Дорога в тысячу ли - Мин Чжин Ли

расширяющаяся война Японии в Азии казалась бессмысленной. Китай не Корея и не Тайвань; Китай может потерять миллион человек, может потерять территории, но останется непостижимо огромной страной. Корейцы хотят, чтобы Япония выиграла? Нет, но что станет с ними, если победят враги Японии? Спасутся ли корейцы? Очевидно, нет. Если корейские националисты не смогли вернуть свою страну, пусть дети изучают японский язык и пытаются делать карьеру. Голодный живот будет вашим императором.

Каждую минуту, каждый день Ёсоп беспокоился о деньгах. Если с ним что-то случится? Какой мужчина позволит своей жене работать в ресторане? Он знал это заведение, а кто не знал? Бандиты ужинали там поздно вечером. Владельцы установили высокие цены, чтобы не допустить простых людей. Когда Ёсопу нужно было занять деньги для приезда Исэка, он ходил туда. И что хуже — жена, работающая на ростовщиков, или его займы? Какой выбор ни сделай, все пахнет отвратительно.

4

Май 1942 года

Ноа Пэк не был похож на других восьмилетних детей по соседству. Каждое утро, прежде чем пойти в школу, он тер лицо, пока щеки не становились розовыми, смазывал волосы тремя каплями масла, затем зачесывал их назад, как учила мать. После завтрака ячменной кашей и мисо-супом[18] он полоскал рот и проверял белизну зубов в круглом ручном зеркальце у раковины. Неважно, насколько устала мать накануне, она тщательно гладила его рубашку. В чистой отутюженной одежде Ноа выглядел как японский ребенок из семьи среднего класса и совсем не походил на немытых детей корейского гетто.

В школе Ноа делал успехи и в арифметике, и в письме, удивлял учителя гимнастики координацией движений и скоростью. После занятий он прибирал на полках и подметал классную комнату, а потом шел домой один, стараясь не привлекать к себе ничьего внимания. Вернувшись домой, Ноа садился за домашние задания, не играл на улице с соседскими детьми, которые бегали в пыли до самого ужина.

С тех пор как его мать и тетя стали готовить кимчи в ресторане, дом больше не пах квашеной капустой и маринадами. Ноа надеялся, что его больше не будут называть чесночником. Теперь его мать и тетя приносили домой пищу из ресторана. Раз в неделю Ноа доводилось полакомиться жареным мясом и белым рисом.

Как и все дети, Ноа хранил тайны, но у него они были не обычные, детские. В школе его звали японским именем Нобуо Боку, а не Ноа Пэк; и хотя все в классе знали, что он был корейцем, посторонние едва ли могли об этом догадаться. Он говорил и писал лучше японских мальчиков. В классе он боялся упоминания о полуострове, где родились его родители, и опускал глаза, когда учитель упоминал о колонии Корея. Другим секретом Ноа было то, что его отец, протестантский пастор, сидел в тюрьме вот уже два года.

Мальчик пытался вспомнить лицо отца, но не мог. Когда его просили рассказать семейные истории для школьных заданий, Ноа говорил, что его отец работал мастером на бисквитной фабрике, и некоторые дети считали, что дядя Ёсоп был его отцом, и Ноа не поправлял их. Большой секрет, который он скрывал от матери, тети и даже от любимого дяди, заключался в том, что Ноа больше не верил в Бога. Бог позволил его доброму отцу попасть в тюрьму, хотя тот не сделал ничего плохого. За два года Бог ни разу не ответил на молитвы Ноа, хотя его отец обещал, что Бог очень внимательно слушает молитвы детей. Были и другие секреты, о которых Ноа не мог говорить дома: мальчик хотел быть японцем, он мечтал покинуть Икайно и никогда больше не возвращаться.

Все случилось поздней весной, когда Ноа пришел из школы и увидел на низком столе оставленный для него обед. Ему хотелось пить, мальчик пошел на кухню за водой, а когда вернулся в комнату, вскрикнул. Рядом с дверью на полу сидел изможденный и ужасно грязный человек. Он опирался на косяк, а левым локтем пытался оттолкнуться и встать, но это ему никак не удавалось. Он даже сесть нормально не мог, все время сползал по стене.

Нищий не казался опасным; но он мог быть вором. Дядя предупреждал Ноа о грабителях, которые могли проникнуть в дом в поисках еды или ценных вещей. В кармане у мальчика было пятьдесят сен, он сохранил их, чтобы купить иллюстрированную книгу о стрельбе из лука.

Теперь мужчина всхлипывал, и Ноа от этого почувствовал себя плохо. Он много раз видел бедняков на улице, но никто не выглядел так кошмарно, как этот человек. Лицо нищего было покрыто язвами и черными струпьями. Ноа вытащил из кармана монету. Опасаясь, что незнакомец может схватить его за ногу, он шагнул достаточно близко, чтобы положить монету на пол возле руки человека, а потом сразу вернуться на кухню и выбежать через заднюю дверь, но плач заставил его замереть на месте.

— Я твой аппа, твой отец, — сказал мужчина.

Ноа ахнул и покачал головой.

— Где твоя мать?

Ноа сделал шаг вперед.

— В ресторане, — ответил Ноа.

— Где?

Исэк был в замешательстве.

— Я пойду, позову маму. Ты в порядке?

Мальчик не знал, что делать, он все еще испытывал страх, хотя понял… что это был его отец. Возможно, его отец голоден? Плечи и локти его напоминали острые ветви деревьев.

— Ты хочешь поесть, аппа?

Ноа указал на закуски, которые мать оставила для него: два рисовых шарика с начинкой. Исэк покачал головой, улыбаясь, чтобы успокоить мальчика.

— Ты можешь принести мне немного воды?

Когда Ноа вернулся с кухни с чашкой холодной воды, отец лежал на полу, закрыв глаза.

— Аппа! Аппа! Вставай! Я принес воду! — воскликнул Ноа.

Глаза Исэка распахнулись; он улыбнулся при виде мальчика.

— Аппа устал, Ноа. Аппа поспит немного.

— Аппа, пей воду, — мальчик протянул чашку.

Исэк поднял голову