Время пепла - Дэниел Абрахам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Андомака, – произнес напевным голосом мальчика Осай, мертвый князь Китамара. – Ты постаралась на славу.
– Благодарю вас, князь, – ответила Андомака.
Стражи отпустили тщедушную фигурку, и Осай медленно прошелся по храму, осваиваясь с новой плотью. Арфист опустил инструмент, и, кроме шагов Осая, не слышно было ни звука. По манере двигаться она узнала бы дядю вне зависимости от надетого тела. Чувство любви, нахлынувшее сейчас потоком, она воспитывала в себе с детских лет. Но, специально привитая и взрощенная, любовь не была от этого менее настоящей.
– Так, все вы, вон, – сказал Осай, и взор его уперся в Андомаку. – Ты останься.
Спустя дюжину ударов сердца храм опустел, не считая Андомаки, духа, веками правившего Китамаром, и по-прежнему горящих на своих местах свечей.
– Мы долго не могли найти истинный нож, – сказала Андомака. – Новодельный клинок же разрушился. Я не знаю, что мы сделали не так, когда его освящали, но…
– Клинок ни при чем.
Андомака вздрогнула:
– Повелитель?
– Нас подвел вовсе не нож, хотя, подозреваю, эту мысль внушали нам с умыслом. Похищение священного кинжала было спектаклем. Оно дало нам повод для обвинений, пока враг прятал истинную причину катастрофы. – Он покачал головой с улыбкой полуотвращения-полугнева на непривычных детских губах. – Не задумай я породить тайного отпрыска в достаточно далекой стране, тебе б оставалось клясть нож, растрачивая время и силы на его поиски или отковку – и все безуспешно. Или винить обряд, какой-нибудь недосмотр в церемонии. Или себя, тем самым подкашивая свою решимость. В конечном счете ритуал был бы заброшен.
– Братство ни за что не позволило бы…
– Будто мне незнаком этот город. Он вообще-то мой. Я сидел на его престоле с самого возведения Храма.
– Если дело не в церемонии и не в клинке… – начала Андомака.
– В крови, – подтвердил он.
– В сосуде?
– В человеке. Нас заранее обрекли на провал, ибо ничто не связывало меня с новым князем. Бирн а Саль не нашего рода. Наверняка моя невестка и, очень вероятно, любезный братец-слюнтяй предали наш город и посадили на трон байстрюка. Не помри заблаговременно оба, вздернул бы их над огнем и расспросил о подробностях. Но… – Он повел кистью. Андомака столько раз видела это движение в исполнении другой руки! На мгновение в ее голове помутилось. Осай потер глаза ладошками.
– Венец уже на нем, – сказала Андомака.
– Именно. А мы – как мы докажем измену, не раскрыв моих тайн? Вернемся во времени и установим слежку, кому там Ирана давала помимо моего брата?
– Могли сохраниться письма… – предположила Андомака.
– Письма горят. Доказательства бывают подложными. Десятки лет на троне я не подозревал ни о чем. А сейчас кто мне поверит? Посмотри на меня. Я – недоросток с Медного Берега. Даже я не поверил бы мне.
– Давайте выступлю я, – предложила Андомака.
Осай уселся, взгромоздившись на алтарь. Любой другой этим бы свершил святотатство. Но князя не сдерживали правила, писанные обычным людям.
– Выступишь, но в другом качестве. Эта война началась в тени, в тени должна и закончиться. Во дворце сидит фальшивый князь, и мы оттуда его уберем. Возможно, Бирн а Саль не знает, кто он, но это ничего не меняет. Ему предстоит умереть.
Она ахнула, подавившись этой мыслью. Бирн а Саль мог и сам не знать, что родился бастардом.
– Братство не участвовало в его воспитании. Если он ничего не знает о нас, то особых сложностей я не вижу.
Князь Осай угрюмо сморщил лицо подростка.
– Допустим, тогда он ничего и не знал, но теперь? Я не предвидел, что мои личные вещи попадут на глаза чужим людям. Если Бирн нашел их… да, он поймет, что происходило что-то странное. Пускай без подробностей, однако со временем это наведет его на определенные подозрения.
– У него есть наследница.
– Его дочь тоже умрет. Придется положить конец дому а Саль. Время возглавить город новой семье! Род Чаалат досточтимый, старинный и продолжает в себе мою кровь. Пора эпохе совершить поворот в Китамаре, и ты – ось, на которой провернется история.
В храме воцарилась тишина. Андомака осмысливала услышанное.
– С этим мы справимся, и лучше действовать поскорее, – сказала она. – Но недопустима огласка. Город этого не поймет.
Мальчик кивнул. Или кивнул князь Осай. Или нечто, что носило на себе шкуру князя – нить и дух самого Китамара. Бог, которому ее воспитывали поклоняться.
– Когда оба падут, княжить в городе будешь ты, Андомака, – проговорило оно. – А тобой буду я. Иного пути у нас нет.
Три дня спустя Длинной Ночи и за неделю до Десятидневья Алис нетвердо брела домой после ночной попойки. Прикинув, что находиться в кругу людей будет не так страшно, как одной, она отчасти оказалась права. Похлебала горячего супа, а от колбасок с пряной свининой до сих пор приятно щипало под языком. И вино разбавляли водой не так уж и сильно. Куча людей и жаркая духота стали желанной переменой после заточения у Дарро, по крайней мере, первые часы. Но когда Коррим и Невозмутимый Биран пьяным хором загорланили песню в честь наступления рассвета, у Алис напряженно заныло в затылке.
Обратной дорогой она сообразила, что некая ее часть, сподвигнувшая назад в темную, холодную комнату, была чувством вины. Оно подкралось тихо, как мышка. Стоило немного понаслаждаться, как она забыла о Дарро. Время, потраченное на тарелку супа и чашу вина, Алис прожила в мире, где Дарро был всеми заброшен. Больше таких промахов она себе не позволит.
Взойдя по темной лестнице, она услыхала осторожное покашливание. Доносившееся из-за ее двери. Двери Дарро. Она сжала в кулаке дубинку – в страхе и ярости, точно обнаружила в волосах паука. И распахнула дверь ударом ноги.
Трегарро восседал за ее столом. На его залатанное лицо падал свет масляной лампы. В этот раз он не был соткан из дыма. Он действительно пришел во плоти. Магия ее не так бы обеспокоила.
– Как вы меня нашли? – с ходу спросила Алис.
– Завали хлеборезку, – спокойно ответил он. – И закрой дверь.
Так она и
