Русская война: дилемма Кутузова-Сталина - Лев Исаков

Багратион недоволен, на такой позиции «генерального боя не дашь, обороной сражения не выигрываются»? – Так можно и не планировать генерального… Кстати, сам Кутузов неоднократно в интересах кампаний в целом давал сражения и на откровенно слабых позициях, умея подчинить их общей задаче… например под Рущуком в 1811 году.

Значительно сложней выглядит взаимная прикидка Кутузова-полководца и Царёвской позиции. Позвольте заметить, что в боевой практике М.И.Кутузова, в его военном почерке была одна особенность, которая роднит его в чём-то с полководцами рубежа 17–18 веков – он определённо любил маневрировать и ценил свободу движения, не пустых дыр на флангах, но некоторых доступных пространств для предваряющего или завершающего перемещения войсковых масс в процессе боя. Это не было священнодействием вокруг «ключевых позиций», которым так грешила линейная тактика от Густава-Адольфа до Фридриха Великого, и с которой связывали эту особенность его военной деятельности друзья и исследователи середины 19 века (А. Ланжерон, А. Хатов), и в чём их опровергали Жилин и Бескровный, в запале спора отрицавшие и само это своеобразие, но некоторая вовлекающая подготовка, или разрушающее замыслы противника перемещение войсковых монолитов в процессе боя, путавшее нацеленность его атак, согласованность действий разных участков фронта, взаимодействие родов войск.

Следует сказать еще об одной особенности его почерка военачальника, существенно отличающей его от утвердившегося в русской армии в лице лучшей части генералитета боевой методы Суворова, тактика которого носила ярко выраженный грубо-ударный, общеприменимый характер, когда в прямой зримой форме ставилась задача потрясти, сломить неприятеля в набирающем вихре жестоких ускоренных атак; «глазомер – быстрота – натиск» предполагали мощные короткие дробящие удары, без удалённых развязок в пространстве, когда войска буквально висят на противнике; враг сбивался, дробился, сметался во всяком пункте, где он пытался закрепиться. Чтобы не терять скорость, т. е. не уменьшать пробивной силы атак, они производились преимущественно по прямым линиям и большое значение имел встречный бой. Самым ярким представителем школы А. Суворова в 1812 году был П.И. Багратион, для которого сражение в сущности представляло поединок нацеленных друг на друга полков, надо только в тех или иных пунктах добиться наличия 2–3 своих на один у неприятеля.

М.И. Кутузов более предпочитал предварительное «растягивание» противника мерами, которые заставляют того обращаться на расходящиеся цели или вынужденно-опасно расширять фронт. Так в боевой обстановке отразилась личная несравненность полководцев: Суворов, в жизни стремительный холерик, схватывающая определенность – являл в ней чистый «удар», Кутузов, который «обаял», «менуэтствовал» – обращался «удавом». Эта особенность его полководческого дарования, неповторимая, оригинально-личная, оформилась относительно поздно, когда он вышел из рамок воли и решений других лиц.

Как следствие, в его боевой методе пространство «работало» больше общепринятого – ввиду того, что отступающая сторона свободна в выборе движения, а наступающая вынуждена копировать хотя бы основные ее перемещения, т. е. в большей или в меньшей степени завязана её решениями, он использовал организованный отход с целью добиться необходимого перераспределения войсковых масс неприятеля, или особой организацией обороны привязывал его внимание и усилия к определённым пунктам, вынуждая оформлять, разъединять, изолировать войска в рамки частных задач, уводящих от главной цели, становясь под угрозу карающего удара на утраченное единство. Если Суворова австрийцы за некоторое однообразие тактических пристрастий называли «Генералом Вперёд», то Кутузов с этой точки зрения выглядел Генералом «Вперёд-Назад» или «Назад-Вперёд» по обстоятельствам. Следует особо подчеркнуть: для Кутузова организованный маневр пространством к 1812 году стал методом подготовки удара и в тактической и в операционной глубине; как операционное и стратегическое средство он уже освоил его принудительно в Австрийской кампании 1805 года, и по свободному выбору в Дунайской 1811. В тактической глубине как профессиональный военный инженер он лучше чувствовал и использовал особенности пространства и рельефа, дезорганизующие противника, рождающие у него неуверенность, и как следствие нарушение темпов движения, надлом фронта, сваливание неприятельских масс в обозримые и подставляющиеся под удар аппендиксы, нежели это было принято в методе «больших батальонов» его современников.

В условиях «лома» по операционным линиям, утверждённого А.Суворовым и Н.Бонапартом его гибкая упругая тактика таила много неприятных неожиданностей противнику. Уже в первом «обмене мнений» с Наполеоном он жестоко проучил французского полководца за пренебрежение пространством, двукратным переходом через Дунай вынудив сначала отделить корпус Мортье, а затем обеспечил подавляющее превосходство своей атаки на последнего при Кремсе, причём на глазах всей армии Наполеона, которая ничем не могла помочь избиваемому Мортье, имея 2-x кратное общее численное превосходство.

Поэтому он не любил «сильных», но «тесных» позиций, которые полагают встречный бой от заданных условий местности на всем протяжении сражения, смысл которого невелик, т. к. судьба битвы предсказуемо решается где-то за флангами, где происходят обходы и охваты.

Достаточно взглянуть на ландкарту Царево-Займищенской позиции, как сразу становится очевидным, что М.И.Кутузов на такой позиции «своего» боя давать не будет, она хороша для Барклая, Бенигсена, но претит его вкусам и пристрастиям. Позиция была сильной, тесной, мало давала для какого-либо «художества» и «тонкостей»,т. е. не таила неожиданностей противнику, и может быть, насмешничая, он думал про молодых – что те? полагают, что если видят сильные стороны позиции, то их не увидит и Наполеон, и не пустится искать решений на флангах, особенно используя свое превосходство в стратегическом массировании конницы… Эх, молодо-зелено!

Поэтому действия М.И., узко, «от позиции», представляются и естественными и увязанными.

С одной стороны.

– Как можно отступать с такими молодцами!

– Ур-р-р-ра!

С другой стороны:

… ночью приказал отступление – в пику Троицкому.

Но если нет условий для «своего» боя, почему не «попустить» других, не дать «оправдаться» Барклаю-де-Толли, «раззудиться» Багратиону, «отпустить сердца» солдатам… Но ответ на этот вопрос уже неразличим под волной его появления.

Кутузову нужен был бой, как воздух погребенному, как побег узнику. Выдвинутый мнением дворянства, избравшего его предводителем ополчений в обеих столицах, но вопреки желаний Александра1, чтобы стать вполне самостоятельным в своих действиях он должен был зримо показать, что может на равных соперничать с Наполеоном, снять подозрение в слабости – остаток Аустерлицкой тени. При готовности, устремлениям общества, его властно-побудительной столбовой части, он, природно свой до кончиков ногтей, которому поверили до первого дела, кричали «Ура!» ранее слов, он, качнувший Бонапарта, возносился на недосягаемую высоту, мог далее делать всё! Только подерись! Только искровяни, измордуй несколько тысяч этих поганых лягушатников – всё тебе дадим, во всюда за тобой последуем, всё позволим! За единый миг торжества распрямившейся от гнёта души – наконец-то всыпали! Наконец-то разорвали ненавистную полосу безответных поражений! Миленький, ты только начни, а уж мы подхватим!

Русское дворянство, истово верующее, что государству служат, а не государство служит, славное, спесивое – не только лично, но и национально; вышагавшее бок о бок с солдатом-мужиком целый век от Нарвы до Нови, от Лапландии до Ломбардии; родившееся и умиравшее в неотменной пожизненной службе – такого феномена Наполеон не знал, Европа не знала. Да ему хуже смерти было воинское бесчестие! Не позор, бес-Честие! На страшное лезвие наступил Александр в Тильзите, подписав «неЧЕСТНЫЙ мир». Не он вёл, его вели на все конфликты, столкновения, противостояния с Наполеоном между 1807 и 1812 годами – тащили, ухватив за воротник. Это дворянство жило-изживало себя после Екатерининской Жалованной грамоты, должно было разом по естественной смене поколений, сойти на нет где-то в 1830-40-х годах вместе с Ермоловым, Давыдовым, Сабанеевым, Раевским-старшим – но ещё шло накатом, обламывая и сминая Альпийские и Кавказские пики, расплескивая Дунай и Рейн, сотрясая Великую Степь. И теперь он, прямое его порождение, плоть от плоти, кровь от крови, по родословию от Гаврилы Олексича, по фамилии из Золотой Орды, записанный в службу 11 годов и будучи скоро выключен из неё по смерти 68 лет, ведет Армию.

Страшило ли его соревнование с Наполеоном, довлел ли над ним призрак Аустерлица? Позвольте заметить, уже в первых столкновениях он обнаружил способность предвидеть и перехватывать действия французского полководца, выходить из крайне затруднительных ситуаций, помноженных условиями войны в чужой стране, а Ламбих, Амштеттен, Сан-Пельтен, кроме того выявили равноценность военных организаций, приблизительное равенство качества солдат и сопоставимость комсостава, последующие события это подтвердили. Между 1806 и 1807 годами Бенигсен бил Нея, Багратион – Бернадотта, Барклай-де-Толли – Ожеро, были Пултуск, Прейсиш-Эйлау, Ландсберг, Гутштадт, Гейльсберг, полу-победы русской стороны, во всяком случае не-Удачи Наполеона.