Танцующая на гребне волны - Карен Уайт

Я встала у стола, разглядывая стены. Все дипломы Мэтью висели у него в офисе в Саванне, но я ожидала, что что-то должно же висеть и здесь! Я подошла поближе. Пустые стены как-то не вязались с личностью моего мужа. И вдруг я увидела на уровне глаз дырочки из-под гвоздей на стене против двери. Они были на самой подходящей высоте, чтобы повесить там что-нибудь. Когда Мэтью мог их вынуть? Мысленно я видела изображение пристани на закате или даже портрет Мэтью, сидящего за столом. Это были работы Адриенны, которые Мэтью убрал, решив, что пришла пора проститься с прошлым. А от прошлого было трудно избавиться, когда напоминания об Адриенне смотрели со стены, как наблюдающие глаза.

Я подошла ближе к стене, настолько близко, что, протянув руки, могла коснуться гладкой деревянной поверхности, и увидела дырочку, где раньше явно торчал гвоздь. Я протянула руку, чтобы постучать, но меня остановил сильный запах табачного дыма, казалось, плывший по воздуху. Я оглянулась и с удивлением увидела, что комната была пуста.

Что-то тяжелое поднялось из глубины моего желудка к горлу, принося с собой вкус желчи и горя. Я увидела его – человека с рисунка в книге, – стоявшего у окна с трубкой в руке. Кожа его казалась серой, лицо худое, волосы длинные. Он смотрел на меня так пристально, проникая взглядом до мозга костей. У меня было такое чувство, будто он ждал меня, будто я только что вышла из комнаты. Я понимала, что это было воспоминание о чем-то, свалившееся на меня как камень с высокой скалы. Но если это было воспоминание детства, то явно не моего.

Однако ощущение у меня в горле было вполне реальное, печаль и беспомощность, и мне хотелось прогнать его.

– Перестань! – закричала я и снова стала собой прежней, образ мужчины исчез. Остался лишь запах дыма, проникший из прошлого, о существовании которого мне не было известно.

Я хотела лечь, заснуть, стереть из памяти все, что я видела. Но я знала, что эти образы будут преследовать меня и во сне, что они и делали каждую ночь после сеанса гипноза. Я видела их в подсознании как старый черно-белый беззвучный фильм, но, когда просыпалась, я помнила их и слова, которых я никогда не произносила и не слышала.

Во сне я узнавала этот дом, пристань, пляж, который не вызывал у меня ужаса, но влек к себе, как святилище. Ничто из этого не имело отношения к старым сросшимся переломам и моей боязни воды, и я просыпалась в раздражении, не в силах рассказать что-то Мэтью – настолько все было запутано у меня в голове. Как я могла что-то объяснить ему, когда сама не могла ничего понять? Главным образом, мне не хотелось дать ему повод снова подвергнуть меня гипнозу. Мне было страшно – что еще я могу увидеть?

Я хотела еще раз постучать по стене, но уткнулась взглядом в свое родимое пятно у основания большого пальца, словно я никогда его раньше не видела. В голове у меня раздались какие-то звуки, словно жужжание насекомого, и тут же умолкли. Я опять начала обстукивать стену, даже под стулом, прислушиваясь к глухому звуку, который бы свидетельствовал о наличии внутри тайника.

Я обошла почти всю комнату, забыв про кастрюлю на кухне. Взглянув на часы, я увидела, что время до возвращения Мэтью у меня еще есть, и выключила горелку, закрыв кастрюлю крышкой, чтобы вода быстрее закипела, когда я снова ее зажгу.

И снова углубилась в поиски. Взгляд задержался на рисунке дома, висевшем между двумя окнами в гостиной. Я вспомнила другой рисунок, обнаруженный мною под рамой, вспомнила о женщине на берегу и тексте песни… Зачем Адриенна спрятала их там? Мне ужасно захотелось снова увидеть изображение женщины. Я остановилась, припоминая, куда положила квитанцию из мастерской, где они были отданы в окантовку.

Я осмотрела гостиную, надеясь, что что-то подстегнет мою память. Открыла ящики маленького комода, порылась в журналах на кофейном столике перед софой. И уже собралась уходить на поиски сумки, куда я, наверное, сунула квитанцию, как взгляд мой упал на музыкальную шкатулку на шкафчике. Я готова была дать голову на отсечение, что не я поставила ее туда, скорее всего, это сделали приходившие убираться люди.

Взяв шкатулку, чтобы вернуть ее на маленький комод, я почувствовала, как что-то твердое ударилось внутри о крышку. Я осторожно открыла шкатулку. На стекле, закрывавшем механизм, лежал старинный железный ключ, походивший на все остальные ключи в доме.

Я долго смотрела на него, прежде чем достать его из шкатулки. Металл холодил мне ладонь. Дрожащей рукой я поставила шкатулку на место и вернулась в холл. Стоя у подножия лестницы, я взглянула вверх, размышляя, стоит ли мне карабкаться, чтобы убедиться, подходит ли ключ к двери, ведущей на чердак. Потому что я знала, что он подходит.

Шуршание автомобильных шин заставило меня обернуться. Стараясь унять дрожь в руках, я пошла к двери, соображая, как бы мне упомянуть ключ, который вовсе не был потерян, но нарочно убран в такое место, куда я вряд ли могла заглянуть.

Шаги приближались, и я открыла дверь.

Мама… Мими…

Я не поверила своим глазам! Мать шла впереди, ибо теперь, когда Мими стала старше и двигалась медленно, Глория наконец получила возможность опережать ее. Обе они шли медленно, как будто перед этим долго сидели. Может быть, от облегчения, что это не Мэтью, я бросилась – насколько мне позволяла походка – в объятья матери, удивив нас обеих. Она не обняла меня на прощание, когда я навсегда уезжала из Антиоха, и хотя физические проявления привязанности не были в ее духе, этого было достаточно, чтобы я стосковалась по ее ласке, как небо тоскует по звездам.

От нее пахло садом, согретой солнцем землей и зеленью. Пахло домом… покоем… Успокаивающий аромат стирального порошка, которому она не изменяла всю жизнь, создавал это ощущение. Ее руки, сначала почти неохотно, обхватили мои плечи и крепко их сжали и тут же резко опустились, как будто я была стеклянная и могла разбиться. Или ускользнуть от нее. Так было между нами всю жизнь.

Я повернулась к Мими – та в этот момент как раз поравнялась с нами. Она показалась мне похудевшей. Она прижала меня к своей костлявой груди, и от нее пахло только любовью. Она отстранила меня от себя, всматриваясь в мое лицо.

– Беременность тебе идет, Ава. Я никогда еще не видела тебя такой красивой. Правда, Глория?

Поджав губы, мать кивнула. Но я знала, что она не просто скупится на слова. Глаза у нее стали влажными, и она скорее была бы готова показаться на людях в заправленной в колготки юбке, чем чтобы ее застали в слезах.

Я снова повернулась к Мими:

– Что вы здесь делаете? Я не ждала вас раньше Рождества.

Мими уже пошагала к крыльцу, мать за ней.

– Ты очень плакала, детка, когда нам звонила. Вот мы и подумали, что нужны тебе прямо сейчас. – Она надавила на слово «мы», что означало, что идея была ее. Я сразу догадалась об этом, увидев их подходящими к моему дому.

– А где папа?

Мать неопределенно повела рукой в воздухе:

– Он работает. Говорит, что кто-то же должен присматривать за домом. Мими и я приехали побыть тут… некоторое время. Мы слишком… немолоды, чтобы ездить туда-сюда без передышки.

Возле крыльца мы – все три – остановились. Каждая соображала, как она будет подниматься по ступенькам со своими проблемами. В конце концов мать взяла инициативу на себя, подхватив Мими под руку, дабы помочь ей аккуратно переступать со ступеньки на ступеньку – хотя похоже было, что она помогает этим себе. А за ними вскарабкалась я, без посторонней помощи, поскольку уже достаточно напрактиковалась.

Я провела их в гостиную и усадила на софу. Сама села в кресло напротив, неуверенная в том, кому следовало заговорить первой. Наконец я отважилась.

– Если вы еще не перекусывали, я готовлю для нас с Мэтью спагетти. Могу добавить еще. А наверху у нас две гостевые комнаты. Мне только нужно застелить постели…

– Мы сняли дом, – перебила меня мать.

– Ведь вы же новобрачные, – добавила Мими, как будто это все объясняло.

– А вы надолго? – Эти слова вырвались у меня, прежде чем я успела придержать язык. Мими улыбнулась, мама поджала губы.

Я попыталась отыграть назад.

– Я хочу сказать, что я рада вам, но меня это чуточку удивило.

Мама начала было говорить, но Мими остановила ее, коснувшись ее плеча.

– С твоей ногой… и беременностью… и этим гипнозом… в общем, мы подумали, что можем тебе понадобиться. Поддержка еще никому не повредила.

Я приподняла брови, все еще не уверенная, счастлива ли я была их видеть. По крайней мере я могла спросить мать о беременности и младенцах. Но я не хотела делиться с ними моими сомнениями насчет Мэтью. Не потому, что я боялась, что мать окажется права, но потому, что я сама была не уверена в своей правоте.

– Что это у тебя в руке? – спросила Мими.

Я взглянула на свой сжатый кулак – и медленно разжала пальцы, металл темнел на моей бледной коже.

– Это ключ от чердака. Мэтью потерял его, и я только что его нашла. – Мой голос звучал неестественно.