Отборная невеста кн. 1 - Илона Волынская

Дворецкий поколебался… а потом скомандовал:

— Сходи, передай сьеру. А ты… — он окинул Булку еще одним исполненным сомнения взглядом и скривился. — Заходи, не позорь дом своим видом! Нет! Дальше не ходи! Стой здесь, у порога! Даже не пытайся хоть шаг сделать. Если монсьер скажет, что ты ему не нужна, я тебя сразу же и выкину. — и вполголоса прибавил. — С черного хода.

Дверь за спиной у Булки захлопнулась. Она стояла, переминаясь у самого порога под пристальным взглядом дворецкого, действительно не сводившего с нее глаз, и украдкой озиралась. Заледеневшие пальцы ломило от тепла, очень хотелось хотя бы привалиться к двери, но острый взгляд дворецкого не позволял, и она стояла, держась изо всех сил. Еще недавно у нее был такой же большой и теплый дом, и горничные, на нее не смотрели как на грязь, а улыбались и…

Раздался торопливый шорох шагов и горничная, подобрав юбку, сбежала по лестнице:

— Монсьер сказал немедленно вести в кабинет!

— Только вперед ее пусти и присматривай, чтоб не украла чего. — дворецкий неодобрительно поглядел на натекшую вокруг Булки грязную лужу.

Булка стряхнула поеденный молью платок, как обычно сбрасывала на руки прислуге пальто…

Платок упал в лужу. Некоторое время все трое смотрели как пропитывается грязной талой водой обтрепанный край. Щеки и лоб горничной налились дурной краснотой…

— Монсьер ждет. — предостерегающе буркнул дворецкий, отпихивая платок носком начищенной до блеска туфли.

Горничная шумно выдохнула, и судорожно дернула головой в сторону лестницы. Булка молча направилась куда велено, стараясь шагать именно так, как должна ходить благородная сьёретта — неторопливо и степенно, ни в коем случае не срываясь на недостойную суетливость.

— Пошевеливайся, некогда мне тут с тобой прогуливаться!

Толчок в спину разрушил всю степенность, Булка споткнулась об верхнюю ступеньку, едва не ткнувшись носом в пушистый ковер. Но удержалась на ногах, лишь ожгла горничную взглядом и повернула, куда указали. Она не станет скандалить с прислугой!

Она выпрямила плечи так, что лопатки едва не касались друг друга, и пошла дальше, чувствуя как неприязненный взгляд упирается ей в спину, будто заржавленная спица.

— Сюда. — буркнула горничная и постучалась в дверь. — Монсьер, девчонка здесь, как вы велели.

— Пусть зайдет. — голос за дверью дрогнул, становясь еще более знакомым — именно так, сквозь щелку в двери, она и слышала его раньше.

Горничная распахнула дверь, невольно придержав ее перед гостьей. Тут же на лице ее промелькнула злость, но делать что-то на глазах у хозяина она не стала — просто пропустила Булку внутрь, и закрыла дверь у нее за спиной.

Не глядя на поднявшегося ей навстречу сьера девочка присела в реверансе. Это был самый лучший, самый выверенный реверанс из всех, что она делала за свою жизнь! Наверное, впервые ее гувернантка осталась бы довольна — ведь от реверанса сейчас зависела жизнь! Он не должен ни на мгновение усомниться, кто она!

Рядом раздались торопливые шаги и вновь дрогнувший голос сказал:

— Ты… вы ее дочь? Лилии?

— Да, сьер виконт. — она выпрямилась, чуть не упав — колени подрагивали. Подняла голову, и поглядела в лицо склонившемуся над ней сьеру. — Простите, что позволила себе явиться без приглашения и предупреждения, но исключительные обстоятельства и ваши частые визиты в наш дом…

Щека его дернулась, и он торопливо перебил:

— Перестаньте, не нужно извиняться! Летящая, да вы же на ногах не стоите, милая сьёретта! Сюда, в кресло! Я подброшу дров в камин! — участливые руки подхватили ее под локоть, и он почти донес девочку до кресла.

С большим трудом она выпрямилась на краешке, подавив соблазн заползти вглубь и свернуться как кошка, клубком. И лежать, принюхиваясь к еще недавно таким привычным, а теперь словно доносящимся из другого мира запахам: чистоты, крепкого чайного листа, и повернувшегося в ее сторону сторожевого цветка на столе. И еще — печенья.

Внутри скрутило голодной болью — казалось, живот под платьем провалился до самой спины…

Булка сложила руки на подоле и сдерживая дрожь, чинно склонила голову:

— Благодарю за помощь, монсьер. На улице весьма холодно. Я… не привыкла…

— Быть может, приказать чаю? — он пошуровал кочергой в камине, заставляя огонь разгореться сильнее — волна тепла достигла девочки, по телу толпой промчались суетливые мурашки.

«Да! — хотелось завизжать ей. — Чаю! Умоляю! Горячего! С джемом! И тостами! С маслом!» Но она только сжала кулаки и растянула губы в вежливой, но очевидно вымученной улыбке:

— Это было бы весьма любезно.

Нельзя! Нельзя нарушать этикет! Манеры — сейчас единственная ее надежда, что виконт станет обращаться с ней как с благородной сьёреттой. Вторая надежда была на то, что к чаю подадут печенье.

Виконт покричал в коридор, приказывая подать чаю. Поднос забрал в дверях — горничную он в комнату не пустил. И только одружая поднос на хрупкий столик на тонкой ножке, окинул Булку быстрым испытывающим взглядом: от сбившихся в грязную мочалку волос до все еще добротных ботиночек. Щека его снова дернулась.

Булка этого не видела — она смотрела на чайный поднос и… на глазах ее вскипали слезы. Там были драгоценные, полупрозрачные на просвет чашки — их делали из белоснежных листьев чащобного дерева Ци, способных застывать в любой форме, если их нагреть, а потом резко охладить в ледяной воде. И такой же молочник, и серебряная подставка с колотым сахаром, и конечно же, дымящийся чайничек…

Вазочки с печеньем горничная не принесла.

От разочарования и голода тряслись руки, но она взялась за щипцы и опустила в свою чашку кусочек сахара, с трудом сдерживаясь, чтоб не сунуть еще один в рот. Пальцами, как сделал бы Крыска. Мелькнула мысль, что Крыска тоже должна быть в этом доме, но Булка от нее отмахнулась. У нее было слишком много собственных бед, чтоб еще думать, что нужно благородному сьера от трущобной отброски.

Булка взялась за ручку чашки словно под пристальным взглядом гувернантки, и сделала глоток. И все же не удержалась, прикрыла глаза, когда во рту стало сладко и горячо. Тепло ухнуло вниз, в пустой живот.

Виконт пристально смотрел на ее сжимающие ручку чашки пальцы — грязные, потрескавшиеся, с обломанными ногтями.

Булка торопливо поставила чашку обратно на блюдце и спрятать ладони в складках не менее грязной юбки. И как он только ее в кресло усадил, не побрезговал?

— Где вы были, дитя мое? — тихо спросил он. — Вы исчезли из дома…

— В тюрьме. — она попыталась вымученно улыбнуться. — Я не исчезла, меня забрали.

— В тюрьме? — повторил он. — Дочь благородного семейства… Маленькую девочку… Отправить в тюрьму?