Большая книга ужасов – 54 (сборник) - Елена Артамонова

– Петя, я тебя об этом не просила.

– Прости, но ты смотрелась просто потрясающе.

Она улыбнулась, характерным жестом поправила золотистые волосы:

– Хорошо. Думаю, несколько кадров не сильно сократят мои дни. Девчонки, идите сюда!

– Ой, девочки, я не накрашена и одета так себе, – попыталась возразить Акулиничева, – давайте в другой раз…

Несмотря на протесты Светки, Арина обняла ее за плечи и поманила к себе Барышеву:

– Мы готовы.

– Улыбочку! – мои слова заглушили раскаты грома. Я торопливо несколько раз подряд нажал на спусковую кнопку. – Пойдемте скорее к стене, а то до дождя не управимся.

Ливень застал нас на полпути. Взвизгнув, девчонки опрометью бросились к укрытию – небольшим полукруглым нишам, зачем – то прорубленным в основании крепостной стены. Дождь барабанил по мощенной плитами дорожке, и холодные брызги то и дело залетали в наше убежище.

– Покажи фотоаппарат, – попросила Арина.

Я протянул повидавший немало приключений «Зенит» с зеркальным объективом:

– Все в нем здорово, только перемотка барахлит с самого начала. Наверное, заводской брак.

– Сейчас посмотрим. Не волнуйся, я в этом немного разбираюсь. – Арина начала внимательно рассматривать фотоаппарат. – Видишь винтик под рукояткой обратной перемотки, попробуем его ослабить. Жаль, отвертки нет…

Я протянул перочинный ножик со множеством лезвий и других полезных приспособлений – еще один подарок моего деда.

– Подержи. – Арина передала аппарат Акулиничевой и занялась поиском подходящей отвертки.

– Ой! – бестолковая Светка ухитрилась нажать на защелку, открывавшую крышку фотоаппарата. Вместо того чтобы захлопнуть ее как можно скорее, Акулиничева, как завороженная, смотрела на загубленную пленку и повторяла: – Честное слово, я ничего не трогала, она сама, сама открылась!

Барышева побледнела и поджала губы. Опасаясь бурной девичьей ссоры, я обещал потратить на Викторию целую пленку, и это ее несколько успокоило. Однако настроение у всех оказалось испорченным, и как только кончился дождь, мы быстренько разошлись по домам.

День третий. Часовых дел мастер

Детские кошмары больше не преследовали меня, и я переключился на более важную проблему – намеченный на сегодня зачет по химии. Напряжение нарастало постепенно, и к большой перемене, отложив привычные дела, почти все ребята занялись изучением конспектов и учебников. Я сидел на подоконнике и просматривал тетрадь, когда услышал голос Сережки Ивойлова:

– Панкратова, дай списать задачки!

Стоявшая тут же Татьяна поинтересовалась:

– Ты не выучил урок?

– Не успел. Мы с ребятами дотемна гоняли мяч. 56:48 в нашу пользу.

– Следовательно, ты проигнорировал свои прямые обязанности. – Большие светло-голубые глаза Панкратовой смотрели в упор, не выражая никаких чувств. – Сергей, я не дам тебе списать, ведь это противоречит правилам поведения в школе. Каждый должен получать те отметки, которые заслужил, а не пользоваться чужими знаниями.

– Шутишь…

Но Панкратова не шутила. Отстранив оторопевшего Ивойлова, она величественно проследовала в класс. Крутившаяся поблизости Светка многозначительно повертела пальцем у виска и вполголоса пояснила:

– Она с утра такая.

Поведение Татьяны удивляло. Хотя она и была круглой отличницей, но никогда особо не задавалась и в помощи страждущим не отказывала.

– Сережка, тебе моя работа не подходит? Правда, она далека от совершенства, но…

– Спасибо, Петька, – обрадовался Ивойлов и тут же испуганно вздрогнул от прозвеневшего над ухом звонка.

Пережив зачет и оставшиеся уроки, я сбегал домой, наскоро перекусил, а потом отправился в удивительную мастерскую Дмитрий Дмитрича. Подвальчик встретил меня приветливым перезвоном колоколов и улыбчивыми лицами циферблатов. Старик сидел, склонившись над разобранным механизмом, и в руке у него поблескивал бронзовый пинцетик. Не поднимая головы, мастер произнес:

– Входи, Петя. Рад тебя приветствовать в моей скромной обители.

Только теперь я как следует рассмотрел старого часовщика. Пожалуй, он сильно смахивал на ожившую мумию – высокий, жилистый, с венчиком седых волос вокруг лысины и слишком хорошо сохранившимися для его возраста крупными зубами. Должно быть, он носил вставные челюсти. А еще обращало на себя внимание старинное кольцо с черно-красным камнем, надетое на указательный палец левой руки Дмитрий Дмитрича…

– Да, я очень стар, мой мальчик, – будто прочитал мои мысли Часовщик. – Смешно, но хороший хронометр моего возраста может отлично функционировать, а я, увы, сдаю на глазах. Металл долговечней плоти, так заведено.

Я стоял, не зная, что ответить, а старик, помолчав, продолжил:

– Мой прадед, дед и отец были часовых дел мастерами, и я с радостью пошел по проторенному ими пути. Я знал, кому подражать и у кого учиться. Дед обладал огромным талантом. Он создавал удивительные механизмы, равных которым не было ни в России, ни в Европе. Этот человек мог наделять металл особой механической жизнью… Увы, дед родился не в свое время. Его таланты оказались не нужны советской власти, и остаток жизни он провел, ремонтируя будильники и ходики!

Взволнованный собственным рассказом, старик поднялся из – за стола, бодрой, но какой – то расхлябанной походкой прошелся по мастерской:

– Дед научил меня избегать легких путей, научил стремиться к своей цели, которая может оказаться важнее собственной жизни. В нашем роду из поколения в поколение передавалась легенда о его основателе – гениальном часовом мастере, который создал часы, способные подчинить человеческой воле само время. Он хотел победить смерть, а заплатил за свое творение жизнью – его растерзала толпа безумных фанатиков. В юности мне часто приходила на ум эта печальная история. Знаешь, о чем я думал, когда рассматривал собранные дедом автоматы?

– Нет… – пробормотал я, жалея, что пришел сюда и вынужден выслушивать тирады странного распалившегося старика.

– Есть ли предел совершенству? Можно ли создать автомат, неотличимый от человека? Я шел к ответу на этот вопрос всю жизнь… Следуй за мной, мой мальчик! – неожиданно скомандовал старик и скрылся между рядами стеллажей.

– Дмитрий Дмитрич… – не дождавшись ответа, я осторожно, боясь задеть стоявшие на полках часы, прошел в глубь оказавшегося довольно длинным подвальчика. – Дмитрий Дмитрич!

– Я здесь, – донеслось из сумрачного закоулка. – Ваш город очень стар, а людская память коротка. На этом месте стоял мужской монастырь, его подвалы сохранились и по сей день.

Часовщик отодвинул стеллаж, скрывавший плотно пригнанную к стене дверцу. Отворив ее, Дмитрий Дмитрич щелкнул выключателем, и я увидел крутую, сваренную из железных прутьев лестницу. Миновав полтора десятка ступеней, мы оказались в просторном сводчатом зале, освещенном несколькими лампами дневного света. Вдоль одной из стен стояло множество старинных станков, предназначенных для изготовления деталей часов, а у противоположной возвышались шкафы с пронумерованными ящиками и ящичками. Угол подземелья отгораживала ширма, перед которой стоял котел, наполненный застывшим веществом розового цвета. Обернувшись, я увидел у себя за спиной еще одну дверь.