Тени за городом - Александр Александрович Тамоников

то, что означают их прозвища. И теперь Богданов знал, что Крук – это ворон, а Чорба – бедняцкая похлебка.

У Богданова была при себе переносная рация. У его бойцов тоже. С ее помощью они могли между собой общаться. Никто не мог слышать их разговоров, рации работали на специальных частотах. Поэтому и в специальных позывных не было необходимости. Общаясь по рации, Богданов называл своих подчиненных по именам, а они его – командиром.

– Александр, – сказал Богданов по рации. Он вызывал Дубко, который в отсутствие Богданова возглавлял группу.

– Александр слушает, – тотчас же отозвался голос из рации.

– Как у вас? – спросил Богданов.

– Мы на подходе, – ответил Дубко.

– Начинайте, – сказал Богданов. – Охотимся на тигра. Как поняли?

– Понятно, – ответил Дубко. – Охотимся на тигра.

«Охотиться на тигра» – это, разумеется, был специальный термин. Это означало, что перед тобой прекрасно подготовленный и экипированный враг, равный по силе тебе самому. Соответственно, с ним надо и поступать как с врагом. Если возникнет такая необходимость и сложится такая ситуация – то и убить.

– Рядом с тигром – зайцы, – напомнил Богданов. – Как понял?

– Понял: зайцы, – повторил Дубко.

«Зайцами» на жаргоне группы назывались люди, волею обстоятельств оказавшиеся рядом с «тиграми». С зайцами следовало поступать совсем иначе, чем с тиграми, – их нужно было стараться уберечь.

– Помните о птичках, – сказал Богданов.

– Помним, – ответил Дубко.

«Птичками» спецназовцы называли заложников.

– Я подключусь чуть позднее, – сказал Богданов.

– Понятно, – ответил Дубко.

На том разговор по рации между Богдановым и его группой закончился.

…Через десять минут, когда Степана увели, в дом вошел Евгений. Все это время он находился неподалеку, но не хотел ни во что вмешиваться. Да и для чего ему было вмешиваться? Он сдвинул воз с крутой горы, и теперь воз катится сам собой все быстрее и быстрее… Евгений ничего не сказал матери и сестре, и они ему тоже ничего не сказали. Он присел на скамью и стал молча смотреть в окно. Он все еще спрашивал у своей совести, правильно ли он поступил. Умом он понимал, что правильно, но нужен был еще и ответ совести. Тяжело враждовать с отцом и братом, даже если ты понимаешь, что прав, а они неправы…

Глава 15

К заимке четверо спецназовцев и двое охотников пришли, когда уже начинало темнеть. Добрались они без особенных приключений – лишь на подходе к заимке им встретился медведь. Самый настоящий медведь, огромный и при этом встрепанный и до чрезвычайности худой. Учуяв людей, а потом и увидев их, медведь, разбрызгивая во все стороны талый снег, пошел им навстречу. Приблизившись метров на десять, медведь поднялся на задние лапы, и вид у него при этом был грозный и решительный.

– Ух ты! – выдохнул Степан Терко. – Самый настоящий мишка! А вот только что ему от нас надо? Ведь что-то же надо, раз он подошел к нам, да еще и встал на задние лапы!.. Отец, ты не знаешь, что он от нас хочет?

– Пробудился он недавно, – ответил Гаврила Титыч. – А худой и сердитый оттого, что голодный. И неуютно ему в тайге, потому что снег. А нам он говорит, чтобы мы убирались с его территории. Его это земля, и здесь он хозяин.

– А если не уберемся – что тогда? – с интересом спросил Терко. – Станем драться? Неохота драться с таким красавцем. Жалко его убивать…

– Не надо ни с кем драться и не надо никого убивать, – сказал Гаврила Титыч. – Вот я сейчас с ним поговорю, и он уйдет с нашего пути.

– А ты что же, знаешь медвежий язык? – с недоверием спросил Терко.

– Я знаю человеческий язык, – сказал старик. – И зверь тоже знает человеческий язык. Но это должен быть добрый язык, без всякой злобы. И ружье применять тоже не надо. Тогда медведь все поймет.

Гаврила Титыч снял ружье с плеча, передал его сыну и подошел к медведю. Лишь какие-то четыре метра разделяли сейчас человека и зверя. Что старик говорил зверю, того спецназовцы не слышали. Да и не много он сказал – всего несколько слов. Но медведь опустился на четыре лапы, встряхнул головой, фыркнул, развернулся и пошел вглубь тайги, едва не утопая в снежной каше. И вскоре он скрылся из виду.

– Ну ты, отец, вообще! – выразил всеобщее восхищение Терко. – Буду кому-нибудь рассказывать – так ведь никто не поверит! Скажут: врешь. А оно и взаправду… Слушай, отец, а что ты ему сказал?

– Правильные слова сказал, – спокойно ответил старик. – «Не к тебе, – сказал, – мы пришли, просто идем своей дорогой. Свои у нас дела, человеческие… Не тронем мы тебя. И ты нас не трогай». Вот и все.

– Оказывается, все в этом мире просто, – задумчиво произнес Терко. – А что, и меня он послушался бы?

– А почему бы и нет? Но только если ты будешь без оружия и станешь говорить ему добрые слова. Попробуй, если выпадет случай.

– Обязательно попробую! – решительно произнес Терко. – А все же – удивительно. Оказывается, человеку со зверем договориться проще, чем человеку с человеком…

Никто Степану на это ничего не возразил, да и что тут скажешь? Ведь, к примеру, куда сейчас направляются спецназовцы? С людьми воевать, не со зверем. И попробуй-ка объясни тем людям, чтобы они ушли с твоей дороги… Хоть добрыми словами, хоть всякими прочими…

К заимке четверо бойцов спецназа с двумя охотниками подошли незаметно и неслышно и расположились так, чтобы им все было по возможности видно и слышно, а вот их не видел и не слышал никто. Это было не так и сложно: и спецназовцы, и охотники умели быть невидимыми и неслышимыми.

Впрочем, что касается видимости, то она ухудшалась с каждой минутой – на тайгу спускались сумерки, за которыми неминуемо должна была образоваться густая темень. На луну надеяться не приходилось: к вечеру небо заволокло тучами. Хотя особой беды тут не было. У каждого из бойцов имелись специальные приборы, позволяющие видеть в темноте. Кроме приборов и упомянутых выше переносных раций у бойцов были также беззвучно стреляющие пистолеты и ножи. Ну и фонари.

– Вот что, отец, – прошептал Дубко, обращаясь к Гавриле Титычу. – Спасибо тебе за помощь. И твоему сыну тоже. А теперь уходите. Дальше мы сами.

– Полной темноты сегодня не будет, – напутствовал старик. – Будет светло даже без луны. В тайге много снега. А снег – он белый и дает свет.

– Мы это знаем, – сказал Дубко. – Но все равно спасибо.

– Помните о ветре, – сказал старик. – Сейчас он дует от вас