Пиранези - Сюзанна Кларк

Меня это тревожит.

— Не исчезай, — строго говорю я ей. — Не исчезай.

Она делает скорбно-веселую гримасу и отвечает:

— Не исчезну.

— Мы не можем все время друг друга спасать, — говорю я. — Это нелепо.

Она улыбается. Улыбка у нее тоже немного печальная.

Но она по-прежнему душится теми же духами — первым, что я о ней узнал, — и для меня это по-прежнему запах Солнечного Света и Счастья.

В голове у меня все приливы

Запись от 30 ноября 2018 г.

В голове у меня все приливы, их время, высота и направление. В голове у меня все залы, вся их бесконечная череда, все запутанные переходы. Когда я устаю от этого мира, от шума, грязи и людей, я закрываю глаза и называю конкретный вестибюль; потом называю зал. Мысленно я иду из вестибюля в зал, точно отсчитываю двери, в которые мне надо пройти, повороты налево и направо, статуи, мимо которых лежит мой путь.

Вчера мне приснилось, что я стою в пятом северном зале перед гориллой. Она спустилась с пьедестала и медленно шла ко мне, опираясь на кулаки. В лунном свете она была серовато-белой; я обвил руками ее мощную шею и рассказал, как рад оказаться дома.

Проснувшись, я подумал: Я не дома. Я здесь.

Пошел снег

Запись от 1 декабря 2018 г.

Сегодня я шел через город в кафе, где встречался с Рафаэль. Было половина третьего в день, когда света почти нет.

Пошел снег. Облака накрыли город серым потолком, рев машин, приглушенный снегом, сделался почти ритмичным, словно мерный, нескончаемый плеск прибоя, бьющего в мраморные стены.

Я закрыл глаза. Мне было хорошо.

Впереди начинался парк. Я вошел в ворота и зашагал по аллее высоких старых деревьев между мглистыми заросшими газонами. Белый снег сыпал сквозь голые зимние ветки. Меж деревьями мелькали отсветы далеких автомобильных огней: красные, белые, желтые. Было очень тихо. Еще не стемнело, но фонари уже горели призрачным светом.

По дорожке сновали люди. Мимо прошел старик. Он выглядел усталым и грустным. У него были лопнувшие сосуды на лице и седая щетина. Когда он сощурился из-за снега, я понял, что знаю его. Он изображен на северной стене сорок восьмого западного зала. Там он король: в одной руке он держит маленький макет города, обнесенного стеной, а другую поднял в благословении. Мне хотелось схватить его и сказать: «В другом мире ты король, добрый и благородный! Я видел!» Но я промедлил лишнее мгновение, и он исчез в толпе.

Мимо прошла женщина с двумя детьми. У одного в руке была деревянная блок-флейта. Их я тоже знал. Они изображены в двадцать седьмом южном зале: двое мраморных детей играют, один из них держит флейту.

Я вышел из парка. Вокруг меня вставали дома. Я шел мимо дворика гостиницы, где в хорошую погоду можно посидеть за столиками. Сейчас занесенные снегом металлические столы и стулья выглядели грустными и сиротливыми. Над ними была натянута проволока, а на ней висели бумажные фонари. Ветер качал оранжевые шары; облака, сизые как море, неслись по небу, и фонари трепетали на их фоне.

Красота Дома несказанна; Доброта его беспредельна.

Михаил Назаренко

Примечания

Благодарю Екатерину Доброхотову-Майкову и Ефрема Лихтенштейна за помощь в работе над примечаниями.

Михаил Назаренко

В 2005 году, завершив промотур, посвященный выходу «Джонатана Стренджа и мистера Норрелла», Сюзанна Кларк слегла с болезнью, которую так и не удалось однозначно определить (диагностировали то болезнь Лайма, то вирус Эпштейна-Барр, то синдром хронической усталости). Симптомами были истощение, мигрени, туманность сознания, светочувствительность, тошнота; следствиями — депрессия, социальная тревожность и агорафобия.

Теперь Кларк хотя бы может шутить об этом: «Мне уже не раз говорили, что я написала длинную книгу, где рассказано о болезни XIX века [50], а теперь сама подхватила такую же. Или что я написала длинную книгу о чарах, а потом сама оказалась в их власти. Так оно и есть. Не стоит докучать эльфам, а тем более писать о них — им это совсем не нравится».

Задуманный и начатый роман — продолжение «Стренджа и Норрелла» — был оставлен: помимо того, что книга о викторианской эпохе требовала работы с источниками, Кларк обнаружила, что из-за болезни оказалась не способна принимать решения: «Я не могла выбрать между разными вариантами одной и той же фразы или определить, в какую сторону будет двигаться сюжет». И незаконченный роман стал напоминать, по словам писательницы, разросшийся куст или густой лес.

«Я долго злилась на свою болезнь: как это нечестно, сколького я лишена. Но теперь я понимаю, и сколько у меня осталось… вся история, вся литература, духовность, математика, искусство, наука». В 2013-м Кларк приехала на съемки телесериала по ее роману и была ошарашена тем, что все относились к ней как к автору. «Я-то уже привыкла думать о себе как об инвалиде, больной женщине средних лет. А тут никто на меня так не смотрел. Поразительно!»

Болезнь несколько отступила, и Кларк решила написать книгу, в которой не будет сотен персонажей и которая не потребует дополнительных исследований. «Я ощущала вес тех лет, когда я ничего не писала, и всех нерассказанных историй». Она вернулась к старому замыслу, возникшему еще в 1980-е годы, когда она посещала литературные курсы, посвященные творчеству Борхеса. Особо ее впечатлил рассказ «Дом Астерия» (1947) из сборника «Алеф» — рассказ о Минотавре с точки зрения самого чудовища, для которого и он сам, и его мир совершенно нормальны и привычны.

Борхесовский лабиринт соединился в сознании Кларк с образами из книги Клайва Стейплза Льюиса «Племянник чародея» (1955): недаром из нее взят эпиграф к роману. Поиск параллелей мы предоставляем читателям; отметим только, что один из героев «Пиранези» — почти полный тезка льюисовского мага и, в определенном смысле, его ровесник: он появился на свет в тот же год, что и сказка.

В эссе «Воображенные миры» (2009) Сюзанна Кларк рассказала о своей любви к «Хроникам Нарнии»:

«Все книги суть двери; а иные из них — платяные шкафы. В Оксфорде середины XX века К. С. Льюис провел нас сквозь шкаф в Нарнию; в „Хоббите“ и „Властелине Колец“ его друг Дж. Р. Р. Толкин подарил нам Средиземье, которое стало образцом для других миров. Чтобы создать Нарнию, Льюис соединил северный пейзаж,