Блажий Омут - Вадим Фарг

кикиморы преобразились, явив свои истинные обличия. Голубоватая кожа сделалась бугристой и склизкой, как шляпка гриба, налилась угольным цветом. Конечности тварей вытянулись, а из пальцев выросли когти. С шипением распахнулись зубастые, упыриные пасти, в которых прятались лягушачьи языки. А глаза из человечьих вмиг превратились в злые щучьи зенки. Кикиморы зарычали. Но напали не эти две твари, как я и предполагал, а другие.

Как и сказал мой друг, их было не меньше дюжины. И кинулись они на нас со всех сторон. Я успел отрубить руку одной, выпустить кишки второй и снести голову третьей, пока Кот сцепился с четвёртой в зарослях камыша. Краем глаза я успел заметить, как в чёрных водах появляются всё новые и новые головы плывущих к нам кикимор, но даже выругаться не успел.

— Довольно! — прогремел над трясиной зычный мужской голос. — Брысь, стервы!

И твари с визгом кинулись в воду, утаскивая за собой поверженных сестёр. Даже отрубленную голову захватили. Только мы их с Котом и видели.

— Ловчий! — новый выкрик резанул по ушам. — Зачем пожаловал в мой дом с оружием⁈

Я поудобнее перехватил меч, оборачиваясь к говорящему.

Властитель болота возвышался над водою по пояс в шагах десяти от меня. Толстый, безобразный Болотник, больше напоминавший жабу, нежели человека, глядел на меня с ненавистью. Горбатый, красноглазый, с тонкими длинными патлами зелёных волос, усыпанный чирьями и бородавками от жизни в гнилой воде, он пах трясиной. Он сам и был трясиной во плоти. Её сердцем и мощью. В его перепончатых пальцах таилась власть, какой владел не каждый Леший. Среди моих собратьев по ремеслу ходило поверье, чем больше и старше болото, тем сильнее его владыка. И всё же убить его зачарованным мечом было можно, как и любую нечисть. И Болотник это всяко понимал, потому и не приближался.

— Я, хозяин, по делу пришёл. Твои девочки первые напали, — я усмехнулся. — Невоспитанные они у тебя.

Вышел из камышей Кот. Ленивой походкой приблизился. Вклинился между нами, готовый защищать меня хоть от кикимор, хоть от болотников, а хоть и от самого Велеса, ежели потребуется.

Хозяин топей с презрением скривился.

— Незачем их было убивать. Они кикиморы, а не голубки ручные, — Болотник поскрёб грузный живот пятернёй. — Да они и не на всех нападают. А только на тех, кто душою чёрен. Иль опасен для них.

— С чего бы такое благородство для нежити? — я опустил меч, уткнув его остриём в мягкую кочку пред собой, но рукояти так и не выпустил.

Тем временем от моего внимания не укрылось, как три кикиморы всё же высунулись из воды подле него. Ещё пятеро всплыли в отдалении. Готовились своего хозяина защищать, если потребуется. Поэтому я был уверен, что поблизости есть и другие. Несмотря на его приказ убираться с глаз долой.

Одна из кикимор подплыла к Болотнику и уткнулась щекой в его рыхлое, бородавчатое пузо. Прикрыла глаза с довольным видом, когда его перепончатые пальцы погладили её по голове.

— Благородство — игра людская, — отвечал Болотник, оглаживая склизкую кикимору, как домашнюю кошку. — А нам боги завещали Равновесие держать. Вся старшая нежить должна про это помнить. Ежели рассудок последний не растеряла, как некоторые.

В памяти моей тотчас всплыла история с Ладой и Лешим.

— Сталкивался я с одной чародейкой, — задумчиво признался я. — Так она расследовала причины того, отчего некоторая нежить вдруг делается злой и безудержной. Быть может ты, хозяин, знаешь, кто за этим стоит и Равновесие нарушает?

Я мельком глянул на Жар-птицу, но та по-прежнему спала на дереве посреди топи. Будто наши крики и бой нисколько её не волновали.

Болотник же медленно кивнул и ответил на мой вопрос без увёрток:

— Вий.

Мария. Глава 4

Ухнуло в вышине. Словно громовой раскат родился за серыми, осенними тучами.

Частая рябь немедля прошлась по водной глади.

Гулким, предостерегающим эхом разнеслось имя властителя мира мёртвых.

Зашипели кикиморы с возмущением. Попрятались в родное болото, оставив нас с хозяином. Болотник, впрочем, и сам испугался не на шутку, что так легко сболтнул Ловчему столь большой секрет. Думал и сам уж удрать в трясину, да я окликнул его:

— Хозяин, стой! Помоги мне, ежели правда за Равновесие так радеешь.

— Пришёл девочек моих убивать, а сам помощи просит, — проворчал Болотник.

— Да говорю же, девочки твои первые напали, — заверил я, кладя одну руку на сердце, а другой продолжая удерживать меч лезвием вниз. — Я за ней явился, честь по чести скажу, раз уж и ты со мной открыт, — кивнул в сторону спящей огнептицы, и Болотник проследил за моим взглядом.

— А Мария тебе на что? — он прищурил жабьи глаза. — Убить собрался?

— Хочу сперва узнать, можно ли её расколдовать, — я поковырял мечом кочку перед собой, вспарывая мшистое тело, пронизанное подгнившими травяными корнями. — Она на деревню нападает. Люди страшатся, что сожжёт дотла.

Болотник булькнул с негодованием.

— Сами угробили, а теперь страшатся, — проворчал он. — Что ты знаешь про Марию, Ловчий?

— Знаю, что её бабы на этом самом месте, где я стою, избили до полусмерти, а девочки твои дело довершили. А потом она в огнептицу переродилась, — я говорил, а сам внимательно следил за реакцией Болотника, но он не разозлился, а напротив, будто бы даже обмяк, оседая в воде по грудь.

— Тогда ты не всё знаешь, — молвил он. — Бабы те испугались моих девонек-рыбонек и убежали. Раненая девушка попыталась тоже ноги унести. Да куда ей было, чуть живой. Она в воду упала.

— И захлебнулась? — с недоверием уточнил я.

И тут хозяин болота широко улыбнулся, обнажая гнилые зубищи.

— Дело в Русалии было. В ту пору, когда вода в моей топи превращается в мёртвую воду, всего на одну неделю, — он подплыл чуть ближе и заговорил тише, будто бы нас кто-то мог тут услышать.

— Брешешь, — не поверил я. — Будь тут мёртвая вода хоть один день в году, болото бы твоё уже руками вычерпали.

— Это те селяне, которые моих девочек боятся? — Болотник насмешливо осклабился. — Им и ни к чему, что у них под носом волшебный источник. Да и пить из болота никто не решится. Ну а ежели ты надумаешь о том разболтать,