Я — следователь - Москвитин Валерий Андреевич

Несчастье произошло в один из летних вечеров, в субботу. На улице было еще светло. Дежурный по райотделу капитан Толстиков собирался сходить поужинать и давал наставления своему помощнику — молоденькому сержанту, который на определенное время должен был остаться в отделении один. Вдруг за окнами послышался конский топот...

Через секунду хлопнула входная дверь и на пороге появился запыхавшийся мужчина. Дежурный узнал дорожного мастера ближайшего к городу леспромхоза Павла Чернышева.

— Нашего бухгалтера Соколова и его жену лесовозом задавило! — выкрикнул мастер.

— Позвони в «Скорую», вызови автоинспектора и следователя, а я поехал на место, — коротко скомандовал Толстиков сержанту.

Девять километров милицейский газик преодолел за восемь минут и, взвизгнув тормозами, остановился метрах в двадцати от места происшествия. Толстиков и Чернышев вышли из него и направились к пострадавшим. Соколов был мертв. У его жены оказался рассечен лоб, но тем не менее она уверенно стояла на ногах. Здесь же, на месте, капитан стал выяснять, как все случилось.

...Когда Чернышев верхом на лошади проезжал по мосту, перекинутому через мелководную речушку, он увидел, что с горы навстречу ему на большой скорости мчится груженный лесом «МАЗ». Прижавшись с конем к перилам моста, Чернышев переждал, пока автомашина пройдет мимо. В кабине сидел один из лучших шоферов леспромхоза Семен Усик, который обычно выполнял месячную норму не меньше чем на двести процентов. Съезжая с моста, «МАЗ» подпрыгнул, как на трамплине. «Во дает», — с восхищением подумал Чернышев, глядя вслед скрывшемуся в клубах пыли автомобилю. Он не спеша переехал мост, слез с лошади и повел ее к реке напоить. Потом, подтянув подпруги, одним махом вскочил в седло и поехал в гору. Взобравшись наверх, дорожный мастер замер, не веря своим глазам. Ему стало все ясно, тем более что лежавшая на земле Соколова сквозь стоны повторяла: «Машина, машина...»

Чернышев еще не закончил свой рассказ, как со стороны города подъехали на мотоцикле автоинспектор и следователь милиции Позолотин, а вслед за ними пришла машина неотложной помощи.

Молодой следователь, выпускник школы милиции лейтенант Позолотин, уже знал привычку начальника следственного отделения майора Кузнецова приходить на работу рано утром и в этот день сам пришел пораньше, чтобы услышать мнение начальника о расследуемом деле.

— Заходи, заходи, — пригласил майор, когда Позолотин заглянул к нему в кабинет. — Ну как, закончил, говоришь?

— Закончить-то закончил, Иван Иванович, но шофер Усик стоит на своем: не виновен! — И Позолотин подал Кузнецову ставший уже пухлым том под номером 288.

Майор углубился в чтение, а Позолотин, примостившись на краешке стула, с нетерпением наблюдал за ним.

Доказательств в деле было достаточно, но все же лейтенант чувствовал какую-то неуверенность. Смущало его поведение обвиняемого. В самом начале расследования Усик держался очень спокойно. Он признал, что в установленное следствием время ехал через мост с грузом леса, видел Чернышева верхом на лошади, но супругов Соколовых не встречал и вообще по дороге от лесосеки до моста пешеходы ему не попадались. Он не удивился заключению криминалистической экспертизы, установившей идентичность слепков с тех следов колес автомобиля, которые были обнаружены на месте происшествия, и с колес прицепа его «МАЗа».

— Я же не отказываюсь, — сказал он на это. — Ехал там.

Не удивился он и заключению биологической экспертизы, исследовавшей следы крови на стойке прицепа и установившей ее сходство по группе с кровью погибшего.

— Это моя кровь, — пояснил Усик. — Заматывал при погрузке трос и поранил руку.

Он удивился только тогда, когда жена погибшего показала, что ясно видела за рулем машины, сбившей прицепом ее мужа и отбросившей ее в сторону, именно его, шофера Усика.

Позолотин обратил внимание на то, насколько неподдельным было удивление шофера. На очной ставке с Соколовой он чуть не плакал. Все опрошенные работники леспромхоза и соседи обвиняемого характеризовали его как исключительно честного человека. Но улики выглядели вескими, и их было достаточно. И все же, когда Позолотин вспоминал поведение Усика на допросах, его прямой взгляд, манеру мять грубыми рабочими руками замасленную кепку, его искренние и горячие просьбы: «Разберитесь, гражданин следователь», то начинал мучиться сомнениями. Ему казалось, будто он что-то не доделал. Но что?

Майор закончил читать, откинулся на спинку стула и несколько минут молчал. Затем снова начал листать дело и остановился на заключении судебно-медицинской экспертизы.

— «Прижизненная травма, возникшая в результате сильного удара тупым твердым предметом, каким может являться выступающая часть автомобиля...» — вслух прочел он и задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Да... Не понимаю, почему при таких неопровержимых уликах Усик продолжает запираться.

— Я предполагаю, что он и сам не видел, как совершил наезд, — сказал лейтенант. — Ведь он сбил Соколовых прицепом, когда шел под гору на повышенной скорости. Думаю, любой суд не возвратит это дело на доследование. Давайте направим его в прокуратуру для утверждения.

— Не торопись. Мне кажется, что это не обычное, рядовое дело о нарушении правил движения. Оставь его мне. Хотелось бы устранить некоторые неясности...

Проводя повторную очную ставку, майор обратил внимание на какую-то отрешенность в поведении подозреваемого.

— Всё против меня, — заявил Усик. — Я это преступление не совершал, но вы не поверите.

Больше ничего шофер не сказал. Он сидел вялый и безразличный ко всему, только плечи его временами вздрагивали. Но когда Кузнецов вызвал конвоира, чтобы отправить задержанного в камеру, тот торопливо поднялся и повернулся к Соколовой. Майор не стал ему мешать.

— Пожалейте моих троих детей! — выкрикнул Усик. — Вспомните хорошенько, ведь это был не я! — И он заплакал.

Соколова сильно побледнела и втянула голову в плечи. Казалось даже, вся ее фигура уменьшилась в размерах. Вдруг она поднялась с места и прохрипела, указывая пальцем на подозреваемого:

— Не он!

— Видите, не я, не я, не я! — громко закричал Усик. Он даже запрыгал на месте как сумасшедший.

Майор сразу же начал задавать Соколовой дополнительно вопросы. Ее била крупная дрожь, но она уверенно повторила, что Усик не совершал наезда. Затем она вдруг взмахнула руками и упала без чувств.

В последующие дни Соколова вела себя странно: или молчала, или начинала рыдать. «Чертовщина какая-то, — ругался Кузнецов. — Почему она молчит?» Действительно, несмотря на всю свою настойчивость, он не смог добиться от нее ничего вразумительного.

Удивляясь странностям «старухи», как Иван Иванович назвал ее, он решил изменить тактику. Почти три недели он безвыездно прожил в поселке леспромхоза. Его можно было увидеть в любом из домов поселка, в гараже леспромхоза, на злополучной дороге, где случилось несчастье, на лесных тропинках, веером расходящихся от поселка и пересекающих одна другую. И он добился своего: собрал такие сведения, которые заставили Соколову заговорить. Настал момент, когда Кузнецов в сопровождении понятых появился в доме у одного из жителей поселка.

— Вы арестованы, Нестерец, вот постановление.

— Арестован? — Хозяин дома побледнел. — Вы шутите, товарищ следователь?

— Гражданин следователь, — поправил Иван Иванович.

Нестерец, быстро оправившись от испуга, уже принял независимо-спокойный вид.

— Руки у вас коротки, — усмехнулся он. — Жаловаться буду. Вы за произвол ответите, поняли? Я чист, как росиночка...

— Если не считать убийства Соколова, — холодно добавил Кузнецов.

— Вранье! — дико взвыл Нестерец и схватился за голову. — Я...

— Хватит! — оборвал его майор. — Вы и так нас изрядно подурачили. Из-за вас чуть шофера не обвинили. Да, подготовились вы к преступлению блестяще, рассчитали все до тонкостей. Немудрено, что столько людей сумели ввести в заблуждение.