В Шторме - Pax Blank

Но удержала язык за зубами, зная, что учитель расценит это как сомнение в его способностях - что было, конечно, недопустимо.

Палпатин резко отдернул руку от сломанного окна; на кончике бледного, как полотно, пальца появилась крошечная алая капля.

Мара смотрела на нее, красно-рубиновую на белом. Глубоко тревожное зрелище, никогда прежде она не видела крови своего мастера.

Эта темная капелька крови на бледной коже потянула ее сознание к обволакивающей сверхъестественной неподвижности, как будто само время прекратило существовать …

… … …

… … … … … … …

Что-то… Что-то приближалось, похожее на шторм, бушующий в ночи; темные тучи, стирающие лунный свет.

Двуличие, предательство… лояльности, которым брошен вызов, решительная преданность. Все в движении, неустойчивое.

Все изменялось, даже она сама. Ничто не могло остаться незатронутым, сама судьба уступала…

Кроваво-красное солнце, холодное, как смерть. Оно тотчас разделилось и стало двойным в её затуманенном видении; тишина, шепчущая загадки:

«Сын Солнц…»

Небо стемнело, и солнце стало блекнуть, изменяясь в мертвенно-бледную луну, и она услышала - почувствовала - что-то дикое и первобытное в безысходности кромешной ночи, словно волка, бродящего во тьме…

Пепельная луна вновь зажглась кроваво-красным, с неба упала единственная алая капля, приземляясь в ногах

ее мастера, впитываясь в подол его длинной, соболиной мантии…

…Это мгновение, этот туго натянутый отдельный момент…

Многочисленное развитие возможностей запутывалось между собой, все будущее циркулировало в одном моменте.

Одно решение, одно несгибаемое желание.

Слабость, которая является силой…

… … … … … … …

… … …

Завывание волка в темноте заставило ее резко вздрогнуть, рывком приводя к чувству реальности.

- Что ты видела? - голос учителя был мгновенен и требователен.

Мара медленно покачала головой – чем бы ни было её сюрреалистическое видение, оно уже рассеивалось в воздухе, как эфир, как сон после пробуждения.

- Я видела…, - она изо всех сил пыталась вернуть что-нибудь из своего видения, но только одно было в памяти, горело там, как образ, который остается, когда слишком долго смотришь на солнце, - …волка. Волка во мраке… на охоте.

- На охоте на кого?

Она почти что ответила: «На вас».

Но когда Мара открыла рот, понимание этого убежало от нее, как тот волк во мраке, и ей осталось только безучастно смотреть в пятнисто-желтые глаза ее мастера.

В конце концов она отвела взгляд, рассредоточено просматривая глазами комнату, пытаясь вызвать хоть какие-то моменты ясности. У нее был опыт лишь нескольких видений в жизни и все они были похожи: изломанные, фрагментированные, крайне реальные, но моментально рассеивающиеся в памяти, как только заканчивались.

Джейд помотала головой, и только затем обрела дар речи, вспомнив, с кем говорила:

- Я не знаю, учитель, я сожалею…

Она знала, что это рассердит и расстроит его – то, что ее способности так ограничены - поэтому попыталась быстро перевести разговор к другой, более достижимой задаче.

- Я распоряжусь немедленно заменить окно.

- Да, иди, - тон его был нетерпелив и раздражителен.

Мара поклонилась, оглянулась на лежащего без сознания человека и направилась к дверям, чтобы позвать охрану – но затем развернулась и, не поднимая глаз, кающимся тоном произнесла:

- Мастер… я приношу извинения. Я не должна была оставлять его. Он - слишком большая опасность, я понимаю это теперь.

- Только теперь? – знакомое жало разочарования в голосе.

Однако когда она взглянула на него, глаза и внимание Палпатина уже полностью сосредоточились на неуклюже лежащей фигуре его джедая. О ней было забыто.

Глава 10 (часть 1)

- Император требует твоего присутствия, - произнесла Мара без всяких эмоций, ни разу не взглянув на него.

По его предположению прошло около девяти дней с тех пор, как он разрушил окно.

Больше недели наркотик держал его одурманенным - в сознании, но не способным ни стоять, ни ходить, ни собраться с мыслями, ни даже просто реагировать на что-нибудь вокруг себя.

Независимо от того, что это был за наркотик, Люк не мог нейтрализовать его Силой, что при размышлении об этом сейчас наводило на мысль о самовоспроизводимости препарата - в противном случае у него получилось бы очистить свой организм. Вещество должно было дублировать себя быстрее, чем он справлялся с его удалением, постоянно держа тем самым Люка в туманном сознании пустоты наркотического дурмана. Память об этих днях состояла из неясных обрывков никак не связанных между собой различных образов.

У него были лишь отдаленные, искаженные воспоминания о приходящих и уходящих людях, о вездесущей Маре, смотрящей на него, когда он наблюдал за ней, медленно открывая и закрывая глаза, не в силах сделать что-то большее, чем просто сидеть в кресле у окна. Книги оставались непрочитанными, карты на столе нетронутыми. Бесконечно тянущаяся болезненная неподвижность. Он помнил о повышенных голосах и резких словах, когда в зоне видимости проплывал Вейдер. Помнил о Палпатине, который, сидя в большом и тяжелом кресле напротив, всегда что-то говорил, укорял, бранил, всегда слишком быстро, чтобы успеть за смыслом его слов. Люк помнил его тонкие, бледные губы, шевелящиеся над гнилыми зубами, и не имел ни малейшего понятия о сказанном им.

Помнил только, как смотрел на него в тупой, монотонной тишине…

И когда в итоге, собрав до последней капли свою волю и концентрацию, он пробормотал: “…остановите…” – одно только слово – злобный старик прервал свою обличительную речь с холодной усмешкой в глазах.

- Остановить что, джедай?

- Это… - проговорил Скайуокер, понимая, что тратил слишком много сил на то, чтобы открыть тяжелые веки.

- Ты усвоил урок? - с ядовитым безразличием спросил ситх.

Люку потребовалось много времени для ответа. Много времени, чтобы осмыслить вопрос и еще больше, чтобы понять, что у него не было никакого выбора - либо он согласится, либо останется в том же состоянии. Он понимал, как много времени уходило на его ответ, понимал, как много требовалось, чтобы собраться и сконцентрироваться для этого, остро ощущая насмешку смотрящего на него Палпатина.

Вероятно, прошли целые минуты, прежде чем ему удалось произнести:

- Да…

В комнату тот час была вызвана Мара для введения ему противоядия, что она и сделала, ни разу на него не посмотрев - хотя он постоянно наблюдал за ней мутными от наркотика глазами.

И затем Люк уснул – надолго ли, он не имел понятия.

Но, когда он проснулся, был поздний вечер. Скайуокер лежал в широкой, высокой кровати на совершенно гладких простынях - словно он ни разу не шевельнулся за все время, что спал.

Он прекрасно понимал, что ему дали совершенно прозрачное предупреждение: имелся наркотик, с помощью которого его можно контролировать, фактически помещая в “мертвое” состояние.

Было ясно, что и Мара, и некоторые охранники носили этот наркотик с собой, чтобы в случае необходимости выстрелить им из специального стрелкового оружия – очевидно наркотик нельзя было распространить с помощью газа, иначе бы они воспользовались этим.

И было ясно, что у Мары был доступ к противоядию.

Сейчас она держалась на осторожной, сознательной дистанции, отвергая любую попытку контакта. А ее ощущение в Силе было так холодно, жестко и закрыто, как никогда раньше.

Он помнил… как она ввела ему наркотик в самом начале, когда на него наступала забавная по своей величине толпа охранников… Помнил, как она говорила с ним, как поворачивала к себе его лицо. Но ее слова потерялись в наркотическом тумане, как и понимание, смог ли он ответить ей что-нибудь.

Однако он понимал, что встревожил ее - испугал, возможно. Отдалил от себя - что никогда не было его целью.

Из всех находящихся здесь людей Мара была единственной до кого, казалось, он мог дотянуться, чтобы наладить какую-то связь. Единственным человеком, с кем он хотел попытаться сделать это. Было что-то… резонирующее в ее присутствии.

Но теперь она больше не смотрела ему в глаза. Никто здесь не делал этого. Никто, кроме Палпатина.

Он перекатился на бок и стал ждать, когда комната прекратит вращаться. Затем заставил себя подняться и сесть на краю кровати, стараясь удержаться посреди тошнотворно плывущей вокруг реальности.

- Как долго меня не было? - спросил он наконец, надеясь втянуть ее в разговор.

Из-за пересохшей гортани голос получился грубым и рваным, тело била дрожь, то ли от холода - на нем были только одни брюки для сна, то ли из-за остаточного действия наркотика.

Она не отвечала ему, не смотрела на него.

Мысль о том, чтобы встать, казалась сейчас нереальной.

- Ха, ты не разговариваешь со мной? - пробормотал Люк, протирая “набитые песком” глаза и продолжая свою попытку. - Перестань, не похоже, чтобы тебе так уж нравился тот стол.