Мемуары генерала барона де Марбо - де Марбо Марселен

Сначала я твердо отказался и продолжил считать. Оценка императора была исключительно точной, потому что в наличии было немного больше восьмисот конных егерей. Я уже собрался отправиться на доклад к императору, когда генерал Морлан с капитаном Фурнье снова стали настойчиво просить меня сказать, что наибольшая часть отсутствующих просто отстала по каким-то причинам и вскоре присоединится к полку, что было действительно очень вероятно, поскольку император не начнет битву до того, как не появятся дивизии Фриана и Гюдена, а они находились еще у ворот Вены, в 36 лье от нас. Это должно было занять несколько дней, а за это время егеря гвардии, отставшие от основной массы, снова присоединятся к ним. Они добавили, что император слишком занят, чтобы проверить мой доклад, который я должен ему представить.

Я не скрывал тогб, что мне была неприятна их просьба, поскольку они просили меня обмануть императора, и это было очень плохо. Но я также чувствовал, что я очень многим обязан г-ну Фурнье за заботу о моем отце. И, таким образом, я позволил себя уговорить. Я обещал скрыть большую часть правды.

Как только я остался один, я понял грандиозность моей ошибки, но было слишком поздно. Главное заключалось в том, что надо было как-то выйти из этого положения с наименьшими неприятностями. Для этого я долгое время не появлялся перед императором. Во всяком случае, пока он был верхом. Я боялся, что он поскачет на бивуак егерей и проверит мой доклад, что, очевидно, меня бы очень серьезно скомпрометировало.

Я вернулся в императорский штаб только с наступлением ночи, тогда император уже слез с лошади и ушел в свои апартаменты. Меня провели к нему для доклада о данном мне поручении. Я увидел его растянувшимся на карте, разосланной на полу. Как только он меня увидел, он воскликнул: «Ну что, Марбо, сколько там конных егерей в моей гвардии? Их число равняется 1200, как я и считал и говорил Морлану?» «Нет, государь, я насчитал только 1120, таким образом, на 80 человек меньше». — «Я был уверен, что отсутствовало большее число», — возразил император, и тон, каким он произнес эти последние слова, доказывал, что он ожидал гораздо большей недостачи людей, а в то же время отсутствовало, выходит, только 80 человек. На полк в 1200 человек, только что прошедший 500 лье зимой, останавливаясь ночевать прямо на снегу, на бивуаках, раскинутых на холодном воздухе, это было, конечно, очень небольшое число. И когда император отправился ужинать, проходя через комнату, где собрались командиры гвардии, он ограничился тем, что сказал Морлану: «Да, вы хорошо считали. У вас не хватает только восьмидесяти егерей. Это почти целый эскадрон. С восемьюдесятью храбрецами можно бы остановить целый русский полк. Надо следить за тем, чтобы люди не отставали». Затем, подойдя к командиру пеших гренадеров, численный состав которых был значительно меньше, чем на это можно было рассчитывать, Наполеон сделал ему очень серьезный выговор. Морлан, чувствуя себя счастливым из-за того, что отделался всего несколькими замечаниями, подошел ко мне, как только император сел за стол, и горячо меня поблагодарил, заверив меня в то же время, что подошли уже примерно 30 егерей и курьер, прискакавший из Вены, встретил их еще около сотни между Цнаймом и Брюнном и много других вокруг Холлабрунна. Это давало нам уверенность, что за 48 часов полк будет практически численно восстановлен. Я этого желал так же, как и он, потому что понимал трудность положения, в котором мы оказались из-за моей чересчур большой благодарности по отношению к Фурнье. Я не мог заснуть всю ночь: боялся справедливого гнева императора, доверие которого я так нехорошо обманул. Мое волнение на следующий день еще больше возросло, особенно когда Наполеон отправился по своему обычаю проверять войска и направился прямо к бивуаку егерей гвардии, поскольку самый простой вопрос, обращенный к любому офицеру, мог открыть ему правду.

Я уже чувствовал, что пропал, как вдруг услышал музыку русских войск, расположившихся на Праценских высотах, в половине лье от наших передовых постов. Направив свою лошадь к веренице штабных, во главе которых скакал император, я приблизился, насколько мог, к нему и очень громко произнес: «Без сомнения, что-то происходит в лагере врага. Там слышна музыка». Император, услышавший мои слова, внезапно свернул с дороги, которая вела к бивуаку гвардии, и направился в сторону Працена, чтобы осмотреть, что творится в авангарде. Он оставался там долго, наблюдая за обстановкой. Наступила ночь. Он вернулся в Брюнн, не посетив егерей. В течение нескольких дней я находился в состоянии смертельного страха, хотя уже знал о прибытии многочисленных дополнительных отрядов. Наконец, приближение сражения и большая занятость императора вытеснили из его головы мысль о необходимости проверить полк конных егерей, чего я так боялся. Но урок, полученный мной, был очень полезным в дальнейшем, потому что впоследствии, став полковником, как только император спрашивал меня о численности бойцов, присутствующих в эскадронах моего полка, я всегда называл точную цифру.

Г лава XXVI

Посол Пруссии и Наполеон. - Аустерлиц. - Я спасаю одного русского унтер-офицера на глазах у императора в Зачанском пруду

Если Наполеона часто обманывали, то и он использовал нередко хитрость, чтобы осуществить свои планы, как это доказывает одна военно-дипломатическая комедия, о которой я вам расскажу и в которой я сыграл свою роль. Чтобы хорошо это понять, и это даст вам ключ к пониманию причин, которые в следующем году послужили поводом для войны между Наполеоном и прусским королем, необходимо вернуться на два месяца назад. Тогда французские войска ушли с берегов океана и направлялись форсированным маршем к Дунаю.

Чтобы отправиться из Ганновера в верховья Дуная, 1-й корпус под командованием Бернадотта имел только одну, самую краткую дорогу, ведшую через Анспах. Эта маленькая земля принадлежала Пруссии, но, так как она была отрезана ог основной территории многочисленными мелкими княжествами, в прежних войнах ее всегда рассматривали как нейтральную территорию, по которой каждая из сторон могла свободно проходить, заплатив то, что полагалось, и воздерживаясь, естественно, от любого военного действия. Такой порядок уже давно позволял австрийской и французской армиям часто пересекать это маркграфство еще во времена Директории, не предупреждая Пруссию. И Пруссия не находила это чем-то непозволительным.

Воспользовавшись этим, Наполеон приказал маршалу Бернадотту пройти через Анспах. Маршал подчинился.

Узнав о проходе французского корпуса через эту территорию, королева Пруссии и ее двор, ненавидевшие Наполеона, провозгласили, что прусская целостность была незаконно нарушена, и воспользовались этим, чтобы поднять нацию и потребовать объявления войны. Король Пруссии и его министр г-н Гаугвиц — единственные, кто сопротивлялся общему возмущению. Это было в октябре 1805 года, в момент, когда разразились военные действия между Францией и Австрией и русские армии только что пополнили австрийские войска. Чтобы усилить эти настроения и создать повод для совместных действий с Россией и Австрией, королева Пруссии и молодой принц Людвиг, племянник короля, пригласили императора Александра приехать в Берлин, в надежде, что его присутствие заставит решиться короля Фридриха-Вильгельма.

Действительно, 25 октября Александр отправился в столицу Пруссии. Он был принят там с большим радушием королевой, принцем Людвигом и сторонниками войны против Франции. Король Пруссии, обложенный, таким образом, со всех сторон, позволил вовлечь себя в общее дело, поставив все-таки определенные условия (по совету старого герцога Брауншвейгского и графа Гаугвица): его армия присоединится к кампании только после того, как будет ясен общий исход войны на Дунае.

Мемуары генерала барона де Марбо

Такое неполное присоединение к их планам не удовлетворило ни императора Александра, ни королеву Пруссии. Но в данный момент они не могли добиться большего.