И будет день - Ранджит Дхармакирти

в правительство. После его ухода возглавляемая им организация раскололась на несколько враждебных группировок. О брате докатились такие невероятные слухи, что отец тут же слег. Узнав, что отцу плохо, я побежал домой и отвез его в больницу в Галле. После того как отец немного поправился, я возвратился в наш дом, чтобы вместе со всеми домашними присматривать за ним.

— Такого позора, как твой брат, ты никогда не навлекал на мою голову, — сказал мне отец. — Хватит тебе ютиться на стороне. Возвращайся к нам. А если тебе нужно будет с кем встретиться, пусть приходят сюда.

Скоро моя комната превратилась в филиал комитета профсоюза. И даже мать приветливо встречала не только сингалов, но и тамилов, которые приходили ко мне по делам. Сестра, правда, продолжала еще коситься, но относилась ко мне без прежней враждебности.

Так я вернул свое прежнее положение в семье, не поступаясь своими принципами. Отчасти, как ни странно, я был обязан этим своему брату. Его же постигла расплата. «Интересно, как он сам относится теперь к своим прежним националистическим вывертам?» — думал я. Еще сохранились остатки разрушенного им моста, по которому проходила прямая дорога от поселка рабочих-тамилов к рынку.

Впервые о том, что брат подружился с Парвати Сундаралингам, девушкой-тамилкой, которая приехала в Перадению после окончания колледжа в Джафне, мне сообщил мои друг, который тоже учился в университете. А потом и сам брат написал, что собирается жениться на Парвати.

«Дорогой брат! — писал он. — Мы с Парвати твердо решили пожениться. Ее родители — против. Но ничто не заставит нас изменить своего намерения. Мои родители, как и родители Парвати, будут наверняка проклинать нас. У меня осталась одна надежда — на тебя. Постарайся уговорить мать и отца, чтобы они отнеслись к нам со снисхождением. Только теперь я в полной мере осознал, как непроходимо глуп был раньше».

Как только отец узнал, что брат намерен жениться на тамилке, он снова тяжело заболел. Сестре пришлось оставить школу в нашей деревне, где она работала учительницей, и перейти в другую школу, подальше от наших мест. Но и туда полетели анонимные письма, в которых сообщалось, что ее брат женат на тамилке. От всего этого сестра осунулась и похудела. В довершение всего ее бросил жених. И сестра, и мать были уверены, что причина тому — женитьба брата.

Долго-долго мне пришлось воевать с домашними, прежде чем они примирились с женитьбой брата. И хотя прямо об этом никто не говорил, я видел, что и отец, и мать, и сестра очень хотели снова увидеть брата, посмотреть, какие у него жена и дети. Для меня же дети брата и Парвати были символом единения двух наций — сингалов и тамилов.

— Ну, пора идти, — прервал мои воспоминания голос отца. Он надел новый саронг и рубашку с длинными рукавами и снова уселся в своем кресле.

Едва я успел прийти на остановку, как подкатил автобус. Сначала из него выпрыгнули двое ребят и стали с любопытством оглядываться вокруг. Вслед за ними вышла молодая стройная женщина и взяла их за руки. Должно быть, это была Парвати. И наконец появился брат с чемоданом и свертками в руках. Все наши распри давно уже ушли в прошлое, и мы с радостью бросились навстречу друг другу.

— Это мой брат! — с гордостью сказал он, поворачиваясь к Парвати.

— Много о вас слышала, — слегка смущаясь, сказала Парвати. — Раджа! Камали! Это ваш дядя.

— Отец и мать, наверное, на меня сердятся? — потупившись, спросила Парвати, когда мы направились к дому.

— Вовсе нет, — ответил я. — Теперь отец и мать на многие вещи смотрят по-другому.

— Это твоя заслуга, — с: улыбкой сказал брат и положил мне руку на плечо.

Когда мы пришли домой, брат и Парвати по обычаю опустились перед отцом и матерью на колени. А потом пошли слезы, объятия, поцелуи. Отец посадил ребят к себе на колени, и они оживленно принялись рассказывать ему о чем-то, путая сингальские и тамильские слова.

Потом стали приходить наши родственники, которых отец пригласил, чтобы познакомить с женой брата. Не пришли только Коттава Баппа и Махалапитийэ Нэнда.

— Ну и черт с ними, — решил отец. И ему, и всем остальным было ясно, почему они не пришли. — Обойдемся и без них.

Незаметно пролетело несколько дней. Подошла пора расставания. Отец попросил брата, чтобы он постарался перевестись в какой-нибудь колледж в Галле, поближе к нашей деревне.

Дети брата за это время сильно ко мне привязались. Иногда я брал их с собой в поселок рабочих-тамилов. Там они принимались болтать по-тамильски с обитателями поселка и подшучивали надо мной, что я не понимаю, о чем они говорят. А иногда мы ходили купаться на канал. Они резвились на берегу, строили из песка дома стены и украшали их цветами. Играя, они, случалось, подбегали к обломкам старого моста, скрытым буйно разросшимся кустарником.

К. Джаятилака

ПРИЗРАК

© Издательство «Художественная литература», 1979.

— Джаявира… Эксплуатация… Профсоюз… Забастовка… Забастовка… Наши требования… Наши требования… Жестокие законы… Злоупотребления администрации… Джаявира… Забастовка… — только и слышалось со всех сторон. И это были не просто слова. В них таилась непреклонная воля и решимость рабочих. Атмосфера царила такая напряженная, что достаточно было малейшей искры, чтобы долго сдерживаемое недовольство рабочих вспыхнуло ярким пламенем.

Совет директоров фабрики был назначен на десять часов утра. Некоторые директора были так напуганы, что пришли раньше рядовых служащих и рабочих и теперь мрачно сидели по углам конференц-зала. Те же, кто пришел позже, старались как можно быстрее и незаметнее прошмыгнуть мимо рабочих и служащих. Только сам генеральный директор Вирасурия появился минута в минуту без пяти десять и обычной твердой походкой, с высоко поднятой головой, важно прошествовал в зал. И хотя вид он сохранял уверенный и решительный, в глубине души его таилось чувство растерянности и беспомощности.

Вирасурия занял председательское место за столом и внимательно осмотрел присутствующих. Они безгранично верили в него — ведь еще ни разу не было так, чтобы он не нашел выхода из, казалось бы, самого безнадежного положения. Они надеялись, что и на этот раз он сумеет что-нибудь придумать. Впрочем, их заботил прежде всего вопрос о том, как события могут отразиться на них.

— Итак, каково ваше мнение об угрожающей нам забастовке? — нарушил молчание Вирасурия, прекрасно зная, что в его присутствии никто не посмеет заговорить первым.

— Сэр, возможно, они просто пошумят, а на серьезные действия так