Девушка Лаки - Тэми Хоуг

– Почему ты не надавил на нее, Гифф? – поддел старика Лаки. – Было бы любопытно взглянуть, как она не выдержит и сломается.

– Она не сломается, – ответил старик и гордо выпятил подбородок. – Она из рода Шериданов.

– Ее сестра тоже.

Гиффорд презрительно хмыкнул, отвернулся и задумчиво почесал за ухом одну из собак.

Неодобрительно цокнув языком, Пеппер сел в кресло, которое только что освободила Серена.

– А по-моему, нечему удивляться, что ей не хочется здесь жить. Ты ведь вечно ее шпыняешь. Будь я на ее месте, я, пожалуй, тоже укатил бы в Чарльстон.

– Что же ты до сих пор не укатил? – сердито посмотрел на своего чернокожего друга старик.

– Потому что если бы я укатил, то кто бы стал слушать твое сквернословие, кроме Одиль, а она в один прекрасный день пристукнула бы тебя за богохульство.

– Эй, придержи язык. Тоже мне, умник нашелся!

Лаки потушил сигарету в жестяной пепельнице, стоявшей на столе, отодвинул кресло и встал.

– Ты неправильно поступаешь, старик, – хмуро произнес он. – Ох, как неправильно.

Он понимал, что это в нем говорит инстинкт, а не разум. Но Серена обиделась и расстроилась, и это пробудило в нем давно угасшее чувство – готовность защищать слабых и обиженных. Он сам был этому не рад, но, как говорится, ничего не попишешь.

– Я сделал то, что должен был сделать.

– И даже не подумал о том, как к этому отнесется Серена.

Гиффорд задумчиво поднял седую бровь:

– С каких это пор тебе стали небезразличны чувства других людей?

Лаки ничего не ответил. Ответ таился в его душе, но он не стал даже думать о нем. Он просто пристально посмотрел на Гиффорда и выскользнул за дверь.

Зажав под мышкой злополучный конверт и сложив на груди руки, Серена стояла на крыльце, задумчиво рассматривая водную гладь. Она выглядела бледной и осунувшейся, под глазами залегли темные круги. Ее усталый вид резко контрастировал с легкомысленным конским хвостиком, в который были собраны ее волосы. Лаки обнял ее за плечи и развернул к себе.

– Я не хочу возвращаться домой, – прошептала она.

– Я тебя ни в чем не виню, дорогая, – пробормотал Лаки, нежно поглаживая ей руку.

– Мы можем поехать к тебе?

– Конечно. Если хочешь.

– Я не могу так сразу возвращаться на плантацию.

Она закрыла глаза и прижалась лицом к его груди, в которой тотчас пробудилось какое-то теплое чувство.

– Я отвезу тебя, mon petite coeur[10], – прошептал он с нежностью в голосе и повел ее вниз по ступенькам к причалу, где на воде покачивалась его лодка.

Когда пирога причалила к деревянному настилу рядом с домом Лаки, ветер гнал по небу грозовые облака. Огромные и темные, они напоминали крашеные груды хлопка, которые неслись на север под раскаты далекого грома. Через минуту хлынет ливень, подумала Серена, глядя на небо. Ее прогноз не оправдался: через минуту выглянуло солнце. Какая неустойчивая погода в этих краях, подумала она, какая обманчивая и как она подходит к здешним болотам, сохранившимся в первозданном виде с доисторических времен. Впрочем, вскоре небо вновь затянули грозовые тучи, и стало тихо, как будто весь мир накрыло плотным одеялом. Деревья перестали шуметь листвой. Птицы смолкли.

Дождь полил, когда они проходили по двору, а когда вошли в дом, он уже вовсю барабанил по жестяной крыше. Серена потянулась к окну, чтобы закрыть от грозы, но Лаки ее остановил.

– Не надо, – сказал он и повел ее к кровати.

Она неуверенно посмотрела на него.

– Но ведь пол…

– Ничего страшного, половицы из кипариса, влага им не страшна.

Они раздели друг друга под аккомпанемент дождя и грозы, медленно и тихо, чувствуя обнаженной кожей дуновения прохладного ветра, залетавшего в окна.

– Я хочу тебя, – прошептала Серена, откинув голову на подушку и закрыв глаза. Казалось, усталость поселилась в ее теле подобно коварному вирусу. Если кто и поможет ей избавиться от этой напасти, то только Лаки – если не навсегда, то хотя бы на время. Боже, как ей хотелось раствориться в блаженстве слияния их тел, пусть даже всего на несколько мгновений!

– Я здесь, – ответил он.

Лаки прикоснулся к ее волосам, и они волной разметались по ее плечам. Серена ответила на его прикосновение вздохом и, привстав на цыпочки, в свою очередь развязала ремешок, перехватывавший его волосы в конский хвост, и запустила пальцы в роскошную черную гриву. Он обнял ее, прижал к себе и приник в поцелуе, а когда насытился, слегка отодвинул ее от себя.

– Иди сюда, cherie, – прошептал он, ложась на кровать, и потянул ее вслед за собой.

Серена какое-то мгновение смотрела на него как загипнотизированная. В ее глазах Лаки был необузданным дикарем, однако она протянула ему руку и, опустившись на кровать, позволила заключить себя в объятия, доверяя исходившей от него силе.

Они медленно занимались любовью под шелест дождя. Лаки взял на себя инициативу в любовных играх, дав Серене возможность расслабленно наслаждаться его ласками. Он продолжал целовать ее, уделяя особое внимание груди, и – как ей казалось – бесконечно долго целовал соски. Он покрывал поцелуями все ее тело, постепенно скользя губами все ниже и ниже – к животу, бедрам и коленям.

Скользнув руками ей под ягодицы, он слегка оторвал их от кровати. В следующий миг его губы и язык коснулись самого чувствительного места ее тела. Выгнув дугой спину, Серена испустила вздох блаженства. Ее волной накрыло желание, такое же безумное, как и бушевавшая за окном гроза, унося туда, где не было никого, кроме них двоих и этого мучительно-сладкого наслаждения, которое дарили ей его прикосновения.

Волны этого наслаждения все еще пульсировали в ней, когда Лаки накрыл ее своим сильным телом. В следующий миг он вошел в нее, и Серена вскрикнула, но не от боли, а в экстазе, чувствуя, как ее тело обволакивает его, принимая в самые глубины естества.

Лаки прильнул поцелуем к ее губам, и его язык скользнул ей в рот. Старая кровать отчаянно заскрипела под их телами. Снаружи грохотал гром, дождь неумолчно барабанил по крыше, но слух отказывался воспринимать звуки ночи, как будто все куда-то исчезло. Исчезло прошлое и настоящее, исчезли заботы по поводу судьбы Шансон-дю-Терр.

Единственное, о чем Лаки мог думать в эти минуты, – это о Серене, о ее нежном теле, которое она охотно предложила ему и теперь не желала его отпускать. Он мог думать лишь о том, что дарит ей наслаждение и сам испытывает при этом небывалое счастье.

Он двигался в ней ритмично, медленно, нежно, изо всех сил сдерживая оргазм. Ее дыхание с каждой секундой делалось все более частым. Просунув руку между их телами, он прикоснулся к самой нежной и чувствительной части ее естества. Серена тотчас выкрикнула его имя, унося его вместе с собой к вершинам блаженства. Его тело содрогнулось, и он наконец излился в нее фонтаном семени. Он сжимал ее в объятиях и думал о том, что ему никогда еще не было так хорошо.

Насытившись, Лаки откатился и лег на спину. Он устал физически, да и эмоционально также был изрядно измотан постоянным конфликтом между бушующей в нем страстью и стремлением ей противостоять.

Между тем гроза прекратилась. Гром изредка громыхал где-то на севере. Буря страстей тоже улеглась, и Серена лежала в объятиях Лаки, усталая и опустошенная. В эти минуты ей меньше всего хотелось думать о тревогах, о которых она на время забыла благодаря его ласкам. Тревогах, разбуженных в ее душе поступком Гиффорда, давлением, которое оказывал на нее дед, спорами о том, как следует поступить, размышлениями по поводу верности семейному долгу, воспоминаниями о пожаре. Лаки сдержал свое обещание на короткое время отвлечь ее от тягостных дум. Увы, с прежней силой они вернулись снова…

Слезы хлынули из ее глаз легко и быстро, как весенний дождь, и она даже не пыталась их скрыть или за них извиниться. Лаки все так же обнимал ее и гладил по волосам, то и дело касаясь губами ее виска. Он что-то шептал ей по-французски, что-то нежное и убаюкивающее. Это было именно то, в чем она отчаянно нуждалась. Спокойное понимание. Ласка. Нежное утешение. Утешение на уровне безмолвного понимания и сочувствия со стороны единомышленника.

И все же как болезненно сжалось ее сердце, стоило ей подумать о будущем. Все, что их сейчас связывает, скоротечно, временно и неустойчиво; это лишь короткий эпизод, вырванный из общего контекста их жизней. Все это напоминает теплицу, в которую цветы насильственно пересадили для того, чтобы они поскорее, за одну ночь, распустились. Чувства были обострены, время ускорено. Неужели они и увянут столь же быстро, как и появились на свет, подумала Серена.

Ответ был ей известен. И ответ этот выдавил из нее еще несколько слезинок и вынудил произнести несколько слов, хотя она и понимала, что произносить их не следует. Впрочем, ей с самого начала не следовало заходить слишком далеко в их отношениях. А теперь поздно что-то менять. Да она и не смогла бы изменить свои чувства к нему, даже если эти самые чувства лишь осложняют ей жизнь.