть чудна». Альбоин, основатель королевства лангобардов в Италии, женился на дочери убитого им вождя германского племени гепидов Розамунде. Он погиб в результате заговора, организованного Розамундой, мстившей за смерть отца. Оба раза коварство женщин соответствовало коварству и жестокости преданных ими мужей. Максим запретил Лицинии оплакивать убитого мужа, а Альбоин заставил Розамунду пить из чаши, сделанной из черепа ее отца.

Алексей, штудируя Барония, постоянно возвращается к драматическим семейным сюжетам разных стран и эпох.

«Феофилово явление, что праведен (ложное), что погубил возведших отца его на царство, и изгнание мачехи, которую отец его беззаконно взял монахинею из монастыря, паки в монастырь». История византийского императора Феофила была, разумеется, значительно сложнее, но Алексею важны были символы, знаковые для его собственной судьбы персонажи: отец, мачеха, монахиня, монастырь… «…Изгнание мачехи…»

«…Погубил возведших отца его на царство…» Первым деянием после воцарения Феофила была казнь сподвижников его отца, убивших предшествующего императора.

«Феофила Цезаря смерть и разверзание уст и прочая, подобна нашему повествованию о нем». Согласно легенде, Феофил, сурово расправлявшийся с почитателями икон, на смертном одре раскаялся и просил прощения за гонения на истинно верующих. «…Разверзание уст…»

Драмы в царственных семьях – постоянно воспроизводимые царевичем ситуации.

«Лотариус отца своего отставил от Цесарства Людовика». Император Священной Римской империи Лотарь I действительно низложил своего отца Людовика Благочестивого. Это, правда, привело к тяжелым потрясениям, и Лотарь получил полную власть только после смерти отца. Но Алексею важно было обнаружить исторический прецедент.

Один из постоянно встречающихся мотивов, выявляемых Алексеем в текстах Барония, – преступления монархов против церкви и кара за эти преступления.

«Уалентиан Цесарь убит за повреждение уставов церковных и за прелюбодеяние». Возможно, Алексей имеет в виду императора Восточной Римской империи Валента, действительно грубо вмешивавшегося в жизнь церкви и погибшего в сражении с готами. Но важна не историческая достоверность, а опять-таки прецедент.

«Хильперик, Французский Король, убит для отъему от церкви имения». Король франков Хильперик действительно презрительно относился к церковным иерархам, завидуя их состоятельности, и не гнушался возможностью воспользоваться церковным имуществом. И действительно был убит в результате заговора.

Для Алексея было немаловажно и то, что в заговоре обвиняли жену Хильперика Фредегонду, коварную интриганку, приказавшую убить сына короля от предшествующей жены. На нее Алексей обратил особое внимание: «Фредегунды, наложницы Хильперика, Короля, хитрость, что сделала, чтобы жена его свою дочь от купели приняла, и того ради от мужа отлучила, и сама за него вышла».

«Никифор, цесарь Греческий, с Архиреев поборы брал и палаты хорошие ломал, а на местах их конюшни делал». Никифор II Фока действительно старался умерить доходы церкви в пользу государства и населения. Его разумная экономическая политика вызвала недовольство и знати, и высшего духовенства, и монашества. Душой заговора стала жена императора Феофано. Никифор был свирепо убит.

«Софья Цесарева от злости по голове мертвого топтала». Эта выписка возникает внезапно – вне связи с соседними текстами. Не очень понятно, кого имеет в виду Алексей. Но ему важно продемонстрировать патологическую жестокость женщины во власти.

Вообще тема женского коварства, пагубной роли женщин в самых разных исторических ситуациях – сквозная.

«Махометанскее злочестие чрез баб расширилось, которыя для лживаго