В Шторме - Pax Blank

В изнеможении откинувшись назад и неохотно слушая, Люк молчал, не в состоянии отвернуться.

- Я спас твоему отцу жизнь. Оби-Ван же оставил его медленно и мучительно умирать на Мустафаре. Оставил - чтобы пойти за тобой и за твоей матерью.

Он вновь повернулся к мальчику, встретившись с ним глазами и видя, как скептицизм и подозрение в них уступили место более элементарным эмоциям - эмоциям ребенка, потерявшего мать.

Более примитивному и естественному страху.

Желтый взгляд держал в плену холодно-синий так, как никогда раньше - потому что это было глубже любой доктрины, глубже любого сознательного принятия или отрицания. Это было тем самым моментом - моментом, чтобы подтолкнуть. Сломать те хрупкие барьеры - раскромсать их, пока он колеблется, ибо все его щиты, вся его оборона были бессильны против этого самого разрушительного и опустошающего оружия - правды…

Сейчас… он будет слушать.

- Ее похоронили… всего несколько дней спустя. Ты никогда не упоминался - и ты не был причиной ее смерти.

Палпатин оставил заключение висеть в воздухе, давая мальчику возможность для собственных выводов…

Масса противоречивых эмоций в тех синих глазах вознаграждала без слов. Палпатин тщательно сохранял нейтральное выражение, не давая мальчишке ничего, чем тот мог бы воспользоваться, ничего против чего он смог бы реагировать. Это должен был стать его ответ, его чувства…

- Я не верю вам, - наконец прошептал он, потерянный и опустошенный.

- Каждое слово - правда.

Мальчик смотрел - просто уставился - на Палпатина; и позади того неподвижного взгляда боролась за освобождение неистовая буря хаотичных эмоций, тело напряглось, мускулы затвердели.

Все эти чувства, все эти дико конфликтующие эмоции удерживались так жестко под контролем того, кто был так слаб и неустойчив сейчас. Это было опьяняюще для ситха, восхитительно.

Как близко Скайуокер находился сейчас к границе потери контроля, как подчинял эти эмоции, испытывающие все его самообладание. Палпатин мог только наблюдать за этим в тихом очаровании и восторге. В уверенности, что тот даст им волю и власть в любой момент…

Мальчишка не двигался в течение долгого времени; напряженная, предвещающая неподвижность, смешанная со всей его кинетической энергией, походила на спокойствие перед штормом. В увлеченном предвкушении Палпатин наблюдал, как руки сжимаются в кулаки и как ногти оставляют тонкие углубления в полированных ручках кресла…

Очень медленно и сосредоточенно, используя каждую унцию воли и выдержки, Скайуокер встал и тихо вышел из комнаты, бесшумно закрыв тяжелые двери позади себя.

Долгие минуты Палпатин ждал в глухой тишине, рассеяно смотря на место, где сидел его джедай, слыша лишь сильное биение собственного сердца. Хрупкое спокойствие пьянящего, неистового ожидания.

Прошло много времени, прежде чем он ощутил необходимость подняться, с неохотой оставляя высокое напряжение момента, зная, что ожидаемое им еще не произошло.

Затем, не оглядываясь, он ушел.

.

Палпатин почти достиг своих апартаментов, когда ощутил нечто, похожее на безмолвный крик, на шторм, выпущенный в темноту. Распространение Силы, глубокое и необузданное, продлившееся не больше секунды, но дикое и безудержное, и отчаянно потерянное.

Выжидающая усмешка превратилась в развращенный наслаждающийся смех.

В тот же момент от неукротимой мощи произошедшего вздрогнула Мара.

Глава 10 (часть 2)

***

Мара Джейд вернулась утром, испытывая определенный трепет. Выход Силы, который она почувствовала накануне, обладал исключительной мощью – а значит сопровождающее его действие, выраженное в поступке или в эмоции, должно было быть очень весомым, и она терялась в догадках, что такое мог сделать джедай и какие доказательства потери его контроля она увидит.

Мара шла через длинный, еще сумрачный холл, погруженный в беспокойную тишину - жалея, что у нее не хватило духа изменить свой обычный порядок, дабы зайти сначала в оперативку и просмотреть данные видеонаблюдения за прошлый вечер. Удивляясь, почему с первыми лучами солнца она помчалась прямо сюда.

Лязг тяжелых замков за спиной, мрачная глухая столовая, опять звук замков, гостиная и алые охранники впереди, скрежет отодвигающихся цилиндров, блокирующих вход в спальню, неповоротливые, тяжелые двери раскрылись…

…на сцену полного разрушения.

Мара нерешительно вступила в неузнаваемую, разоренную комнату.

Все - каждый предмет - было превращено в обломки. Внутренность спальни заполняла масса беспорядочных, раздробленных осколков, ни одной уцелевшей, узнаваемой детали, ничего крупнее лучины для растопки. Стулья, столы, кровать, шкафы… одеяла, шторы - все было уничтожено, штукатурка вырвана из стен, переломанные обломки вмурованы в них, от комнаты остался лишь остов с грудами развалин.

И в центре всего этого - скрестив ноги и медитируя, все в том же длинном, темном халате и брюках для сна, в которых он был вчера - тихо сидел Скайуокер.

Он повернулся, мягко и спокойно, словно ничего не изменилось.

- Привет, Рыжая.

И в нем - в нем самом - было изменение. В его отрывистом голосе, в глазах, во всем его тщательно выдержанном поведении.

Она замерла, почувствовав, как бегут мурашки по спине, когда он поднялся и с легкостью пошел к ней. Распахнутый халат волочился изодранным подолом, а груды мусора сметались с пути без жеста и взгляда с его стороны.

- Я должен увидеть Соло сегодня. Устрой это. И мне нужно подстричься.

Сдержанное хладнокровное самообладание солдата после сражения, борющегося за возврат в нормальное состояние. На лице и шее несколько мелких, с запекшейся кровью порезов.

Подойдя к ней, он остановился и наклонил голову, чтобы встретиться с ней глазами. В этот миг они были невероятно синие, отчаянные, безрассудные и сильные сразу – лишающие Мару уверенности и понимания, что он будет делать дальше.

Люк склонился к ней и его близкое властное присутствие забрало у нее каждую каплю решимости не отступить перед ним и она шагнула назад, не зная, как обращаться с ним в этом состоянии.

- Наверно, тебе нужно убрать тут, - заговорщически прошептал Скайуокер, словно разделяя с ней некую шутку, понятную только им двоим.

Затем он прошел дальше, к высоким окнам гостиной и встал к ней спиной, глядя на рассвет.

- Похоже, дождь, - небрежно заметил он, ни к кому не обращаясь.

***

Когда Хан подошел к знакомому входу роскошной тюрьмы Люка, он застал картину приводимого в порядок бедлама. Обе группы входных бронированных дверей были против обыкновения заперты и находились под более усиленной, настороженной охраной; количество охранников вообще повсюду возросло раза в три. Вдоль широкого главного холла стояли большие контейнеры, наполненные чем-то похожим на мусор, оставшийся после взрыва - мелкими нераспознаваемыми обломками. Пока с него снимали наручники и открывали тяжелые блокирующие замки столовой - первой из трех комнат Люка - Хан оглянулся по сторонам: просторная неиспользуемая комната справа была точно так же заполнена ящиками с мусором.

- Ха! Малыш был занят, да? - спросил он охранников, смотрящих перед собой в гробовом молчании.

Последние две недели Хан провел то сходя с ума от тревоги за малыша, представляя, что с тем малышом случилось нечто непоправимое, то заверяя и воодушевляя себя мыслями о том, что все нормально – ибо Император по какой-то адской причине нуждается в Люке. Так проходили день за днем, он бродил по камере, стучал в дверь, страдал от бессонницы, лежа с открытыми глазами и прокручивая всевозможные сценарии, а к нему никто не приходил.

И когда сегодня дверь наконец открылась, он так сильно стремился увидеть Люка, что шел к нему с протянутыми в наручниках руками и ухмылялся, как идиот.

К тому же он по-прежнему мучился от беспокойства, подготавливая себя весь путь к любой возможной ситуации.

Кроме этой, конечно.

Проходя через пустой обеденный зал к запертым дверям следующей комнаты, он замедлил шаг, чтобы рассмотреть массивное повреждение в центре длинного ряда высоких окон. Отсутствовало три оконных щита, из-за проходящих ремонтных работ под сбитой штукатуркой хорошо было видно тяжелую, сложную структуру из стальных перекладин и массивных плит; транспаристил соединялся с этой конструкцией, проходя тонкими моноволокнами не только через сами стекла, но и через каркас рамы. Охранники нервно пихнули его в спину и перед тем, как открыть двери, заняли позиции по сторонам от них.

Он вошел в большую гостиную со сводчатыми потолками. Привычная гнетущая тишина безличного зала была разорвана непрерывным шумовым потоком, идущим из спальни, вместе с приглушенными звуками множества голосов.

Сидящий у окна Люк небрежно повернулся и взглянул на Соло.

Что-то изменилось - Хан сразу увидел это, хотя и не понял, что именно. Что-то в Люке… он выглядел… другим. Не только в том, как был одет - Хан уже привык к Люку в дорогой, безупречно скроенной и отлично сидящей одежде. В ботинках ручной работы, в роскошных рубашках из тончайшего шелка или льна, создающих полное впечатление состоятельного, ухоженного человека; слишком многое вокруг него соответствовало самоуверенной чрезмерности дворцовой жизни, хотел этого малыш или нет.