Змия в Раю: Роман из русского быта в трех томах - Леопольд фон Захер-Мазох

— Может, да, а может, и нет.

— Прошу вас, не говорите загадками. Я не так умна, как Зиновия, и я вас не понимаю. Что вы имеете против игры?

— Игра на деньги представляется мне недостойным занятием: мы ничего не должны получать в подарок, даже счастье. Мы должны честно заслужить то, чем хотим владеть, что, как мы думаем, нам необходимо.

— А любовь? — спросила Наталья. — Ее тоже нужно заслужить?

— Разумеется, — ответил Сергей. — Но ее всегда получают в подарок, и уже потом ее нужно заслужить. Горе тому, кому это не удается. Не привязанная птица упорхнет от птицелова тем быстрее, чем неожиданнее она к нему прилетела, а прилетает она часто незваной.

— Но любить, кажется, нынче уже не в моде.

— Вы, барышня, обращаете внимание на моду? — сказал Сергей. — А я нет. Я всегда шел своей дорогой и от суждений света не зависел. Что, в сущности, представляет собой это пресловутое суждение света? Оно лишь подтвердит, что я устроен иначе, чем другие. Но разве это порок? Коль скоро сам я собой доволен, я со спокойной душой могу оставить другим удовольствие читать мне нравоучения. Нравоучения меня мало трогают. Существуют вечные законы природы, которые нельзя нарушать безнаказанно, а в остальном каждый вправе жить так, как ему предначертано от рождения. Никому не дано выпрыгнуть из своей шкуры, за исключением разве что лисы барона Мюнхгаузена. Да и по какой мерке люди берутся судить нас? Обычно они руководствуются представлениями, учениями и принципами, которые были сформулированы мыслителями сто, а часто и тысячу лет назад. Сегодня, когда эти принципы наконец превратились в общее достояние, другие прогрессивные мыслители признают их ошибочными. Человечество всегда отстает от своих гениев по меньшей мере на столетие, моя же свобода заключается в том, что я беру на себя смелость отвечать за собственные поступки и не плестись вместе с ним в хвосте, вот и все.

— Я вас не совсем понимаю, — сказала Наталья, во взгляде которой читалось тихое удивление.

— Да в этом и нет необходимости, — ответил он. — Мне важно, чтобы вы поняли: я не хуже тех, кто берется меня судить.

Наталья глядела в красный жар камина и, казалось, к чему-то прислушивалась. Вероятно, один из шаловливых кобольдов, обитающих в этих укромных покоях, вскарабкался к ней на плечо и что-то шепнул в ухо, ибо браслет, который теребили ее пальцы, внезапно соскользнул с руки на пол. Наталья хотела поднять его, но им уже завладел Сергей. Девушка попросила надеть браслет ей на запястье. Но неловко держала руку, когда Сергей послушно исполнял ее просьбу, и он не сразу сумел застегнуть золотой обруч.

— Вы выглядите таким несчастным, — шутливо, но едва слышно заметила она. — Вы, верно, были бы счастливы, если бы на моем месте сейчас стояла Зиновия.

— Я несчастен? Нисколько, — возразил Сергей. — Но мне больно от вашего взгляда. Вы уже не та Наталья, которую я когда-то увидел в лесу и с которой затем познакомился в мирном доме ее родителей. Вы изменились, и вовсе не в лучшую сторону.

Браслет был застегнут. Наталья медленно опустила рукав меховой кофты и беспомощно уставилась в землю. В этот момент, очень для нее кстати, появилась Зиновия.

— Пойдемте! — воскликнула она, подхватывая Ботушана под руку. — Ваше отсутствие не осталось незамеченным.

Наталья выпорхнула в одну из дверей, а Зиновия привела Сергея обратно к игорному столу. Но ненадолго. В то время как в зале катался шарик и звенело золото, с улицы донесся веселый хохот. Сергей узнал голос Натальи, и эти серебристые переливы выманили его из зала.

Когда он вышел на крыльцо, его взору предстала битва новых амазонок. Наталья и Алена — высоко закатавшая рукава меховой кофты, с разрумянившимися щеками — отважно отбивались от Феофана, Данилы и Василия, которые только что прибыли в Михайловку и теперь атаковали девушек снежками. Белые шары проворно летали в обе стороны — под шутки, прибаутки и беззаботный смех. Наталья была очаровательна, когда ловко увертывалась или подставляла снежку спину, так что белый пух разлетался по бархату и по меху. И казалась еще прелестнее, когда, сжав губы и сверкая глазами, прицеливалась в кого-то из молодых людей — а потом, если попадала в цель, заливисто хохотала.

Заметив Сергея, она и в него бросила снежок, угодивший ему в плечо. Он соскочил в снег и спокойно лепил свой заряд, когда второй выстрел сбил с его головы шапку. Но он тут же отомстил. Первый его снежок предназначался Наталье, второй — Алене, и оба достигли цели.

— Вчетвером против двоих, — закричала Наталья, — это не по-рыцарски!

— Ты права, — поддержала ее появившаяся на пороге Зиновия. — Как вам не стыдно, Сергей, так наседать на девушек? Прекратите сейчас же!

Она стояла на крыльце, метая глазами искры и угрожающе улыбаясь; пурпурная краска гнева, залившая ее красивое лицо, затмила пурпур соболиной кофты, поспешно накинутой на плечи. Но Зиновия снова побледнела как снег, в который теперь спустилась, увидев, что Сергей ей не подчинился и продолжает вести потешную схватку.

— Вы хотите меня рассердить? — произнесла… нет, скорее прошипела она. — Вот уж не думала, что вы так ребячливы.

Сергей поднял шапку и предложил ей руку.

— Стало быть, пойдемте, — сказал он, — но играть вы больше не будете.

— Почему же? Я выигрывала.

— Потому, что мне это наскучило.

— Ладно, тогда просто поболтаем.

Миновав зал, они прошли в полутемный прохладный покой, где незадолго до этого Сергей разговаривал с Натальей, и уселись поближе к камину.

— Вы, конечно, можете не согласиться, но мне кажется, вы меня приревновали, — начал Сергей.

— Да, приревновала, — ответила Зиновия с искренним смущением, на мгновение сделавшим ее совершенно неотразимой.

— Значит, вы меня любите? — пробормотал Сергей, беря ее за руку и заглядывая ей в глаза. — Нет, это немыслимо, вы ведь не умеете любить.

— Я и сама так полагала.

— Зиновия…

Тут снова будто зашелестели волны, и в комнату вошла Наталья.

— Я не помешала? — спросила она с улыбкой и присела рядом с Сергеем. Она хотела досадить Зиновии, и ей это удалось.

— Ты нам в самом деле помешала, — надменно ответила та.

— Меня это радует.

— Сергей как раз собирался что-то сказать мне…

— Что ж, — со смехом перебила ее Наталья. — В таком случае я тем более останусь.

— Тогда уйду я, — сказала Зиновия и встала. — Пойдемте, Сергей.

— О, я пойду с вами! — воскликнула Наталья, и, мгновенно решившись, храбро взяла Ботушана под руку.

Подобного оборота событий Зиновия не ожидала; она мигом утратила всю свою самоуверенность и, бросив на Сергея испепеляющий взгляд, быстро двинулась к выходу.

Том третий

29. Зверинец Зиновии

Звенеть бокалам, музыке играть,

Пока есть время — юным пировать!..

Поста нам все равно не миновать.

Карнавал приближался к концу. Веселая компания, которую возглавляла Зиновия, в последние дни без устали кочевала с праздника на праздник. Все никак не могли успокоиться. Санной прогулкой день начинался, завершался же танцами и играми.

Так незаметно подошел канун Великого поста. До самого утра продолжался бал в замке графини. Поспав немного на соломе, постеленной прямо в зале, господа на санях отправились в Михайловку. Здесь сели играть в рулетку, а на кухне дворня тем временем стряпала — к обеду и ужину одновременно. Дамы поочередно удалялись, чтобы навести последний лоск на свои туалеты, потому что веселые дни Масленицы собирались завершить маскарадом.

После сытной трапезы каждый ненадолго прикорнул прямо там, где его сморил сон. Февадия задремала в большом бабушкином кресле, Винтерлих — под обеденным столом, дядюшка Карол — на вышеозначенном столе, а Феофан — перед дверью Зиновии.

Когда стемнело, начали наряжаться. Музыканты настраивали инструменты, и скоро танцевальный зал заполнился цыганами, неаполитанками, арабами, индусами, шотландцами, рыцарями времен короля Собеского, мифологическими и литературными персонажами.

Сергей, одетый Гамлетом, стоял, прислонившись к одной из деревянных колонн, украшавших вход, и глядел на проходящих мимо него пестро разряженных привидений. Зиновия шла с Каролом: он — в образе Геркулеса, с веретеном в руке; она — как Омфала, с львиной шкурой на плечах, сжимая палицу.

Февадия преобразилась в московскую боярыню семнадцатого столетия и напоминала ожившую коробку с красками. Ее высокий, похожий на диадему головной убор сверкал золотом, фальшивыми бриллиантами и жемчугами. Серебряные каблуки желтых сафьяновых сапожек цокали, как копыта рысистой лошади.

Лидия в костюме знатной китаянки и Алена, одетая голландской крестьянкой, смотрелись очень эффектно, как, впрочем, и Аспазия, представлявшая фурию Столетней войны, королеву Изабо.[67] Графиня Коморовская в роскошном одеянии Альдоны из «Конрада Валленрода»[68] появилась под руку с майором, вступившим под своды зала в образе великого магистра Тевтонского ордена.