Новый цифровой мир - Джаред Коэн

Всеобщий доступ в сеть изменит наши взгляды на оппозицию. В странах продолжат действовать «реальные» общественные организации и партии, но появление на виртуальной центральной площади огромного количества новых участников драматически преобразует пейзаж политической активности. Большинство людей будет волновать не конкретная проблема – они скорее присоединятся к движению, выступающему за решение целого спектра проблем и действующему на территории нескольких стран. Для организаторов кампаний здесь есть и плюсы, и минусы: это позволит легко оценивать и визуализировать размер сети сторонников, однако усложнит понимание степени их заинтересованности в общем деле и преданности ему. В странах, где свобода собраний ограничена или вовсе отсутствует, возможность общаться и планировать действия в виртуальном пространстве кажется манной небесной независимо от состава участников. А вообще именно лидеры, принимающие стратегические решения, должны будут разобраться, действительно ли у их движения есть массовая поддержка, или оно представляет собой огромную эхо-камеру.

Оппозиционным силам виртуальный мир позволяет по-новому решать критически важные задачи сбора средств и создания собственного бренда. Некоторые из них будут по-разному позиционировать себя в различных частях интернета для того, чтобы добиться внимания нужных целевых групп. Так, оппозиционная организация из Центральной Азии может приглушить свои религиозные обертоны на платформе с англоговорящими пользователями из западных стран, а в рамках сетей своего региона повести себя противоположным образом. Уже сегодня нечто подобное делают «Братья-мусульмане» и другие исламистские партии; именно так отличаются по тону и подбору тем независимые друг от друга редакции канала «Аль-Джазира», которые вещают на английском и арабском языках. (К примеру, в день проведения одной из первых акций протеста в Сирии в 2011 году в сообщении «Аль-Джазира» на английском языке были приведены данные о множестве погибших демонстрантов. Та же «Аль-Джазира» на арабском, как ни странно, вместо этого рассказала о какой-то незначительной инициативе Башара Асада, относящейся к проблеме курдского меньшинства страны. По мнению некоторых аналитиков, этот дисбаланс отражает политическую зависимость катарского телеканала от Ирана, союзника Сирии и соседа Катара.)

Одновременно с тем, что у оппозиционных групп становится все больше возможностей для создания своего бренда, меняется традиционная модель их организации: сегодня у оппозиции вместо офисов – сайты, вместо сотрудников – фолловеры и члены сообщества; они используют бесплатные и открытые платформы, позволяющие сократить накладные расходы. В будущем «цифровых оппозиционеров» будет так много, что им придется яростно конкурировать за внимание публики.

В результате появления в интернете такого изобилия новых голосов и шума, который они будут производить, потребуется точнее определить само понятие «диссидент». В конце концов, диссидентом может называться не каждый, кто выражает в интернете свое мнение: так делают практически все, кто имеет к нему доступ. Лидерами следующей волны диссидентского движения станут лишь люди, способные вести за собой других и с помощью краудсорсинга обеспечивать себе поддержку в сети, имеющие навыки использования цифровых инструментов продвижения и, что самое главное, готовые подвергнуть себя физической опасности. Активность исключительно в сети, особенно удаленная или анонимная, снижает привлекательность диссидента в глазах потенциальных последователей, поэтому истинные лидеры будут рисковать в реальной жизни в отличие от их виртуальных сторонников. Так что больше шансов остаться позади окажется не у тех, кто плохо знаком с механизмами проведения конституционных реформ, строительства общественных институтов и государственного управления, а у тех, кто не обладает техническими навыками других активистов: таким людям труднее возглавить виртуальную толпу и сравниться с другими, молодыми лидерами (молодежь может просто не понять истинную значимость их опыта).

Как отмечалось, будущие революционные движения окажутся транснациональными и более массовыми, чем многие (хотя и не все) революции прошлого, выходя далеко за пределы традиционных национальных, этнических, языковых, половых и религиозных границ. Во время нашей поездки в Тунис в 2011 году мы встретились с активистами «жасминовой революции» – это было примерно через год после их успешного выступления. На наш вопрос о том, почему их революция вызвала настоящую цепную реакцию восстаний, они вначале упомянули об одинаковых проблемах, ставших их первопричиной, а затем рассказали о региональной сети контактов. Оказалось, что им легко удается налаживать отношения с любыми иностранцами, говорящими по-арабски и живущими на Ближнем Востоке, причем не только благодаря общности языка и культуры, но и потому, что часто у них есть общие друзья. Обширные социальные контакты, возникшие еще до начала революции, активизировали и ускорили распространение революционных настроений по региону, позволили обмениваться стратегиями и инструментами, обеспечивать финансовую и моральную поддержку.

Однако даже у этих крупных сетей существовали пределы, соответствующие границам арабского мира. В будущем все изменится. Благодаря продвинутым программам-переводчикам, способным учитывать региональные особенности языков и переводить в режиме реального времени, говорящий по-арабски активист из Марокко сможет координировать действия другого активиста, скажем, в Бангкоке, не знающего никакого иного языка, кроме тайского. Инновационные голосовые переводчики, интерфейсы управления жестами и в конечном счете голографические проекции позволят сформировать виртуальные сети гораздо более обширные, чем существующие. У разных народов невероятно много общих культурных черт, плохо изученных из-за языкового барьера и связанных с этим проблем коммуникации. В ходе будущих революций благодаря, казалось бы, почти случайным связям между находящимися очень далеко друг от друга сообществами и отдельными пользователями будут возможны обмен знаниями, аутсорсинг некоторых задач и новые неожиданные способы распространения идей.

Кому-то телекоммуникационные технологии позволят участвовать в борьбе, не подвергая себя риску, и чувствовать себя активистом, не прилагая особых усилий. Ведь сделать ретвит антиправительственного лозунга или поделиться видеороликом о жестоких действиях полиции, находясь в безопасности, довольно легко, особенно по сравнению с риском, на который шел тот, кто его снимал. Даже не участвующие непосредственно в оппозиционном движении люди могут испытать ощущение всемогущества, делая хоть что-то, и онлайн-платформы предоставляют им возможность подключиться и почувствовать свою ценность – пусть то, что они делают, мало на что влияет. Впрочем, если для жителей стран, власти которых обладают определенными техническими навыками, и есть шанс быть пойманными, виртуальная храбрость практически не несет никаких рисков.