Скрип на лестнице - Эва Бьёрг Айисдоттир

как я сказала, она постучала в двери буквально перед самым приходом гостей. Она хотела о чем-то поговорить, я так и не поняла о чем. На самом деле я некрасиво с ней обошлась, и жалею об этом теперь, когда… ее не стало. – Магнея выпила глоток воды.

– А потом она просто ушла?

– Да, я сказала, что могу увидеться с ней попозже этим же вечером. Из всех мест встречи она выбрала у маяка. – Магнея помотала головой и отпила еще глоток воды. – А я с минуты на минуту ждала гостей, поэтому взяла и согласилась.

– И вы поехали с ней встречаться? – спросил Сайвар.

– Нет, конечно, – ответила Магнея слегка резковатым тоном. Потом она поняла, насколько сурово это звучало. – Я хотела сказать, я к тому времени уже выпила несколько бокалов вина и не хотела в таком состоянии садиться за руль. Наш ужин затянулся, и я забыла, что договаривалась об этой встрече. Я про нее вспомнила только, когда услышала, что Элисабет убили.

– Понимаю, – сказал Хёрд. – А вы знаете, что она хотела с вами обсудить?

– Понятия не имею.

– А какой Элисабет была в детстве, в школе?

– Это так давно было. Почти тридцать лет назад, – ответила Магнея. Она сделала глубокий вдох и задумчиво посмотрела в окно. – Ее было не видно, не слышно. Не помню, чтобы она вообще как-то выделялась. Разве что неопрятностью. От нее вечно несло сигаретами.

– Сигаретами?

– Да, от нее всегда был запах сигаретного дыма. Ну, конечно, в те времена люди вообще больше курили. И мои родители в их числе, – улыбнулась Магнея. – Но они старались не делать этого дома. А родители Элисабет, по-моему, даже окон не открывали, когда курили. А от бедной девочки просто разило куревом.

– Да, времена явно изменились. – Хёрд бросил встревоженный взгляд в сторону коридора, когда телевизор внезапно смолк.

– А друзья? Ты помнишь, с кем дружила Элисабет?

– Ни с кем. Она все время была одна. – Во время ответа Магнея смотрела в свой стакан с водой. У Сайвара появилось ощущение, что она чего-то не договаривает. Она старалась не смотреть на него.

– Ну, как у вас продвигается? – вошел в кухню Бьяртни. – Надеюсь, мы могли быть вам чем-нибудь полезны.

Хёрд откашлялся и встал.

– Пожалуй, мы закончим. – Он подал руку Магнее и Бьяртни. Сайвар последовал примеру Хёрда.

– И напоследок всего один вопрос, – сказал Сайвар, когда они вышли в прихожую. – Почему вы не сообщили об этом? Вы же должны были слышать, что это дело расследуется.

– Я просто думала, что это не важно, – ответила Магнея и засмеялась немного принужденным смехом. – Я же с ней всего две минуты разговаривала и больше ее не видела.

Сайвар кивнул головой и попрощался. Он не верил ни единому ее слову.

– Ну, проку из этого вышло мало, – сказал Хёрд, когда они снова уселись в свою машину.

– Ну, во всяком случае, мы узнали, что она хотела обсудить что-то, что ее взволновало. – Сайвар задумчиво смотрел из окна машины. – Хотя мне кажется, Магнея рассказала нам не все, что знает. Элисабет зашла к ней не просто так.

– Ну, я в этом как-то не уверен. – Хёрд повернул ключ зажигания. – Судя по тому, что мы знаем о Элисабет, ей вообще было не свойственно душевное равновесие.

Сайвар пробурчал в ответ что-то нечленораздельное. Но все же по дороге он не мог отделаться от мысли, что, наверное, Эльма все-таки права. Может, дело здесь не в муже, не в измене, а в чем-то совсем другом.

Магнею тошнило. Едва полицейские ушли, она направилась прямиком в ванную, включила воду в душе и сблевала в унитаз. Она села на пол, прислонив голову к холодному кафелю стены, пока помещение наполнялось паром. Она хотела бы, чтобы тогда у нее хватило мужества рассказать полицейским то, что ей уже давно хотелось кому-нибудь поведать. Но мужества как раз не хватало. К тому же она не могла рисковать всем тем, что имела. А иначе ей пришлось бы переезжать, начинать новую жизнь где-нибудь, где ее никто не знает.

Было трудновато отвечать на расспросы Бьяртни, который и знать не знал, что в тот вечер приходила Элисабет. Не надо было тогда врать, так всегда получалось хуже. Но она не знала, почему все время врала. С самого детства она наживала себе проблемы из-за маленькой лжи по неважному поводу. Она приукрашивала свои рассказы, врала подружкам о том, что делала в выходные, выдумывала истории о незнакомых людях. И не из-за того, что ей не хватало внимания – его-то она как раз получала достаточно. Просто слова как-то сами вылетали у нее, прежде чем она успевала что-нибудь предпринять.

И все же была одна ложь, с которой ей придется жить и которую она не сможет стряхнуть с себя.

Она погладила выпуклый живот и почувствовала, как по всему телу разливается теплота, как и всегда, когда она думала о ребёнке. Отныне она никогда никому не сможет ничего рассказать. Она знала, что если расскажет, то Бьяртни ей никогда не простит. Ауса больше на нее не взглянет, Хендрик перестанет с ней разговаривать. Да и весь город тоже. Нет, она не будет рассказывать. Эта тайна умрет с ней. А сейчас ей не надо опасаться, что кто-нибудь разболтает. Единственная, кто знал тайну кроме нее, уже мертва. А сама она не будет никому говорить.

Акранес 1990

Иногда она бывала плохой. Она не знала почему, и объяснить не могла, но чувствовала, что в ней живет что-то плохое.

Она размышляла об этом, смотря на паука, который отважился выйти из своей щели в камешках у дома и заполз на стену. Она взяла его двумя пальцами и начала аккуратно обрывать ему лапы. Закончив, она положила то, что осталось от паука, на ступеньку и стала смотреть, как он корчится.

Была суббота, и она собиралась попозже зайти к Саре. Пока еще было рано, и в доме все спали. Она стало думать, не рано ли зайти к Солле. У нее уже живот подвело, а у Соллы по выходным часто бывало что-нибудь вкусное. Свежевыпеченный хлеб или улитки с корицей, усыпанные сахаром. Она любила Соллу. Она не знала, что делала бы, если бы соседка Солла не заботилась о ней. Она приставила указательный палец к туловищу паука, почти переставшему двигаться, вдавила его в бетон, и оно превратилось в черную кляксу.

Она считала, что Саре просто здорово повезло. Сара жила недалеко от нее, в большом доме с красивым садом, и мама у нее