Синдром самозванца - Виктор Че

у нее не выдержали нервы, она выдрала из рук девочек кассу, швырнула ее на прилавок кассирше, а затем нагнулась и шлепнула каждую по попе. Это были яростные, злые и болючие шлепки, даже у меня задница заныла. Получив, девочки замолчали. Сразу стало тихо.

— Тварь, — процедила Соня.

Я опешил.

— Что ты сказала? — спросила мамаша.

— Я сказала, что ты тварь, — ответила Соня. — Ты бьешь детей. Тебя надо лишить родительских прав.

Мамаша усмехнулась, достала из холщовой сумки кошелек, вынула зеленую банковскую карту «МИР» и оплатила покупку.

— Девочки, идите вперед, — сказала мамаша дочерям, и те послушно пошли первыми.

Проходя мимо, мамаша остановилась между нами, с презрением посмотрела сначала на меня, потом на Соню и пошла дальше.

— Тварь, — повторила Соня.

Мы смотрели женщине вслед до тех пор, пока ее макушка не скрылась за книжным магазином «Читай-город».

— Сделайте доброе дело, помогите дотащить пакеты до машины, — сказала Соня. Ее голос снова пришел в норму. Настоящий директор — умеет переключаться.

Мы спустились на парковку, я помог Соне утрамбовать сумки в машину. Там уже лежала коробка с пижамами, маечками и маленькими трусиками.

— Соня, вы меня пугаете, честное слово.

Она хмыкнула и ответила:

— Пугаю вас? Чем? Кучей детской одежды? Или тем, что чуть не подралась с той мамашей?

— Ну, пока не узнаю подробности про одежду, выводов сделать не смогу, — ответил я.

— Тогда пойдемте пообедаем.

Оказывается, когда Соня была бортпроводницей — а я подозревал! — на одном из рейсов она познакомилась с женщиной, которая везла толпу детей в Америку. Соня тогда еще не знала, что это — потенциальные дети для усыновления гражданами Америки. Согласно действовавшей на тот период программе усыновления, детишек возили познакомиться с возможными родителями и посмотреть: как ребятам с ними, комфортно или нет? Дел на месяц, дети счастливы, и, как правило, все проходило хорошо. После принятия закона о запрете усыновления иностранцами российских сирот практика почти полностью прекратилась, за исключением ситуаций, когда сирот берут в семью родственники или граждане с двойным гражданством. Ни то, ни другое законом прямо не запрещено, но и не разрешено, поэтому теперь эта процедура в разы сложнее, проходит через суд, но все же возможность забрать ребенка за границу есть. И дети продолжают ездить к будущим приемным родителям. Только сейчас их намного меньше.

— За этот год у нас есть только одно удочерение, — сказала Соня. — Это был какой-то кошмар. Ребенок-инвалид. Она обречена была на интернат с ужасными условиями. Мы бились два года, но смогли. Сейчас девочка уже дома, в штате Делавэр. Ее приемные родители — просто небесные создания.

— Такая практика не только в России, — ответил я. — Я помню, когда обсуждался этот закон, после трагедии с Димой Яковлевым. Люди есть хорошие. Но есть и плохие. И не только русские дети пострадали от приемных родителей. И не только Россия запретила иностранцам усыновлять детей.

— По моему мнению — бред, — возмущалась Соня. — У нас тысячи детей в детдомах. Усыновлений раз-два и обчелся. А чего говорить про инвалидов? Если и усыновляют, то здоровых.

— Ситуация непростая, да…

— Ну, тем не менее волонтеру всегда есть где разгуляться, — улыбнулась Соня. — И теперь я помогаю в трех интернатах для сирот. Вот, выяснилось, что новоприбывшие детки без одежды.

— Так вы это все в детский дом?

— Да.

— За свои деньги?

— Я пробовала собирать, — объяснила Соня, — но вы не поверите, как много душевных сил уходит на то, чтобы взять у людей деньги. Потом же отчитываться! У нас есть ящик для пожертвований, да только там без напоминаний совсем грустно.

Нам принесли еду. Я заказал себе говяжий стейк с грибами, а Соня — салат с тунцом с какими-то ярко пахнущими травами. Она щедро посыпала блюдо перцем, запах стал еще соблазнительнее. Мясо, кстати, было шикарное, сочное, прожарки «медиум», красноватое. Такое должно таять во рту, и оно таяло. Не хватало бокала вина, но я за рулем и впереди важное дело.

— У меня дилемма, — сказала Соня, прожевав салатный листик с кусочком розового тунца. — Вот оставить этот ящик и просто выгребать, что туда кладут? Или писать письма раз в месяц с предложением скинуться?

— Ну, второе кто-то может расценить как вымогательство, — сказал я. — Я бы на вашем месте оставил затею со сборами. Можно разместить информацию о доступных способах и отстать от людей. Были бы ярые желающие, они бы дали о себе знать. Таких нет?

Соня покачала головой.

— Ну вот вам и ответ. Это же ваш выбор. На вашем месте я прекратил бы рассчитывать на сборы.

— Я думаю, вы правы, — сказала она и насадила на вилку махонькую помидорку. — Давайте поговорим о вашем вопросе. Я так понимаю, вас беспокоят мои слова о расторжении договора?

— Да, — ответил я.

Говорить я не торопился. Отрезал тонкий кусок мяса, окунул в грибной соус, наколол сверху еще полоску шампиньона и закинул в рот. Было так вкусно, что захотелось застонать. Но я сдержался и молча жевал, глядя на Соню.

— Ну, я еще ничего не решила, — сказала Соня. — А что решили вы?

— Я не буду ничего объяснять, — ответил я, прожевав. — И как вы видите, ситуация не разгоняется. Потому что там нечему разгоняться.

— Вы как Паша, — улыбнулась Соня. — Не считаете нужным доказывать свою невиновность. И попадаете в его же ситуацию. Гордое и молчаливое забвение. Поймите, Виктор, не от меня зависит, что будет дальше. Если ситуация начнет раскручиваться в сторону угрозы репутации, у меня не будет другого выхода.

— Но пока она туда не раскручивается, верно?

— Пока нет, — согласилась Соня и отодвинула тарелку с недоеденным салатом. Взяла чашку с кофе.

Я бы не расстался со своим стейком никогда, до самой смерти. Тем более что до сытости еще далеко, а так вкусно приготовленное мяско я давно не ел.

Да и Соня не наелась — ну, может, два листика латука сжевала, е-мое. Зачем звать парня на обед, если стесняешься при нем нормально поесть? Дожили.

— И до тех пор работаем? — спросил я и снова закинул кусок мяса в рот. На этот раз побольше, вдруг и меня заставят остановиться. Или, чего страшнее, отберут.

— До тех пор работаем, — ответила Соня и, неравномерно прищурившись, отпила маленький глоточек кофе. — Витя, как вы?

Я прожевал кусок мясо и кивнул. Мол, нормально.

Диана ехала всю дорогу надутая как жаба. Она отказывалась разговаривать со мной, что бы я ни пытался ей впарить. Она обиделась, что я посмел манипулировать ею, и обиделась, что я не выдаю ей то, что собираюсь сказать