Первая в списке - Магдалена Виткевич

доктору. Я решила подружиться с ним. Ради Патриции. И боже упаси, никакого флирта, ну разве что самую малость. У каждой девочки есть свои любимые игрушки: у Майки – пони, у меня тоже были свои любимые игрушки.

*

В доме Патриции я чувствовала себя как в своем собственном. В том, который был у меня двадцать лет назад. Меня накормили картошкой, котлетами и салатом из тертой моркови.

– Как в детском саду, – улыбнулась я.

– Нет, в детском саду не вкусно, – поморщилась Майка. – Вкусный только смурфиковый суп.

– Я такого не знаю, – улыбнулась я в ответ.

– Тогда, тетя, пойдем со мной завтра в садик. Может, как раз он будет.

Всего два дня потребовалось на то, чтобы вернуть себе подругу и стать членом ее семьи. Любимой тетей, которая приносит подарки и отводит ребенка в детский сад.

– Я провожу тебя, обещаю. А потом мы сходим к маме.

– Мама заболела. Но она поправится. Она никогда не бросит нас. Она мне так сказала.

Сколько сил было в этом маленьком человеке. Говоря это, она смотрела на меня своими карими глазами, полными доверия ко мне и веры во все лучшее. Она схватила меня за руку и потащила в свою комнату, где мы провели чудесный вечер, играя в пони. Ах, если бы меня сейчас видел главный редактор!

*

На следующий день я снова поехала в больницу. Конечно, сначала в меня впихнули сытный завтрак. Бабушка Зося чувствовала себя призванной откармливать всех, кто не дотягивал до габаритов борца сумо. Потом, как мы и договорились, я отвела Майку в детский сад. Мне не хотелось возвращаться домой, поэтому я взяла такси и поехала прямо в больницу.

– А не могли бы вы поехать через улицу Флориана Цеиновы?

– Это ж Олива. Крюк придется сделать.

– Знаю, знаю. Мне нужно кое-что увидеть.

Мы ехали по Грюнвальдской, потом свернули в маленькую улочку. Справа стоял бабушкин дом.

– Остановитесь на минутку, – попросила я. Вышла из машины. Посмотрела на калитку: как раз выходил молодой парень. Калитка скрипнула знакомым голосом. Я улыбнулась.

– Хотите войти? – спросил он.

– Нет, нет. Просто я жила здесь раньше. Замечательное было время.

– Это потому что дом замечательный. Папа говорит, что у него хорошая энергетика.

– Наверняка. Берегите его.

– Мы бережем, заботимся. Мы живем здесь всего два года. Но практически ничего не меняли.

– Я вижу. Даже калитка скрипит, как раньше, – улыбнулась я.

– Мне нравится этот скрип. По крайней мере, известно, когда кто-то идет.

На этот раз я улыбнулась про себя. Эта скрипучая калитка несколько раз спасала нас с Петром – прежде чем нас успевали застукать на ковре в столовой. От скрипа до появления гостя обычно проходило пятнадцать секунд. В течение пятнадцати секунд человек мог полностью одеться, включая шнуровку мартинсов. Проверено – я не раз убеждалась в этом.

– Ты прав. Скрип часто оказывается полезным. Пока.

Я помахала парню и села в такси.

– Теперь на Приморье, пожалуйста. Ягеллонская.

Таксист ни о чем не спрашивал. Он поехал вдоль самого длинного жилого дома, который здесь называют кто волнорезом, кто волной, потом свернул у аптеки в небольшую улочку. На этот раз я не выходила из машины. Посмотрела на приоткрытые окна на третьем этаже. Поток воздуха вытянул занавеску наружу. Сквозняк, не иначе. Мама не любила сквозняки. Здесь что-то не так… Достаточно было выйти из машины, позвонить по домофону на номер девять и сказать: «Здравствуй, мама, здравствуй, папа, это я, ваша дочь, приехала к вам в гости».

Если бы это было так легко, я бы сразу побежала. К сожалению, тогда мне это казалось невозможным.

Когда я приехала в больницу, обход уже завершился. Я снова постучалась в кабинет доктора Станиславского.

– Здравствуйте, – прошептала я голосом маленькой девочки, но мое глубокое декольте, казалось, шептало что-то совсем другое.

– Добрый день. Я ждал вас. Пожалуйста. – Он указал на стул напротив себя.

Я села, закинув ногу на ногу. Конечно, я осознавала свои сильные стороны и очень часто ими пользовалась.

– И какие же прогнозы?

– Трудно сказать. – Доктор начал просматривать документы. – В лечении острого миелоидного лейкоза мало что изменилось за последние двадцать лет. Нам повезло, что пани Патриция молода. Гораздо лучше лечение проходит у людей молодых. У подавляющего большинства больных достигается многолетняя выживаемость. В принципе, ее можно лечить фармакологически. Однако в ее конкретном случае лучше было бы сделать пересадку костного мозга от донора. При том что мы продолжим фармакотерапию.

– Вы уже нашли донора?

– Пани…

– Ина. Каролина.

– Пани Каролина, пока рано говорить об этом.

– Значит, есть кто-то?

– Я сказал вам – говорить об этом пока рано.

– А когда мы сможем говорить об этом? Когда будет донор?

– Понимаете… Когда донор пройдет тщательные обследования и мы поймем, что он подходит, мы обязательно начнем готовить пани Патрицию к этой процедуре.

– Вы сказали «когда донор пройдет тщательное обследование», – не отступала я. – Значит, он уже нашелся?

– Пани Каролина. Я уже сказал вам, что больше ничего не могу сообщить.

– То есть вы не можете сказать, есть надежда или нет? – не унималась я.

– Надежда есть всегда. – Он улыбнулся. – Особенно в этом отделении.

Я осталась очень недовольна этой встречей: вроде как что-то узнала, но в итоге ничего.

Патриция была не в форме. Все время спала. Мы даже не разговаривали. Я смотрела на ее изможденное лицо, почти ничем не напоминающее ту Пати, какой я ее знала раньше. Я исполнилась решимости сделать все, чтобы она выздоровела.

*

Я вышла из здания, вытащила телефон, чтобы вызвать такси, и закурила.

– Это надо бросать, – услышала я голос.

– Что бросать? – Я обернулась и увидела в дверях доктора Станиславского.

– Курить.

– Это так, это нервы.

– А что мне, врачу, остается сказать, когда я вижу такое? – Он пожал плечами.

– Действительно, что? Ну, например: переходите на сигары, обычная сигарета ваш стресс не снимет.

А дальше была картина маслом: элегантным движением изящной руки я бросаю элегантную сигарету на тротуар и придавливаю ее стройной ногой, обутой в последний писк высокой моды.

– Может, вас подвезти? – предложил он.

Я удивленно посмотрела на него.

– Ну, разве что вы едете в сторону Собутки.

– Могу поехать. Мое дежурство только что закончилось.

– Что ж, так и быть, не откажу вам в удовольствии подвезти меня.

– Вы давно знакомы с пани Патрицией?

– Давно… больше двадцати лет…

– Я не видел вас здесь раньше.

– Я была далеко, – сказала я. (А ведь я на самом деле была далеко. Мыслями, воспоминаниями.) – Я была очень далеко, пан доктор.

Когда мы подъехали к