Тени за городом - Александр Александрович Тамоников

станет вытворять. Ты же его знаешь… Пускай бы они лежали, те деньги… – Она помолчала и добавила: – Плохие это деньги, я знаю. А все равно – не трогал бы ты их. А то ведь рассердится отец. Он-то на них собрался ехать на Украину. Или еще куда-то, я уж и не знаю… Купить хочет домик…

– Никуда он на них не поедет! – решительно произнес Евгений. – Потому что я отдам эти деньги куда следует! Не надо нам этих денег! Ты права – грязные они! Ну, так где же они? Куда их отец спрятал? А ты, мамо, ничего не бойся. Не дам я тебя в обиду. Ни тебя, ни сестру. Так и знай!

– В углу они, под половицей, – сказала мать. – А сверху – сундук. Это, значит, чтоб никто не догадался…

Она хотела сказать еще что-то, но не успела, потому что в комнату ворвался Степан. По его виду было заметно, что он догадывался о намерениях старшего брата. Или, может, даже слышал его разговор с матерью – подслушал под дверью.

– Не касайся денег! – свирепо глядя на брата, сказал Степан. – Не ты их туда прятал, не тебе и доставать! Не твои они!

Евгений на это ничего не сказал. Он молча вошел в родительскую спальню, подошел к углу и отодвинул сундук. Пол был укрыт домотканым половичком, Евгений отбросил его в сторону. Краска на широкой половой доске была исцарапана, царапины были свежими. Да, и впрямь было похоже, что деньги там. Нужно лишь чем-нибудь поддеть доску – и вот он, тайник…

Евгений осмотрелся: ни топора, ни ломика, ни чего-либо другого, чем можно было бы зацепить доску, в спальне не было. По-прежнему никому ничего не говоря, он пошел в сени, взял там топор и вернулся в спальню. Точнее сказать, хотел вернуться, но на пороге спальни стоял Степан. Вид у него был решительный и свирепый.

– Не подходи! – сказал он, с ненавистью глядя на Евгения. – Не трожь, что не тобой положено!

Держа в одной руке топор, Евгений другой рукой толкнул брата. Евгений был рослым и сильным в отличие от худосочного Степана, и от толчка Степан отлетел в сторону. Наклонившись, Евгений поддел топором доску, и она легко поддалась. Под доской оказалось углубление, и в нем – деревянный сундучок, запертый на замок. Конечно же, в сундучке были те самые деньги – что же там еще могло быть?

Евгений взял сундучок, но выпрямиться не успел – сзади на него налетел брат. Степан попытался дотянуться до горла старшего брата, наверно, он намеревался его задушить. Громко и испуганно вскрикнула мать. На материнский крик прибежала дочь и тоже закричала. Евгений, напрягая силы, разжал пальцы брата и стряхнул его с себя. Степан упал на пол, но тотчас же вскочил и вновь бросился на Евгения, на этот раз намереваясь отнять у него сундучок. Евгений ударил брата кулаком по лицу – раз, другой, третий. Степан медленно осел на пол, кажется, он на какой-то миг потерял сознание. Мать и сестра закричали еще громче.

– Молчите, – сказал Евгений. – Не надо кричать… Живой он.

Да, Степан был жив. Но он больше не пытался напасть на Евгения, лишь смотрел на него с нескрываемой ненавистью.

– Все равно я тебя убью! – прохрипел он. – А не я, так отец! А не отец, так найдется кому! Не успеешь ты угодить советской власти!.. Мертвец ты! Покойник…

Мать запричитала, сестра заголосила. Евгений скривился: он не переносил, когда кто-то плакал. Держа в одной руке топор, а в другой сундучок с деньгами, он, тяжело ступая, вышел из дома.

Он не помнил, как добрался до того здания, в котором располагался городской отдел КГБ. Перед его глазами неотрывно стояло искаженное злобой лицо брата, а в ушах звучали материнские причитания и плач сестры. И от этого Евгению казалось, что он вот-вот потеряет сознание.

Войдя в помещение, он спросил у дежурного офицера:

– Где тот человек, который из Москвы? Тот, что выступал по радио.

– А зачем вам? – спросил офицер. – И что у вас в этом сундуке?

– Не бойся, не бомба, – через силу усмехнулся Евгений. – Деньги там…

– Какие такие деньги? – не понял офицер.

– Грязные. Кровавые… Которые заплатили Остапу Луцику. Это мой отец. Позови мне того человека. Я хочу ему все рассказать…

* * *

Богданов, не перебивая, выслушал Евгения. Он даже не взглянул в сундучок, так как был уверен, что там действительно деньги. Лишь когда Евгений закончил рассказ и умолк, Богданов позвал Голубева, и вдвоем они отперли сундук, точнее сказать, взломали его. Да, там и вправду были деньги. По советским меркам – много денег.

– Надо все это оформить официальным образом, – сказал Богданов. – Потому что это доказательство.

– Понятное дело, – кивнул Голубев, взял сундучок и вышел.

– Как ты думаешь, что-нибудь помимо денег отец еще припрятал? – спросил Богданов.

– Что именно? – не понял Евгений.

– Ну, я не знаю… Например, оружие. Или взрывчатку. Или, допустим, рацию…

– Не знаю. – Евгений пожал плечами. – Хотя не думаю. Ненадежное дело – прятать все это в доме. По-моему, такие вещи прячутся где-то в другом месте. За домом, а может, даже за территорией поселка.

– Твоя правда, – согласился Богданов. – Оружие лучше хранить где-нибудь подальше. Это деньги прячутся так, чтобы они были под рукой.

– Деньги. – Евгений потер рукой лоб. – Деньги…

– Что такое? – взглянул на Евгения Богданов.

– А ведь и брату, кажется, за что-то заплатили! Как же это я сразу не догадался? Намекал он мне на это при разговоре… И отец тоже…

– Значит, и брату? – Богданов внимательно взглянул на Евгения. – Вот оно как… А ему-то за что, как ты думаешь?

Евгений в ответ лишь развел руками.

– А может, эти деньги, о которых ты говоришь, в этом же сундучке? – спросил Богданов.

– Нет, – с уверенностью ответил Евгений. – Если ему и вправду заплатили, то он спрятал их отдельно. Знаю я его…

– Так-так… – в задумчивости произнес Богданов. – А почему твой брат не ушел вместе с отцом на заимку? Как ты думаешь?

Но и на это у Евгения не было ответа.

– А где сейчас твой брат? – спросил Богданов.

– Наверно, дома, – ответил Евгений. – Куда же ему деваться?

«А и впрямь – куда ему деваться? – подумал Богданов. – Это только так кажется, что преступник, под ногами которого задымилась земля, непременно ударяется в бега. А на самом-то деле убежать не так-то и просто. Скажем, тому Степану – куда бежать? На заимку? Ну так дороги туда перекрыты милицией. Если уж и не все, то большинство. Пуститься