Путь в Европу - Сборник статей

Наконец, в-четвертых , либерализация экономики соответствовала, как я думаю, индивидуалистической природе польской ментальности, инстинктивно отторгавшей предписанный официальный коллективизм. Наши либеральные реформаторы, осуществляя переход к свободному рынку, апеллировали к чувству индивидуальной свободы, понимаемой как личная ответственность. Такое понимание свободы (в отличие от ее русского толкования как вольницы) глубоко укоренено в польской культурной традиции. Естественно, что наиболее восприимчивой к новым идеям оказалась молодежь. В Польше 1980-х, где существовала карточная система, где все было серым, где над нами довлело чувство утраты своей истории, где не было никаких условий для индивидуальной инициативы и творчества, молодые люди испытывали дискомфорт. Я в то время работал научным сотрудником, одновременно занимался подпольной деятельностью и хорошо помню тогдашнее ощущение тусклости и бесперспективности жизни. Была потребность от всего этого оторваться. И не только у меня и таких, как я. В молодой Польше сложилась психологическая атмосфера для реформаторского прорыва, благодаря чему он и стал возможен.

Все эти факторы, обусловившие начало и успех наших реформ, действовали совокупно, дополняя друг друга. Они сошлись, как в древнегреческом театре с его единством места, времени и действия. Благодаря этому и стал возможен общий позитивный эффект преобразований.

Евгений Ясин:

Мне показалось, что в вашем изложении картина выглядит несколько идеализированной. Ведь вскоре после начала либеральных экономических реформ к власти в Польше пришли бывшие коммунисты, переименовавшие себя в социалистов. Да и последующий успех братьев Качинских, апеллировавших к традиционалистским архетипам, тоже вряд ли случаен. Поэтому я и спрашивал о том, как воспринимает сегодня польское население начальный период ваших реформ.

Мне это тем более интересно, что через два года после вас русские либералы сделали примерно то же самое. Теперь люди их проклинают, а власти не без успеха такие настроения подогревают: вот, мол, либералы все развалили, а нам теперь приходится «спасать Россию». У вас было иначе?

Ярослав Браткевич: Такого отношения к реформаторам социалистической экономики, как в России, в Польше нет. Большинство понимает, что последующие успехи страны стали возможны благодаря тем, кто осуществлял шоковую терапию. Но правда и то, что многие поначалу их реформами, позитивные результаты которых сказались не сразу, были недовольны. Поэтому потенциал доверия к «Солидарности» начал быстро иссякать, и уже парламентские выборы 1993 года выиграли экс-коммунисты…

Игорь Клямкин (вице-президент Фонда «Либеральная миссия»): Но еще до этого «Солидарность» раскололась, и на первых ваших президентских выборах 1992 года главе реформаторского правительства Тодеушу Мазовецкому противостоял Лех Валенса, шедший на выборы с критикой либеральных реформ, которые осуществлялись якобы в интересах «новой номенклатуры» и в ущерб большинству народа.

Ярослав Браткевич:

Это так. Но после победы Валенсы ни одному из осколков распавшейся «Солидарности» консолидировать прежний ее электорат не удалось (необходимость склеивания этих осколков в крупные блоки была осознана лишь к следующему избирательному циклу). Во времена глубоких социальных трансформаций маятник общественных настроений всегда очень сильно колеблется. Теперь амплитуда его колебаний значительно меньше, но тогда она была очень большой.

Преобладающая часть трудностей, которыми были отмечены первые годы реформ, давно уже в прошлом. Однако некоторые негативные последствия, в той или иной степени характерные для социально-экономической трансформации всех посткоммунистических стран, оказались более долгосрочными.

Прежде всего я имею в виду явление, которое часто называют политическим капитализмом. Это когда политический статус создает возможность для извлечения экономической ренты. Или, пользуясь выражением братьев Качинских, речь идет о своего рода бриджевом столике, за которым располагаются политики, бизнесмены, спецслужбы и криминал, ведущие взаимовыгодную игру. Я не знаю, насколько широко это явление распространено сегодня и как оно со временем видоизменялось, но определенный отпечаток на отношение людей к реформам и реформаторам оно накладывает и сейчас.

И, наконец, существует часть населения, которая просто не сумела воспользоваться теми благоприятными возможностями, которые благодаря этим реформам открылись. Речь идет о людях, в менталитете которых каким-то странным образом переплетаются традиционализм, проявляющийся в привязанности к одному виду деятельности и стойкой непредрасположенности менять его, и советизм, проявляющийся в иждивенчестве. Многие из них раньше работали в крупных совхозах. Есть регионы, где таких совхозов было немало, и там особенно хорошо видно, что происходит с теми, кто не нашел свой путь в новую Польшу.

Эти люди, привыкшие к государственной опеке и гарантированной занятости, полностью деморализованы. Они не знают, что им с собой делать. Они, как птенчики, привыкли открывать рот и ждать, когда кто-то что-то им туда вбросит. Эти люди, когда получается, воруют, а если у них появляются деньги, они их пропивают. Но, слава богу, не они задают сегодня в стране тон. Тем не менее в количественном отношении они представляют собой довольно массовый слой, и партия «Право и справедливость» братьев Качинских стала…

Евгений Ясин: Политическим представителем этих людей. Но я бы не хотел, чтобы мы сейчас погружались в политическую тематику. О политике нам предстоит говорить отдельно.

Ярослав Браткевич:

Хорошо, но несколько слов мне все же сказать придется, чтобы ответить на ваш вопрос. Братья Качинские и их партия стали своего рода магнитом, впервые притянувшим к себе, как опилки железа, разрозненные группы недовольных людей – особенно из провинций Восточной Польши. И оказалось, что это достаточно широкий круг людей, которые раньше даже голосовать не ходили, так как не видели на политической сцене партий и лидеров, чьи программы и лозунги соответствовали бы их настроениям, их неприятию посткоммунистической реальности. И вдруг они получили братьев Качинских, которые заговорили на понятном им языке недовольства и раздражения.

Так что, отвечая на ваш вопрос, могу сказать, что в Польше и сейчас есть немало недовольных тем, что прежний уклад жизни рухнул, что сосед разбогател, или чем-то еще. Они не приемлют не только инициаторов шоковой терапии, но и все, что происходило в стране на протяжении посткоммунистического периода.