Тренировочные часы (ЛП) - Ней Сара
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да.
Моя ладонь касается чуть ниже ее пупка, когда она смотрит, затаив дыхание. Я провожу рукой по выпуклости, туда-сюда, пальцы скользят по растущему внутри ребенку.
— Скажи что-нибудь, — шепчет она. – Пожалуйста.
— Не знаю, что и сказать. Я…
Взволнован.
Ошеломлен. Потрясен. Встревожен.
Очарован.
— Потерял дар речи.
— Понимаю. Я тоже. — Она кивает. — Ты ненавидишь меня?
— Нет. — Не знаю, как к этому подойти. — Но я думал, ты на контрацепции.
— Так и есть. Я была. — Она снова на грани слез. — Очевидно, это не сработало.
Очевидно.
— Что, черт возьми, мы будем делать? — Я чувствую себя таким идиотом, спрашивая, но, господи, мне двадцать два года, что, черт возьми, я знаю о воспитании ребенка? Мама до сих пор записывает меня на прием к врачу. Я все еще на гребаной медицинской страховке моих родителей, ради Бога.
Говоря о родителях…
— Ты рассказала отцу?
— Да.
— Что он сказал?
Анабелль смеется, хотя сейчас самое неподходящее время для смеха.
— Как ты думаешь, что он сказал?
— Глупый вопрос, извини. Когда ты ему сказала?
— На прошлой неделе. Я была не одна, если тебя это беспокоит.
— Кто пошел с тобой? — Рассеянно, даже не осознавая, что делаю, моя рука ласкает ее живот, ненасытно любопытствуя о маленьком бугорке.
— Не сердись, когда я скажу, ладно?
Я закатываю глаза — жест, к которому обычно не склонен.
— Анабелль, ничто из того, что ты сейчас говоришь, не может удивить меня больше, чем то, что ты беременна.
Ничего.
Ни единой чертовой штуки.
Гр*баный слон может прорваться сквозь стену прямо сейчас, и я не дрогну. Тверд, как скала.
— Наверное, мне следовало сказать об этом раньше, но в начале года я снова встретилась с Рексом.
— Повтори еще раз? — Я замолкаю, нуждаясь в пояснениях, как будто не расслышал ее. — Гандерсон?
— Одно и то же. — Она хихикает рядом со мной, красные глаза, наконец, сухие.
— Не понимаю.
— Мы стали друзьями.
Я отстраняюсь, рука застывает на выпуклости ее живота.
— Не понимаю.
— У нас общие занятия, как и в прошлом году, и он пригласил меня на кофе, чтобы мы могли поговорить... и я пошла, и было приятно.
— Приятно.
— Да, было приятно. Мне жаль, если это расстраивает тебя, но он действительно не так ужасен, как был в прошлом.
— Почему мне трудно в это поверить?
— Потому что он тебе не нравится.
— Ты права, не нравится.
— Я не знаю, что тебе сказать, Эллиот. Он меня очень поддерживал. — Она тщательно подбирает слова. — Как бы то ни было, он пошел со мной к моему отцу, который, кстати, знает, что мы с Рексом друзья, и сидел там, пока я им рассказывала. Линда, конечно, плакала, а папа взорвался и вышвырнул Рекса.
— Зачем он это сделал?
— Он предположил, что ребенок от Рекса.
— Потрясающе.
Просто потрясающе.
Как будто гр*баная ситуация не была достаточно испорчена, люди будут думать, что этот ребенок — мой ребенок — это ребенок Рекса, мать его, Гандерсона, самого большого говнюка в кампусе?
Только через мой труп.
Я никогда не ревновал ни к одной живой душе до встречи с этим идиотом, но теперь ревную — безумно ревную.
Поверить не могу, что Анабелль достаточно наивна, чтобы поддаться на его образ хорошего парня после того, как он был засранцем.
Господи Иисусе.
— Не сердись, Эллиот. — Ее голос нежный, низкий и мягкий. — Я не хотела говорить тебе по телефону и боялась, что не увижу тебя до декабря, потому что к тому времени я стану огромной и, боже, это так плохо. Сначала я в порядке, потом плачу, потом снова в порядке. Я никогда бы не узнала, что беременна, если бы не обратилась к врачу, а так как раньше я не была у врача в Айове, мне пришлось пройти медосмотр. — Она плачет и бормочет одновременно. — И доктор начал задавать мне все эти вопросы о беременности, а я думала, что не могла забеременеть, но таблетки не защищают на сто процентов, и я была опустошена, когда узнала.
Она всхлипывает.
— И была так напугана. Я не могла спать и выглядела дерьмово, но мне нужно было ходить на занятия. Я не могла вечно плакать в постели — это никому не поможет. Итак, я появилась на лекции и тут входит Рекс. Он сказал, что я выгляжу усталой и не хочу ли выпить кофе? Он небрежно прокомментировал то, как я выглядела, а потом пошутил, что я беременна, и что я могла сказать? Я не смогла солгать. Потому что так и есть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Анабелль переводит дыхание
— Однажды мы пошли в «Таргет» и прошли по детскому отделу, глядя на всю эту крошечную одежду. — Она смеется. — Рекс подумал, что это поднимет мне настроение.
Я хочу вытошнить на это белое покрывало при мысли о том, что Гандерсон отвез ее в детский отдел проклятого «Таргет».
Какого хрена?
Как будто я лег спать прошлой ночью и проснулся в параллельной вселенной, где Рекс Гандерсон занял мое место.
Ты переехал в Мичиган, помнишь?
Она не говорит этого, но мы оба думаем об этом.
Я закрываю рот и оставляю свои комментарии для себя. Провожу рукой по ее животу, к груди, не осмеливаясь прикоснуться к ней.
— Они стали больше? — хрипло выпаливаю я.
— Боже мой, серьезно? — Анабелль стонет. — Ты только что узнал, что я беременна, и спрашиваешь, больше ли у меня грудь.
— Ну да.
— Ну, пока нет, но, возможно, будут.
— Понятно.
Она зевает.
— Анабелль?
— М-м-м?
— Я просто хочу, чтобы ты знала, что я... извиняюсь за это, за все, что я пропустил.
— Ты не должен извиняться, мы оба ответственны.
— Я знаю, но мне следовало подумать раньше.
Она наклоняет голову, пытаясь получше разглядеть меня.
— Что ты имеешь в виду?
— Пока у тебя нет серьезных отношений, ты всегда должен носить презерватив. Это похоже на учебник здравого смысла — Оз и Зик читали мне лекции об этом все время.
— Я была верна тебе, Эллиот, по-своему, хочешь ты этого или нет.
— Я не имел в виду это как оскорбление.
— Тогда что ты имел в виду?
— Если два человека не планируют будущее вместе, они должны быть осторожны.
— Знаешь что, Эллиот? Я живу так уже несколько недель, и мне нечем заняться, кроме как лежать здесь, в одиночестве, и думать об этом ребенке внутри меня снова и снова. Я лежу в темноте, размышляя о том, что мы могли бы сделать по-другому и как изменится моя жизнь. Как разочарованы мои родители. Мама почти не разговаривает со мной, винит во всем отца. — Она зевает. — Мы можем просто поспать? Этот второй триместр надирает мне задницу. — Ее рука тянется к моей, обнимающей ее за талию. — Я рада, что ты здесь.
Свет выключен, и после того, как Анабелль засыпает, я все еще лежу в темноте, заложив руки за голову, и смотрю в потолок.
В двадцать два года я стану отцом.
Папой.
У меня есть беременная девушка, с которой я не в отношениях.
Я ожидал, что это случиться с моими старыми соседями по комнате, прежде чем найдут любовь и устроятся. Это они спали, с кем попало, а не я.
И какого черта мне теперь делать?
ГЛАВА 27
Анабелль
— Так как все прошло с твоим отцом?
Он ушел несколько часов назад, покинув дом поздним утром, выглядя великолепно в черных брюках и рубашке на пуговицах. Я помогла ему с галстуком, и мои руки так дрожали, что мне пришлось переделывать его четыре раза.
Эллиот терпеливо стоял, пахнущий свежим душем, пока я возилась. Затем, смущенно оглянувшись назад — как будто он почти не мог заставить себя уйти — его черные кожаные туфли вынесли его за дверь и спустили по ступенькам. Он направлялся в какой-то модный отель в центре города, когда между нами было так много недосказанного.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Но сейчас Эллиот вернулся, сидит у меня на кухне и может рационально обсудить ситуацию.