Обнаженная. История Эмманюэль - Сильвия Кристель

прониклись взаимной симпатией с этими двумя людьми — возможно, грубоватыми, зато сердечными, полными бьющей через край энергии, эмоциональными, целеустремленными, галантными, порой даже нежными, когда это необходимо. Йорам косой, у него один глаз словно хочет убежать от другого. Я не могу отделаться от мысли, что в мире, где все так зациклено на преподнесении собственного «я», на силе твердого слова и обольщении, это серьезная помеха. Советую ему немедленно исправить недостаток. Он удивлен и немного смущен моей откровенностью, но рекомендации последовал и через несколько месяцев был успешно прооперирован. Йорам станет одним из самых крупных продюсеров мира. Благодаря мне! Время от времени мы шутливо признаем этот факт, причем Йорам не отрицает, что мой совет оказался полезным.

С Менахемом и Йорамом я сделаю несколько удачных фильмов. Долгие годы эти люди будут оказывать мне поддержку и не исчезнут из моей жизни даже тогда, когда мои ставки упадут. Вместе с благодарностью Менахем и Йорам принесут в мою жизнь искреннюю и верную любовь.

— Привет, Сильвия, это Уоррен Битти!

— Привет, Уоррен, я согласна.

— Согласна на что?

— Встретиться в ближайшее время. Там же, завтра, в то же время и один. Предупреждаю, Сильвия не Эмманюэль!

И кладу трубку.

Несколько волшебных месяцев я жила под обаянием этого милого, интересного и невероятно красивого мужчины. Меня подогревало смутное предчувствие, что наша связь не продлится дольше одного сезона. Он говорил, что я прекрасная и такая разная, немного сумасшедшая, как его знаменитая сестра[11].

Соблазнять женщин для него было непреодолимым инстинктом, путешествием без конца. Я смеялась, наблюдая, как он подстерегает их, словно охотник добычу. Он тут же демонстрировал свое желание с такой элегантностью, что ни одна женщина не находила причин отказать ему в мимолетном романчике, разве что из боязни за несколько часов превратиться в воспоминание. У Уоррена была феноменальная память, он мог точно описать любую женщину из всех, которых любил с самого начала своих исканий. Я говорю «любил», ибо Уоррен обладал уникальным талантом — он мог любить всего несколько часов любовью стремительно бегущего по жизни насекомого, без устали обновляющего партнерш.

За мной, кажется, остается рекорд продолжительности пребывания в его любовной жизни. Со временем одержимый охотник умерит пыл, но не скоро, после меня будут и другие.

Сейчас одинокий любовник стал мужем и отцом.

Сегодня вечером я выхожу в свет. Я приглашена большой знаменитостью на одну из голливудских вечеринок, от которых обычно отказываюсь, чтобы побыть в своем ателье. Но сегодня у меня почему-то веселое и общительное настроение. Просто подул попутный ветер.

Я отбрасываю в сторону костюм от «Шанель» — слишком overdressed (нарядный) для этой нескончаемой весны, и ныряю в декольтированное спереди и сзади платье из шитой серебром парчи, которое нашла в шкафу. Мое ли оно? Подарок? Забыто гостьей? В талии хорошо, немного жмет, и я хочу быть нагая под этим праздничным облачением.

Мой белый лимузин без труда минует множество постов безопасности. Кинозвезд охраняют на совесть. Это необходимо, ведь всего в нескольких километрах от Лос-Анджелеса заброшенные трущобы, темнеют остовы полуразвалившихся домов. Шофер забыл код, который должен назвать, чтобы проехать в это неприступное поместье на Малибу: насыщенная зелень полей, эгоцентрические сооружения, бассейны разной формы, голубовато-зеленые пятна парка для миллиардеров, разбитого на вершинах холмов и огороженного забором от остального человечества. Я опускаю дымчатое стекло, улыбаюсь и с гордостью называю свое имя, это и есть необходимый код. Охранники вооружены и опытны, они обнюхивают личность звезды, словно почуявшие наркотик лабрадоры, и, наконец, пропускают нас.

Вечеринка проходит под знаком благотворительности. Капиталы пожертвованы организации «Международная амнистия». Голливуд выпьет за несчастных заключенных, продемонстрировав свою солидарность с ними всеобщим шумным весельем.

Праздник великолепен, полон света. Музыка и хохот раздаются уже под нишей парадного крыльца, едва успеешь войти. В лучах прожекторов, установленных на газоне, искрится моя серебристая чешуя. Плотность звезд на пространстве этого холмистого сада велика, на дворе тепло.

— Бокал шампанского.

— Пожалуйста.

Да простит меня печень. Я порхаю и улыбаюсь. Тут надо быть улыбчивой. Пью без жадности, но не переставая. Танцую. Я всегда любила танцевать. В танце таится лечебный, гипнотический эффект. Ритм зажигает меня, вытряхивает лишнее, наполняет простым физическим удовольствием.

И снова поет Донна Саммер. Я поднимаю руки, извиваюсь, качаю головой влево-вправо, громко подпеваю, поворачиваюсь на каблучках — этакая сорвавшаяся с оси серебристая юла. Подол платья бьется внизу мягкими волнами, замирающими у моих ног. Я редко показываю этот номер, но он — лучшее, что я умею. Зверя выпустили на волю. Я гибкая и возбужденная, готовая отдаться, пьяная и легкая.

Элегантный мужчина аплодирует и знакомится:

— Я Алан Тернер.

Я улыбаюсь. Он красив, довольно молод, интересен, с прической под первобытного дикаря. Черная грива с проседью внушает доверие. По всему видно — человек с опытом.

— Два бокала, пожалуйста! — командует он.

Мужчина протягивает мне руку, я принимаю ее.

Через три недели Алан Тернер попросит моей руки. Он бизнесмен, создает империю недвижимости. Богач, представитель деловой элиты. Деньги в Лос-Анджелесе приносят больше славы, чем гламур. Но он еще и чудак. У него коллекция красных очков, и кажется, это совсем не соответствует образу важного человека, каким выглядит Алан.

— Красное хорошо подходит к цвету моих волос! Вращаясь среди этого серого быдла, необходимо иметь фирменный знак!

Я никогда не была замужем, запредельно устала от любовников. Предложение заманчивое, непосредственное, выгодное. Ну и прекрасно!

Мать счастлива. Ее одинокая заблудшая дочь станет замужней женщиной, выбредет наконец-то на прямую дорогу жизни.

Лас-Вегас с его роскошными сатурналиями. Свадьба-скороспелка в узком кругу. Мы останавливаем выбор на модном «Цезарь-Паласе», с нами несколько друзей и две дочери Алана от первого брака. Для такого предприятия место кажется мне слишком кичево-безвкусным. Как только к нам входит очередной центурион из room-service, я вскакиваю с места.

Алана почти не бывает дома, он по уши в делах. Свадебное путешествие продолжалось всего несколько часов. Я чувствую себя брошенной, печальной юной новобрачной, меня развлекают только беспрерывно снующие вокруг римские легионы. В слезах звоню матери в Европу.

— У нас все хорошо! — говорит она.

Прямой путь завел в тупик.

Через полгода Алан таким же елейным голоском, каким делал предложение, признается мне, что ошибся и хочет развестись. У меня есть время подумать.

Артур приехал ко мне на каникулы всего на несколько дней. Алан — нетерпимое существо, не желающее делиться тем, что пока еще принадлежит ему. Его раздражает