Донецкие повести - Сергей Богачев

Но, если честно посмотреть правде в глаза, чем он лучше? Когда изгонял из своей жизни преданную домработницу и любившую его Инну, разве думал он о них, об их чувствах? Поступал так, как было удобнее ему — его польщённому самолюбию, его эгоизму, его плоти. А как он подставил Ваню Черепанова? Нет, можно тешить себя тем, что ничего не знал о коварных планах Селиванова, был тупым орудием в его руках. Отчасти так оно и было. Ему и в страшном сне не приснилось бы то, во что он ввязался. Но правда и в том, что из-за своей жадности, желания удержаться на двух стульях он успокаивал себя всевозможными отговорками, мол, это разные, непересекающиеся бизнесы, и о делах с Селивановым он распространяться не обязан. А ведь знал Семён и хорошо знал обо всех этих войнах. И если шёл с Иваном в дело, обязан был ему обо всём честно сказать либо отказаться. Так что поделом тебе, Портной, поделом. Хорошо бы, чтоб этими страданиями искупление дел его грешных и ограничилось. Он даже помолился своему умному Богу и попросил о прощении.

И вскоре после этого набрал номер Черепанова. Номер был недоступен. Портной попытался запастись терпением. А может, Иван ввёл его в число нежелательных абонентов, чтобы больше никогда не слышать? Сообщение о том, что абонент появился в сети, пришло лишь на следующее утро.

— Иван, я знаю, что тебе неприятно меня слышать, но я должен сообщить тебе очень важную информацию. Это касается нашего дела. Но не по телефону.

В планы Черепанова никак не входило навещать запутавшегося во всём, в чём можно, респектабельного арестанта

Портного. Но надо — значит, надо. Подумав, он всё же купил докторской колбасы, сыра, печенья, батон и кефир.

— Я забыл впопыхах, — к чести Портного, он не стал утомлять Ивана душевными излияниями и разговорами о раскаянии, а сразу перешёл к делу, — у Селиванова был ключ к банковской базе данных. Не всех данных, а некоторых, не особо секретных. Короче, он может отслеживать все твои операции с «золотой» банковской карточкой, которую ты у нас в прошлом году оформил. Где, когда и за что платил. И ещё. У его людей налажены контакты в среде мобильных операторов, позволяющие отслеживать передвижения по номеру мобильника. Он меня так один раз на мелкой брехне поймал. Извини, я сразу и не сообразил, да и забыл. Всё, в общем…

Выходя из СИЗО, Черепанов решил первым делом заехать в банк и взять распечатку движения средств с той злополучной банковской карточки, чтобы понимать, какую информацию имеет перед собой Селиванов. Но главное, он точно помнил: в Москве карточкой не пользовался, билеты выкупал за наличные и телефон на время той однодневной поездки отключил — то ли из экономии, то ли повинуясь какому-то внутреннему чутью. Стало быть, не всё так плохо. Хоть в чём-то да повезло.

Когда на следующий день конвойный вновь вызвал Портного на свидание, Семён безразлично доставил в специально оборудованную комнату своё тело, а сам он словно находился где-то далеко-далеко — там, где были его детский велосипед с оранжевыми шинами и блестящими хромированными колёсами и улыбающаяся мама, ведущая его за руку.

В комнате для свиданий его неожиданно обняла, прижавшись к нему всем телом, Инна. Она была совсем не накрашена. Инна легко и естественно покрыла нежными поцелуями слегка вспотевшее лицо Портного. Блеск карих глаз освещал её смуглое, слегка похудевшее лицо, густые волосы, собранные сзади в узел, из которого торчали две заколки, похожие на карандаши или палочки в китайском ресторане. И эти самые палочки, которые он так любил всегда выдёргивать, вдруг стали такими родными. Появление Инны не очень богобоязненному Портному показалось небесным посланием от его ангела-хранителя. Может, это и есть начало его прощения?

Инна быстро и ладно расстелила на казенном столе аккуратную льняную скатёрку с вышитыми по краям маками. А через минуту на ней, словно на скатерти-самобранке, появились его любимая окрошка, селёдка под шубой и домашние пирожки с ливером. Семён сам не заметил, как начал всё это уминать. Тем временем Инна быстро заговорила:

— Сёма, ты не спеши, я так, на скорую руку, что успела. Что тебе завтра принести? Блинчики с мясом и сметаной или заливную рыбу, как ты любишь? А может, зразы? Кстати, тебе, наверное, будут нужны деньги — на адвоката или еще зачем, так я с тех карточек ничего не снимала, ты скажи, куда и кому занести…

— Нет, я-таки до сих пор ничего не понял в жизни, мама дорогая… — Портной отвлёкся от такой желанной еды и вытер рукавом лоб, словно грузчик, растопивший котельную в лютый мороз.

Семён почувствовал, что, если сейчас с ним случится инфаркт и его умный Бог призовёт его на небо и даже отправит искупать грехи, он всё равно будет счастлив. Впрочем — «Не дождётесь!» И он произнёс уже своим привычным, полным энергии ГОЛОСОМ:

— Записывай. Купить малому спортивный костюм, кроссовки, мяч и новый велосипед, его маме Инне — духи, платье и деловой костюм пошить, а домой приобрести кухонный комбайн. И ещё, позвони бывшей моей домработнице, скажи… скажи что-нибудь хорошее от моего имени. И если она не против, чтобы опять вернуться… Или ты сама справишься? — враз помолодевший и воодушевившийся Портной озорно поглядел на Инну.

Идея проведения совместного тренинга с украинскими коллегами была воспринята российскими пограничниками с энтузиазмом. И Луганьскому, и Ростовскому пограничному начальству интересно было лично пообщаться с прибывшим из Киева полковником Хоменко: чтобы лучше держать нос по ветру, нужно понимать, куда теперь этот ветер в Киеве и Москве дует.

Василий не питал особой страсти к спецоперациям, подобным этой, затеянной по просьбе одноклассника его жены Вани Черепанова, но и в случаях крайней необходимости не сторонился их, особенно если это был вопрос жизни и смерти близких ему людей.

Искусство пития для карьеры военных в отечественных реалиях всегда являлось определяющим. Совсем не пить — практически невозможно, да и для имиджа вредно: пьющее начальство к непьющим подчинённым относится с подозре-ниєм и без любви, чтобы не сказать больше. А вот умение выдержать меру, контролировать себя, не выбалтывать военную тайну, в том числе и про неучтённый спирт и списанные фляги, не говоря уже о прочем, — эти достоинства после десяти лет службы удавалось сохранить единицам.

У Михаила Харитоновича — явного добряка по натуре, чем-то очень напоминавшего любимого многими актёра Евгения Леонова, это получалось просто и естественно. Несмотря на свою безотказность в помощи друзьям, после восьмой рюмки Харитонович поднимался и с извиняющейся улыбкой, не дожидаясь окончания посиделок, обезоруживающе просто объяснял: «Братцы, я б ещё с радостью попьянствовал, но вы же знаете мою хозяйку, приревнует и покалечит — ни за что пострадаю…» И на Харитоныча никогда в подобных случаях не обижались. Василий несколько раз совпадал с Михаилом Харитоновичем на совещаниях в столице и даже сиживал за одним столом в тот недолгий период, когда оба они руководили погранзаставами в молодой, тогда еще не оперившейся державе. Василий слыхал, что подчинённые давно окрестили Харитоновича «батей». Строгий и требовательный, он за своих всегда стоял горой.

Вариантов, чтобы выполнить просьбу Черепанова, у Василия было два. Первый — поиграть в «партизанщину». К примеру, созвать весь личный состав по обе стороны границы на несколько часов на экстренные учения с последующим торжественным ужином и таким образом оголить кордон. А самому подстраховывать и контролировать процесс изнутри. Это, однако, не исключало рисков, непредвиденного развития ситуации и было сопряжено с нарушением инструкций. К тому же камеры, спутники, приборы ночного видения хоть и существовали больше для проформы, но тоже требовали внимания и нейтрализации.

Второй вариант предполагал абсолютное доверие подчинённого и вышестоящего начальника. Во всяком случае, это было в правилах Василия. За армейскую службу он насмотрелся всякого. Когда начальник, например, безбожно заставлял прапорщика идти на нарушения, списывать сверх нормативов имущество, а нагрянула проверка, мало того что не прикрыл, ещё и «отморозился» да пожурил, мол, надо ж, какое безобразие у меня под носом развели. Прапор начальника не сдал, взял вину на себя — и «выгреб» по полной. Случались и обратные ситуации. Когда совестливый начальник один раз попросил подчинённого о помощи, связанной с нарушением инструкций, и попал к нему в зависимость. Мол, раз ты меня заставил нарушать, то теперь, будь добр, прикрывай все мои прегрешения.

И дело было даже не в том, кто кого первым сдаст и подставит. В случае конфликта дело может повернуться как угодно. Подчинённый может сказать, что шеф толкал его на преступление. А начальник легко объяснит, что хотел проверить и выявить лазейки, чтобы вывести таким образом злоумышленников на чистую воду. Исход в таких ситуациях обычно зависит от интуиции, знания процедур и методик и, конечно, «тяг» наверху и в силовых ведомствах. В любом случае, подобных конфликтов все старались избегать.