Невеста тирана (СИ) - Семенова Лика

Она разрезала рубашку Фацио, стащила с плеч вместе с курткой. Лапушка сосредоточенно наблюдал за происходящим, лишь забрался подальше, в самое изголовье кровати. Фацио видел его, но не сказал ни единого слова.

Джулия налила воды из кувшина в тазик для бритья, оторвала полосу полотна, обмыла окровавленную грудь Фацио, которую рассекали три чудовищные ровные полосы. Она заметила и другие, едва зарубцевавшиеся розовые шрамы. Какие-то бледнее, какие-то ярче. Но в сравнении со свежими все они казались обычными крошечными царапинами, хоть кое-где и виднелись следы шитья. Она не выдержала:

— Откуда все эти раны?

Фацио лишь стиснул зубы. Наверняка каждое касание доставляло ему невероятную боль.

— Ответьте мне! Откуда эти раны?

— Это не важно…

Джулия понимала, что спрашивать бесполезно — не ответит. Она больше не делала попыток что-то выпытать. К счастью, Фацио прекрасно знал содержимое лекарской сумки, как и последовательность, с которой нужно применять снадобья. Судя по количеству шрамов, процедура повторялась многократно. И единственный, кто, вероятно, мог ее проделывать — Дженарро.

Джулия довольно быстро обработала раны, теперь оставалось лишь зашить. Рука ходила ходуном, когда она прокаливала большую гнутую иглу на пламени свечи. Потом Джулия долго стояла, не в силах решиться. Она уже один раз сменила повязку Дженарро и видела, как Мерригар зашил его рану — отдельными стежками, завязанными на узел. Предстояло сделать то же самое. Она глохла от страха, перед глазами плыло от слез. Больше всего на свете она боялась сделать что-то не так.

Фацио видел ее нерешительность. Лишь стиснул зубы:

— Шей, как сможешь… Ну же!

Она с трудом осознавала, как шила. Зажмуривалась перед каждым стежком, потому что не могла втыкать иглу в живую плоть. Но дело шло. Лишь сердце сжималось, когда Фацио шипел сквозь стиснутые зубы и судорожно комкал в кулаках покрывало. Наконец, Джулия смазала швы белой жидкостью из склянки, наложила повязки. И отлегло от сердца — дело сделано.

Фацио вновь поймал ее руку, поднес к губам. Молча, слабо. Его глаза покраснели, помутнели. Джулия промокнула его лоб:

— Спите, вам нужно отдохнуть. Я проверю повязку Дженарро и вернусь.

Она чувствовала себя опустошенной. Сегодняшний день мог запросто вместить половину жизни. Ужасную половину. Джулия уже не думала о приличиях, лишь о том, что валилась с ног. Она вернулась от Дженарро, оставив на месте лекарскую сумку, затушила свечи и легла, не раздеваясь, на широкую кровать Фацио с другой стороны. И уснула еще до того, как ее голова коснулась подушки.

А утро наступило так скоро, будто кто-то просто щелкнул пальцами. Кошмарное утро…

Глава 48

Джулия не помнила, чтобы когда-нибудь так болело все тело. Каждая частичка, кончик каждого пальца. Казалось, ее разобрали на части, как шарнирную куклу. И забыли вновь соединить детали, разбросали так, что эти части перестали составлять одно целое. Из незакрытых ставнями окон лился мутный утренний свет. Еще призрачный и серо-лиловый. Вместе с ним в покои заползала прохлада с особенным запахом свежей морской остроты. Ощутимая и наверняка губительная для раненого. Здесь не хватало Альбы — она бы все предусмотрела…

Джулия не находила сил подняться, даже повернуться. Лежала с открытыми глазами и оглядывала комнату. Только теперь она заметила, какой здесь царил беспорядок. Сложно предположить, как давно покои убирали в последний раз. Брошенная одежда, раскрытый сундук с вываленным нутром, грязная посуда на серебряном подносе. Стол у окна завален горами раскрытых книг, тут же брошены исписанные, источенные перья, перемазанные чернилами. Насколько Джулия успела понять, слуг сюда пускали редко. И то под пристальным надзором Дженарро. Дженарро… Она вновь посмотрела на окна, силясь предположить, который сейчас час. Приходил ли Мерригар?

Джулия с трудом села на кровати, потерла лицо ладонями. Повернулась. Фацио все так же недвижимо лежал на спине, прикрыв глаза. Но что-то было не так. Его мелко колотило. И нечто едва различимое, сизое и мутное клубилось над ним. Джулия вскочила, нашарила башмаки, оббежала кровать и склонилась над Фацио. Он горел, все тело было глянцевым от пота. Он лежал, закатив полуприкрытые глаза и сцепив зубы, словно в припадке. Пальцы мертвой хваткой, до побеления, сжимали простынь. Лицо заострилось, скулы проступили еще резче, длинные черные волосы разметались по подушкам. Джулия провела ладонью — все было совершенно мокрым. Его нужно обтереть этим проклятым черным уксусом… сменить простыни… И повязки. Они были красно-черными от уже подсохшей крови. Но марево, поднимающееся от его тела, не поддавалось никакому объяснению. Словно ранним утром парила в озере теплая вода. И было в этих едва уловимых отблесках что-то знакомое…

Легкая дымка медленно поднималась и будто струилась, вытягиваясь к куполу балдахина. Джулия подняла голову и застыла, не в силах пошевелиться: в сумерках комнаты через плотную ткань ясно виднелось яркое голубое пятно света. Лапушка — ни единого сомнения. Он отыскал излюбленное место. Но что здесь творилось?

Джулия отошла к стене, встала на цыпочки:

— Лапа! Лапушка! Иди сюда!

Зверек не шелохнулся. Казалось, он застыл камнем точно так же, как Фацио. Светился ровным голубым сиянием, словно горели разом несколько свечей. Тем самым сиянием, которое Джулия видела в подвале. Его ни с чем не перепутать… Да что здесь происходит, во имя всего святого?

— Лапушка!

С той же отдачей можно было увещевать стену. Джулия топнула, все еще надеясь привлечь питомца, но Лапа по-прежнему не обратил на нее никакого внимания. Да жив ли он там? Джулия наспех осенила себя спасительным знаком, кинулась к Фацио, тронула взмокшую шершавую щеку:

— Сеньор! Сеньор! Вы слышите меня? Сеньор!

Фацио не шелохнулся. Его зубы все еще были отчаянно стиснуты, пальцы сжимали простынь. Радовало одно — он дышал. Прерывисто и шумно. Джулия оторвала кусок полотна, смочила остатками воды из кувшина, и обтерла его лицо, шею. Жар его тела чувствовался даже через ткань, и от ужаса снова тряслись руки. Совсем, как вчера. Джулия боялась снять повязки и увидеть, что все воспалилось. Что тогда делать? Тем более, если он не придет в сознание. Она вновь заглянула в лицо Фацио: пусть он будет недоволен, но она позовет сюда Мерригара. Нет другого выхода. Просто нет.

Джулия зажгла свечи, склонилась над Фацио и тронула кончик повязки — присохла. Она не знала, можно ли чем-то размочить ткань. Что-то подсказывало, что лучше этого не делать. Джулия тихонько дернула, опасаясь причинить боль, и сама невольно поежилась. Но Фацио не переменился, словно ничего не чувствовал. Или задеревенел. Те же судорожно сжатые пальцы, те же закатанные глаза, то же напряженное лицо. Джулия дернула сильнее, желая покончить одним махом. Она отбросила окровавленную ткань на пол и обомлела.

Рана не воспалилась. Мало того — она зарубцевалась: свежий красный выпуклый шрам, перетянутый теперь уже бесполезными нитками. Джулия сняла вторую повязку, третью — картина повторилась. Что это, если не чудо? Не веря своим глазам, она осторожно тронула рубец кончиком пальца, но тут же увидела, как по шраму метнулась голубая искра и растаяла на глазах, обратившись легким едва заметным облачком, которое взмыло вверх. А сам шрам из красного стал насыщенно розовым…

Вдруг руки Фацио ослабли. Пальцы медленно разжались, обмякли. Ресницы дрогнули. Он моргнул несколько раз и открыл глаза. Молча смотрел на Джулию, перевел взгляд на лиловеющие окна:

— Который час? — голос был слабым, едва срывался с пересохших губ. Фацио хотел поднять голову, но не смог.

— Не знаю. Раннее утро.

Его брови сошлись к переносице:

— Вы не ложились?

Джулия смущенно опустила глаза, услышав, что он вновь обращался к ней на «вы». Теперь это было почти странно. Казалось, он имел полное право говорить ей «ты», и Джулия не чувствовала себя оскорбленной.