Время пепла - Дэниел Абрахам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сладостными были те ночи, наделяли они ощущением широты и счастья и жизнь, и само ее тело. И делали последующее предательство еще горше.
Осай уехал – она не обманывалась, так должно было быть – с уважением, нежностью и без пустых обещаний. Однако Драу Чаалат остался ради каких-то туманных дел Братства. Саффа и не подозревала, что основным его делом была она.
Он нежданно, но не нахально, явился к ней в дом. Вместе со свитой прислужников. Белые волосы и борода жреца не несли признаков возраста. Просто такой у них был цвет – как у кости. Она поднесла ему вина и воды, а жрец вручил гостинец – ватрушки с мясом, купленные утром на базаре. Они поговорили о… чем-то. Саффа не помнила о чем. А затем, не повышая голоса, он спокойно объяснил, что пока ребенок не надобен братству, она может любить его и растить, как пожелает. Но коли настанет день, когда Осай в нем будет нуждаться, ее долг – ребенка отдать. Возможно, жертва и не потребуется. Скорее всего, нет. Но если да, то чтобы всенепременно.
Сперва она его не поняла, а потом все равно не поверила. Прошел еще месяц, пока Саффа не признала, что беременна. Чаалат дал ей золота и серебра и обращался с почетом, как подобало относиться к возлюбленной князя, а после сел на корабль, державший курс в дельту. Она же внушила себе, что в предрассветной темноте ее будит лишь политика престолонаследия и очередности кровных связей.
В первый раз Тиму лягнулся, когда Саффа лежала в постели, прислушиваясь к отдаленной грозе, – и это отдалось в ней знамением. Впоследствии она не могла объяснить, что подвигло ее изучать таинства Дарис – помимо посвящения в Братство самого Осая и смутных воспоминаний о беспокойстве, которое причинил Драу Чаалат.
Тиму рос здоровеньким. О том, кто его отец, знали все, и никто не попрекнул Саффу, что она нагуляла ребенка от заграничного князя. Мир соткан из подобных вещей. Одной любопытной странностью больше, одной меньше. Продолжались занятия в доме духов, хотя теперь отпускать от себя мир стало труднее. В нем находился ее сын. Она часами могла медитировать над собственным распадом и смертью и даже находить в этих понятиях умиротворенность. Рисовать ту же картину с участием своего мальчика повергало ее в животный ужас, и лучшее, что удавалось, – лишь наблюдать за собственной паникой и пытаться принять тот факт, что она – женщина, которая боится за сына.
Пока Тиму рос, Саффа копила знания о Китамаре и Братстве Дарис. Сокровенные обряды их дома держались в строгом секрете, но доходили шепотки о скрывающейся там тьме. Поклонение предкам – вполне распространенный и обыденный культ. Ричийские мистерии, верования Аммен То и даже уважительное подчинение совету старейшин содержали отведенную долю почитания тех, кто пришел сюда раньше нас.
Братство Дарис было другим.
Она отыскала старинные сказания из ненадежных источников, по сути древние сплетни. В них говорилось о детских жертвоприношениях и узах наследия прочнее кровных. Предания о ноже, бывшем иглой, способной стежками приметать нечистый дух к детской плоти. Суеверные предсказания об умирании самой Смерти. Она начала прозревать, что дипломатический визит Осая на Медный Берег был лишь прикрытием. Что на деле он искал безопасный тайник, чтобы взрастить свою кровь вдали от происков и интриг холодного, мрачного дома. И если Братство затребует Тиму, игравшего на пляже с другими ребятами из Дулая, то его заберут для проведения обряда. С которого он не вернется.
Саффа, предававшаяся философии освобождения и отрешения, обнаружила, что не желает добровольно отпускать сына. Вместо этого она понадеялась, что не столкнется со страшным выбором никогда. Утешение черпала в Драу Чаалате, произнесшем: «Скорее всего, нет». И утешалась вот так, пока день, который, скорее всего, не настанет, настал.
Послание прибыло лично от Осая, вскоре после того, как до них докатились известия о его нездоровье. Все, о чем говорилось, было: «Мне нужен наш ребенок. Пришли его». Она бросила письмо в огонь. И сказала себе, что Медный Берег – ее дом и надежный оплот. Холодные пальцы Китамара сюда не дотянутся, а если достанут, им не хватит сил отобрать Тиму.
В глубине души она понимала, что перекричать бурю ей не по силам.
Тиму исчез безо всякого второго письма, без какого бы то ни было предупреждения. Мальчик гулял с друзьями, бегал по тропинкам среди деревьев – и вот уже все его потеряли. Каждый подумал, что он убежал в другую сторону. Несчастные случаи подстерегают многих людей по множеству причин. Тиму мог искупаться в море и быть захваченным отливом, или, бродя, провалиться в скрытую пещеру, или съесть ядовитый плод и обезуметь. Существовала тысяча способов потерять сына. Саффа не усомнилась ни на миг, куда делся ее ребенок.
Она ходила по родственникам и друзьям. Она молила первосвященника Дома Духов и главного жреца Шести. Она продала все, чем владела, и набрала долгов под заклад того, чем, возможно, обзаведется потом. Лишиться всего оказалось легче легкого. Она упражнялась в этом всю свою жизнь. При этом приобрела дорожный плащ, нож для ношения в рукаве, кожаную шляпу, потерянную в тот же день, проезд на торговом судне и все китамарские деньги, которые сумела найти. Состояние, хоть и скромное. То была ее жизнь, разменянная на пригоршню золота. То была надежда увидеть сына живым.
«Мать-перемать, – сказала Сэммиш. – Так вот откуда монеты у Дарро. Вот что он выкрал».
«Воры крадут, – заметил дикарь. – Начни на это сетовать, дойдешь до запрещения ветру дуть».
Саффа поехала в дельту и нанялась на плоскодонку – водить упряжку волов, волочивших лодку против течения. Она разговаривала с каждым, кто отвечал, а остальных внимательно слушала. И узнала, что Драу Чаалат несколько лет назад умер, а над домом китамарского Братства председательствует его дочь. Узнала, что Осай при смерти, и услыхала молву, что князь искал некий потерянный нож. Также болтали, будто на реке видели работорговцев, направлявшихся на север с Медного Берега.
С помощью мелких заклинаний, изученных в Доме Духов, она ускоряла свое путешествие и выискивала приметы того, где сейчас ее сын – или хотя бы где был перед этим. Молила внемирные силы ниспослать наставление и надежду. Или коль не надежду, так окончательное
