Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой - Александр Колмогоров

Небо как голубой атлас, солнце сияет и синее море зыблется, точно кто-то дует на него сбоку. Громадный Алупкинский парк — это мечта, феерия, ничего подобного я нигде не видела. Лунной ночью хладнокровный человек может заплакать от умиления. Видела и Ореанду[353] — вся сгорела от страшного варварского пожара. Говорят, поджёг. Великий князь спалил сам и не позволил тушить. А что это была за красота — видно по оставшемуся… Поклонись Бонди[354].

От 8 декабря 1899 года из Ялты:

…Стоят тихие, солнечные дни. Многие сады полны зелени и кое-где с ворот, с карниза, с завитка чугунной решётки свешивается вьющаяся роза, дыша прохожему тонким, слабым, как бы умирающим ароматом. Скажи всем, что я воскресла. Как хорошо возвращаться к жизни. Спим при открытом окне уже 3 дня…[355]

Во второй половине декабря Надежда Александровна была в столице, где её ожидали собственный журнал и два только что изданных романа — «Нарушенная клятва» и «Инна Воронцова».

Из лекции «О счастье», читанной в Петербурге, Москве и других городах (в альбоме автографов русских писателей 1894–1902 годов А. П. Добрыва):[356]

…Если бы человек был безгранично свободен и всемогущ, обладал бы несметным богатством, но у него отняли бы способность любить, страдать и работать, то он проклял бы жизнь. Тогда как бедный, маленький, ничтожный человек, имеющий дар страдать, любить и работать, может быть не только счастлив, но силою души своей с царской щедростью сыпать счастье кругом себя. 1900–31 марта. Н. А. Лухманова[357].

Между тем, издательская деятельность Надежды Александровны, не выдержав жестокой столичной конкуренции, угасала. 52-й и последний номер «Возрождения» вышел в свет 5 марта 1900 года, и журнал благополучно канул в Лету, увы, не оставив заметного следа в русской литературе. Первая, как впрочем и последующая вскоре вторая, попытка писательницы войти в издательский мир не удались.

Возможно, её уязвлённое самолюбие было бы частично вознаграждено, узнай она при жизни оценку своего творчества патриархом русской и мировой классики графом Л. Н. Толстым. Из воспоминаний народного артиста СССР А. Б. Гольденвейзера «Вблизи Толстого»: «…5 июля 1900 года. Нынче Л. Н. гулял со мной и П. А. Сергеенко и неожиданно произнёс: „Я стараюсь любить и ценить современных писателей, но трудно это… А техника теперь дошла до удивительного мастерства. Какая-нибудь Лухманова или Д. так пишет, что просто удивление; где уже Тургеневу или мне, она нам сорок очков вперёд даст!..“»[358]

В какой-то мере о характере отношений писательницы с издателями её произведений может служить переписка с Д. П. Ефимовым.

30 июля 1900 года она обращается к нему с предложением об издании своего романа «Институтка» и сборника 12-ти небольших рассказов «Тайна жизни» в 3000 экземпляров за 600 рублей и 2 августа получает аванс в 300 рублей серебром! Но 20-го сентября просит прибавить ещё 100 рублей и издать на тех же условиях её Рождественские «Страшные рассказы». 22-го сентября издатель переводит ей дополнительно 100 рублей[359], и к концу года «Тайна жизни» выходит в Москве.

К началу лета в печати появляется самая, пожалуй, известная её пьеса «Сибирский Риголетто» по ранее изданному роману. Уже 9-го октября театр г-жи Е. А. Шабельской играет премьеру на столичной сцене [360], а 29-го — в театре коммерческого собрания в Кронштадте [361]. Но очень скоро её увидели жители и других городов, в том числе Перми[362] и Тюмени[363].

Конец года бывший редактор-издатель провела в разъездах по городам России с чтением своих злободневных лекций. На одной из них в Петербурге она была приятно удивлена общением с молодым учёным из института инженеров путей сообщения Александром Александровичем Байковым. Сын присяжного поверенного из Курска и внук артиста императорских театров Сергея Яковлевича Байкова, приходящегося, как оказалось, двоюродным братом её отцу, являлся ровесником сына Бориса. Забегая вперёд, сообщим, что этот самородок добьётся в жизни поразительных успехов и станет выдающимся академиком-металлургом (1932), вице-президентом АН СССР (1942–45), лауреатом Сталинской премии 1-ой степени, Героем Социалистического Труда и упокоится на Новодевичьем кладбище (1946).

Из письма к сыну Борису из Харькова (Конторская ул., дом проф. Шимкова) в С.-Петербург от 11 декабря 1900 года:

…Что с Мишенькой? (речь идёт о М. Ф. Гейслере — А. К..) Он не ответил мне больше, чем на 5 писем. Не отвечает и его мать. Я слишком привязана к ним и до гроба сохраню моё глубокое чувство к нему. Как получишь перевод (50 рублей), побывай у него и немедленно напиши мне в Москву (Б. Молчановка, д. Херсонской) Шишко, он передаст), как его здоровье и самочувствие.

Если бы меня не беспокоили мысли о Вас, то я сказала бы, что никогда не была так весела и счастлива, как теперь. По просьбе молодёжи меня вернули телеграммой из Курска повторить лекцию в Харькове. Последнее выступление у меня в Москве 17 декабря, а 19-го я возвращаюсь. 25 рублей отдай экономке и вели беречь Жужку[364].

По Амуру

Во второй половине мая 1895 года Д. А. Лухманов выехал из Москвы в Благовещенск-на-Амуре, где тогда находилась главная контора управления пароходством. По железной дороге удалось доехать только до Челябинска, далее пришлось нанимать лошадей. Проезжая Курган и делая по 200 вёрст в сутки, Дмитрий Афанасьевич, к сожалению, не сообразил заехать в Тюмень и обнять бывшего отчима Александра Филимоновича и единоутробного брата Григория, которых он не видел… 13 лет!

В Сретенске недавний боцман сел на пароход Амурского общества «Адмирал Чихачёв» и в пути, приняв над ним командование, на 4-й день плавания по Шилке — Аргуни — Амуру прибыл к месту назначения. Не успев представиться руководству, капитан получил лестное предложение — командировку в Японию для закупки буксира и заказа 20-ти судовых шлюпок специального амурского фасона[365] для развивающегося Николаевского порта.

Насыщенный бурными событиями на приграничных с Китаем и Маньчжурией реках, амурский период жизни Дмитрия Афанасьевича растянулся на долгих 6 лет. С открытием навигации 1896 года он командует одним из первых, собранных англичанами, пароходов-буксиров «Иван Вышнеградский» на линии Хабаровск-Благовещенск. Но в начале августа, показав себя с лучшей стороны, назначается официальным начальником экспедиции по обследованию реки Сунгари до Харбина.