Волшебный камень - Николай Асанов

Он проснулся только к вечеру. Старик по-прежнему был тих, ничего не ел. Суслов поужинал один, напоил старика горячим кипятком с сушеной малиной — по совету хозяйки — и снова лег.

Утром Филиппу стало легче. Суслов рассчитал, что старика можно в несколько дней доставить в Красногорск, если нанять в сельсовете пару лошадей. И в первый раз он сказал Иляшеву, что надо оставить поиск до весны.

Старик встал. Пошатываясь на ослабевших ногах, закричал на Суслова и, пригрозив Саламатовым, ответил, что завтра они выйдут дальше. Назавтра старик действительно разбудил Суслова еще затемно, и они снова пустились в путь.

Был конец ноября. Выпал первый большой снег, и ударили морозы, но Иляшев крепился и шел даже впереди. Иногда они пересекали охотничьи следы, тогда старик указывал на них: «Видишь!» — и упрекал Суслова в слабости. Геолог перестал с ним разговаривать.

Труднее всего было в эти дни отрывать снег на становищах, которые Иляшев находил каким-то чутьем.

Иногда Суслову казалось, что у старика есть тайная карта района с нанесенными на ней вымершими городами и становищами народа, который был оседлым, потом стал кочевым, а теперь снова сел на землю. Чем дальше они шли на юг и юго-восток, тем меньше им попадалось следов «черного камня». Тогда старик повернул к Красногорску. Теперь они подходили к нему с востока.

Последние становища они отыскали на реке Вышьюре. Здесь Суслов нашел инструменты, похожие на те, которые были у старика. Но земля не носила никаких следов рудных месторождений.

В эти дни Суслов начал уже думать, что старик сошел с ума и что сам он тоже тронулся. «Что нам надо здесь, в этой мертвой тайге?» — думал он, но утром вставал первым, кипятил снеговую воду и поил больного старика бульоном из дичи или спитым чаем с сухарями, когда дичи не было, — Иляшев не давал Суслову времени для охоты.

В декабре они пересекли красногорскую трассу, соединявшую район с миром. У трассы они увидели машину. Шофер принял их за разбойников — так страшен был их вид. Оборванные, обросшие бородами, с черными лицами, сожженными морозом и зимним ветром, они стояли перед машиной и жадно выспрашивали новости. Впервые узнали они в этот день, что жив Сталинград, что немцы нигде не могли прорваться, что скоро, должно быть, придет им капут. Последнее сообщение шофер доверил им только после того, как Суслов показал свои документы.

Суслов сел в снег и вдруг почувствовал слезы на глазах. Иляшев отдыхал, стоя на лыжах. Он, по-видимому, понял состояние товарища и не торопил его. До Красногорска по трассе было сто двадцать километров. На пути были теплые, гостеприимные села. Шофер тронул машину, все еще поглядывая на странных путников, не попросят ли они подвезти их. Но Иляшев шагнул вперед, и геолог, как бы по принуждению, скатился с трассы в редкий болотистый лесок

Теперь им недоставало дня на переходы. Они шли в темноте. Рано утром Иляшев, поворачивая тлеющие головни, кричал:

— Вставай, Иванко!

Суслов ощупывал ноющие ноги. Обмороженные еще в первые заморозки на переходах через теплые, то есть незастывающие болота, ноги опухли, и мелкие нарывчики гноились на них. Старик ослабел еще более, однако не сдавался. И геолог вставал.

Была какая-то дерзкая вера у старика, и эта вера покорила в конце концов Суслова. Прежние жители этих земель, конечно, знали, где брать металл для своих поделок, значит, месторождение его недалеко от одного из этих бывших селений. И старик, которому известны все старые поселения по рекам и лесам края, приведет когда-нибудь геолога на то место, откуда начался путь металла. И он шел за стариком как одержимый, забывая боль, усталость, голод и холод.

Теперь он все чаще злился на Палехова, который так легкомысленно отправил раньше времени все вооружение экспедиции и разогнал опытных работников. Нет, Палехов был лентяем, лодырем, вредителем, выше всего он ставил шкурные интересы, этого-то в таком маленьком коллективе, как их экспедиция, он не мог скрыть! Суслова не обманешь. Суслов и раньше понимал, почему начальник экспедиции так торопится покончить расчеты с этим районом. Но погоди же, дай только Суслову найти вольфрамит, он еще поговорит с Палеховым!

И Суслов с упорством отчаяния начинал вспоминать, как хорошо было производить разведки летом, когда он сидел в самолете, глядя на совершенные приборы. Ветер овевал его голову — они летали на «уточках», — Суслов сидел за пилотом, перед ним была приборная доска, и по движению стрелок магнитометра он мог установить, где лежит железная руда, а по другим сигналам мог определить синклинали, впадины и выпуклости горных пород, по которым проложила свои подземные ходы нефть. Он не видел сам ни руд, ни нефти, но, нанося на карту изменения, отмеченные приборами, мог затем сказать работникам наземной разведки, где с наибольшей вероятностью могут быть обнаружены полезные ископаемые…

А еще интереснее работать с сейсмографами. Можно было заложить заряд взрывчатки в месте предполагаемого нахождения ископаемого, взорвать этот заряд и проследить распространение волны взрыва по породам с такой же точностью, с какой можно наблюдать распространение кругов от брошенного в воду камня или движение радиоволн в эфире. Будь проклято честолюбие Палехова! Если бы не его недоверие к этому району, если бы не его стремление поскорее убраться отсюда, Суслову не пришлось бы брести по снегам и наледям, ночевать в лесу, дрожать от волчьего воя, мерзнуть у погасающего костра… Будь проклят сам Палехов!

Единственный человек, о котором Суслов ни разу не подумал плохо, был Иляшев. И не потому, что старик делил с ним все тяготы этого пути, нет. Суслова останавливала та странная уверенность Иляшева, которая все время держала старика в напряжении, словно совсем не Суслову, а именно ему, Иляшеву, нужна была эта руда.

Все чаще и чаще Суслов сравнивал это постоянно наблюдаемое у старика качество искателя с таким же непримиримым и страстным чувством, которое наблюдал он у Нестерова еще в те дни, когда только учился мастерству поиска. Все говорили, что Нестеров неудачливый геолог, но Суслов в те дни не поменял бы своего учителя на любого самого счастливого. И что значит счастье? Вон Палехов всегда считался счастливчиком, а какая польза от того, что ему везет? Теперь-то Суслову было понятно, что Палехов никогда не брался за трудные дела, а Нестеров — за легкие. Что же такое счастье?

Чем ближе подходили они к Красногорску, тем реже становились городища, а может быть, старик пропускал их, разуверившись в своих поисках. Израненные ноги болели все сильнее, идти становилось все труднее и труднее. Однажды старик ласково разбудил его утром, сам осмотрел раны на его ногах; отыскал кедровой смолы, сварил какое-то вонючее лекарство, напоил геолога и заставил его пролежать весь день.