Шлюха. Любимая - София Блейк

— Простите, вы не могли бы сфотографировать меня? — я запоздало сообразила, что вопрос относится ко мне.

Повернулась, посмотрела: он был значительно выше меня ростом, темноволосый, белокожий, с красивыми ровными зубами, ямочкой на подбородке. Его серые глаза смотрели удивительно серьёзно, будто бы речь шла не о сущем пустяке.

— Надо нажать вот эту кнопку, — пояснил он.

— Окей, — только и пискнула я, будто туристка, владеющая английским на уровне дешёвого разговорника.

Сквозь видоискатель я рассмотрела его подробнее. Его серьёзные глаза казались кристально честными и беззащитными, но я–то уже понимала, что именно за такими чертами удобнее всего прятаться аферисту и жулику. Сделала снимок, вернула ему фотоаппарат.

— Спасибо, — резиновая англосаксонская улыбка на миг коснулась его лицевых мускулов, но глаза уже не фокусировались на мне.

— А у меня нет фотоаппарата, — вдруг пожаловалась я, честное слово, секунду назад я и не думала раскрывать рот.

— У тебя останутся воспоминания об этом дне, — продолжало нести меня, причем я только помню, что радовалась, как плавно льётся моя английская речь. — А у меня не останется ничего, представляешь?

— Это не проблема, — сказал он и снова улыбнулся. — Могу сфотографировать тебя, а потом переслать фотографии. У меня цифровая камера, и, если у тебя есть электронный адрес…

— У меня есть электронный адрес, — сказала я кокетливо, — но я боюсь быть слишком навязчивой. Пожалуй, ты примешь меня за девушку, от которой тяжело отделаться.

— Ни в коем случае, — сказал он, и я почувствовала, что глаза моего собеседника рассматривают меня с нарастающим интересом. — Я буду только рад оказаться полезным такой очаровательной девушке.

— Меня зовут Анна.

— Даниэль, приятно познакомиться.

— И мне тоже.

— А откуда, позволь спросить, такой симпатичный акцент?

— Я из России.

— Вау!

Я бы удивилась какой–нибудь другой реакции, это «вау» я слышала в Англии всякий раз, когда речь заходила о моей Родине. Причем я подозревала, что в устах японского студента «вау» выражает примерно столько же чувств или понимания, сколько в восклицании бизнесмена из Намибии, или лондонской продавщицы. То есть, все примерно представляли, что на шарике есть такое пространство, большое и холодное. И, пожалуй, все. Больше никто обычно ничего про нас не знал, и не особенно узнать стремился.

— Привьет, — сказал вдруг Даниэль. — Давай дружить.

— Вау! — опешила я. — Ты учил русский язык?

— Немного.

— Бывал у нас?

— Пока нет, но с радостью поеду, если кто–нибудь позовёт, — это уже Даниэль сказал по-английски, видимо запас его русских слов был более чем скромен.

— Как получилось, что ты учил русский? — поинтересовалась я.

— Отец в детстве заставлял. Тогда Россия была мировой сверхдержавой, и он рассчитывал, что я пойду по его следам.

— А кто отец?

— Работник ЦРУ, — не моргнув глазом, ответил Даниэль. — Теперь он уже много лет, как в отставке. Недолюбливает, кстати, за это Горбачёва. Если бы холодная война продолжалась, возможно, он работал бы до сих пор.

— И что, ты разделяешь отношение отца к русским? — спросила я. Впервые за долгое время я разговаривала с иностранцем, который имел некоторое, пусть и очень опосредованное, отношение к моей стране.

— Отец относится к русским очень хорошо, — заверил Даниэль. — Он испытывает к ним огромное уважение. К тому же он не какой–нибудь шпион, а всего лишь электронщик, специалист по аппаратуре.

Это заявление походило на обычную вежливую уловку, и я замолчала, но Даниэль не забыл, что я выразила сожаление из–за отсутствия фотоаппарата, и начал меня фотографировать: на фоне королевского дворца, гвардейцев, узорных решеток. Я позировала, приглядываясь к Даниэлю все больше, и мне нравилось, то, что я видела. В автобусе мы сели на одно сидение, и болтали всю дорогу, а на остановках фотографировали друг друга.

Прошло уже немало лет с того дня, но я помню его, будто бы он все еще длится. Еще сидя рядом с ним в автобусе, я знала, что он станет моим, и я ждала, чтобы изведать его, запомнить, как он пахнет, как говорит всякие ерундовые вещи с лицом серьезного ребенка, а две вертикальные морщинки, уходящие вверх от самой переносицы, почти не расправляются, хоть я и разглаживала их пальцами, и целовала всякий раз, когда он засыпал.

Милый добрый Лондон был нашим, и всякий день открывал перед нами новые чудеса. Какие–то люди наверняка любили друг друга в Куала-Лумпуре, Новокузнецке и Вероне, у них были, конечно же, свои места, где им было хорошо, и которые будут с ними до конца дней, но как же счастливы были мы, полюбившие в городе, чье разнообразие поистине бесконечно, и наслаждаться которым не устаешь никогда. Лондон роскошных дискотек и лучших в мире ди-джеев, концертный Лондон, Лондон театральный, Лондон выставочный. Здесь каждый мог бы найти занятие себе по вкусу, и мы были не исключением. Спортивный Лондон, пожалуй, был тоже чем–то вроде футбольной Мекки, но меня интересовал теннис. Так вот, Даниэль, оказывается, научился держать ракетку с пятилетнего возраста, и мы с ним сыграли настоящий матч на одном из Уимблдонских кортов. Я проиграла в двух сетах, а ночью мы так любили друг друга в моей студии, что я потеряла сознание. «Проститутка с девятилетним стажем?» — не поверите вы, и будете правы. Я чуть было не потеряла сознание, во всяком случае, я никогда еще не была так близка к этому, как в тот раз, и Даниэль был страшно доволен, думая, что смог заласкать меня до полной невесомости. Он был во многих отношениях совсем не так уж опытен, как мог бы быть опытен мужчина в тридцать три года. После того, как я подумала, что за таким лицом непременно скрывается обманщик и проходимец, прошло всего несколько дней, но теперь я считала его тем, кем он был на самом деле. Просто моим Даниэлем, родным и знакомым всю жизнь, несмотря на то, что он был из–за океана, и никогда не прочтёт в подлиннике Льва Толстого. Спроси меня раньше — я бы не поверила, что такое возможно, но это, как и всё остальное, что я пишу, было тоже правдой моей жизни. Я приняла Даниэля полностью, таким, каким он был: цельным и бесхитростным, как только может быть бесхитростен человек, не живший в России в девяностые годы. Он казался мне даже наивным, со своим удивительным детским взглядом, и я поражалась, как это вышло, что ни одна женщина до сих пор не смогла им завладеть.

Впрочем, несколько раз я уже замечала металл в его голосе, и могла себе представить, каков может стать Даниэль, если его рассердить. Но я не хотела сердить его, а только быть рядом, жить вместе, все равно где и как: в Англии, России, Америке…

— Я из Большого Яблока, — улыбнулся он в первый день нашего знакомства, — для меня это самое лучшее место на целом свете. Родиться на Манхеттене, это уже везение, а второй раз мне повезло, что я встретил тебя.

— Неужели между этими событиями не было никаких просветов?

— Если и были, я их уже не помню.

— Короткая память?

— Ты переформатировала мой жесткий диск, — он взъерошил свои коротко остриженные волосы.

Признаться, мой мир совершенно изменился после встречи с Даниэлем, и произошло это пугающе быстро и неотвратимо. И как же страшно мне было привыкать к нему и знать, что мне хочется привыкнуть, в то время как за углом притаился убийца с бритвой в руке — моё прошлое.

Мы сидели в одном из небольших китайских ресторанчиков, которых полно в Сохо, и к этому дню мы были уже знакомы две недели, и каждый день я знала, что затягивать нельзя, потому что я не найду в себе сил сказать, и все чаще посещает меня мысль забеременеть от Даниэля, чтобы прикрыться этим ребенком от правды, которая рано или поздно настигнет нас. И, возможно, быть честной совсем не так важно, ведь все мы лицедейки и заботимся только о благополучии, своём и любимого, зачем же травмировать его и разрушать собственное будущее во имя какой–то дурацкой, никому не нужной истины?

За окном падал мелкий дождик, частый гость Лондона, можно сказать, почти местный житель, он выкрасил улицу в серый цвет, расправил зонты над головами прохожих, и нагонял на меня желание поскорее забраться в широкую кровать моей студии, просунуть голую ногу между мускулистых ног Даниэля, ощутить в паху его горячую плоть, обнять его и голосом менады спросить: «Неужели тебе совершенно не хочется спать?» И с дрожью ожидать, что он начнет делать с моим телом после этих слов.

— Как тебе суп из акульих плавников? — спросил Даниэль.

— Мне вначале показалось, что это был суп из кусочков целлулоида, но раз ты говоришь, то ладно, — сказала я покладисто. — Хорошо, если хотя бы один из нас уверен, что мы ели настоящие плавники акулы.

На мгновение он хмурится, потом улыбка разглаживает его переносицу, но добавляет лучики морщинок у висков.

— Еще вчера от них шарахались купальщики у пляжей острова Ханнань.