Солдатское сердце - Андрей Платонов

Разведчики уже вышли на тот берег и тайно проникли далее по земле, чтобы наблюдать неприятеля и чтобы в нужде и опасности помочь своим саперам.

Толокно дополз до подтаявшего, не терпящего тяжести льда и увидел, что вода впереди выходит из-под покрова наружу и струится на воле, шумя на перекате по каменистому беспокойному ложу. Толокно сполз в воду по опустившемуся под ним льду. Он попробовал воду рукой и решил, что в ней можно обтерпеться.

Толокно и Расторгуев пошли пешком по шумной обнаженной воде. Глубина здесь была малая, иногда вода не покрывала и сапогов; однако древние камни, размером по высоте в целого человека, создавали неодолимую преграду машинам для перехода реки вброд.

Толокно и Расторгуев озадачились; все здесь было бы удобно, но великие камни лежали по всему перекату, от берега до берега, а выше и ниже переката река уже имела глубину, и вброд ее переступить невозможно.

Капитан Смирнов подошел к своим бойцам прямо по водяной целине и сказал им, что здесь надо немедля устроить брод.

— Толом, что ль, грузные камни будем рвать? — спросил Расторгуев.

— Еще чего! — сказал Толокно. — Огнем тут будем шуметь, когда немец невдалеке надзирает! А потом он тут нам половодье устроит…

— Сдвинем камни вниз вручную, — сказал командир.

— А силы хватит у нас? — усомнился Расторгуев. — Камень здесь в грунт врос, это неподъемное дело! Его и не расшатаешь, ишь он — леденеет и мокнет, как лаковый стал…

— Ничего, возле смерти человек сильнее, — высказался Толокно.

Две мины рванулись неподалеку и въелись осколками в лед, согревая его в воду.

Капитан через связного передал приказ командиру разведывательной группы: начать ниже переката затяжной маскировочный бой; а всех саперов капитан собрал работать на перекат. Однако немцы, не зная ничего точно, чувствовали намерение русских и вели ощупывающий минометный огонь по району переката. Саперы же не могли ответить врагу огнем, чтобы не обнаружить себя; они ютились в тенях за могучими камнями, в тяжелой воде, до боли в сердце остужающей их терпеливые тела, отчего каждый, наблюдая в дальней ночи какой-то пожар, хотел полежать немного в огне того пожара, чтобы согреться.

Иван Толокно, работавший до войны десятником на строительстве уральских заводов, понимал всякое дело. Любую работу он начинал, как он говорил, со сноровки, то есть с обдумывания способа, по которому нужно совершить работу.

Шестеро саперов хотели было по-старинному раскачать камень, вровень дыша друг с другом и говоря что-нибудь в один лад, но камень не послушался силы людей и в ход не пошел.

Толокно присел в воду и, погрузив в нее руки, ощупал камень в основании; затем он отыскал руками и вынул наружу из ложа реки небольшие камни, чтобы разглядеть их при немецком свете и найти подходящие. Найдя, что нужно — продолговатый камень, похожий на клин, — Толокно снял с себя все, что не должно намокнуть, положил это имущество подалее на лед и сел на дно реки. Вода теперь доставала ему по горло.

Обухом топора он начал вгонять клин под сиденье большого камня, желая оторвать его вросшее место от речного грунта. Работал Толокно топором под водой наощупь; мерзлая вода была тяжка, и руки в ней ходили вязко, немея от скорой усталости. Но Толокно был привычен к работе и одолевал в терпении стужу, жгущую его тело, прочность и вес могучего камня и томление своего изнемогающего туловища. Жилы рубцами выступили на его больших руках, обветренных, давно покрывшихся толстой, точно заржавленной кожей, оберегающей жизненное тепло в жилах и в мышцах его рук. Изредка Иван Толокно поднимал руки с топором из потока воды на воздух для их обогревания, а затем снова спешил расклинить камень и стронуть его с места.

Вдалеке, внизу по течению реки, наши разведчики начали стрельбу по неприятельской стороне, чтобы неприятель перестал обращать внимание на перекат. Немцы открыли встречную стрельбу по разведчикам, но и перекат не перестали покрывать редким минометным огнем в знак предупреждения и на всякий случай. Сапер Нечаев был убит осколком мины в голову, унести его было некогда и его положили на лед.

Расторгуев подклинивал тот же камень, что и Толокно, усевшись рядом с ним. Живая вода вошла в зазор, образованный клиньями, и с сосущим звуком ослабила срастание камня с ложем реки. Тогда Толокно велел четырем саперам раскачивать камень во всю свою силу, пока он не двинется, и кантовать его далее, не давая ему ложиться в покой; сам же Толокно быстро вгонял под камень все, что находил подходящего в речном потоке возле себя.

Капитан Смирнов взял пример с Ивана Толокно и поставил саперов по четыре и по шесть человек на каждый грузный камень, чтобы после подклинивания трогать их с места живой силой реки и людей.

Камень Ивана Толокно пошел первым, и его откантовали метров на шесть вниз по течению.

— Достаточно! — сказал капитан.

Немецкие осветительные ракеты погасли в небе. Капитан Смирнов пошел по перекату.

— Скорей, скорей давайте, ребята! — говорил он саперам.

Толокно сменил одного закоченевшего сапера, Трофима Пожидаева, и опустился за него в воду по горло, чтобы без задержки расклинить и оторвать камень.

— Скорее! — торопил командир. — Скоро танки хода запросят.

От тьмы стало как будто еще холоднее. Из-за кручи неприятельского берега начал бить пулемет неприцельным огнем, и пули ложились по перекату кое-где.

— Не утерпел враг погодить немного! — осерчал Толокно, сидя в воде, стругающей его тело ознобом.

— Тут война, товарищ Толокно! — сказал капитан.

— Известно, товарищ капитан! — ответил Толокно. — А тут саперы Красной армии, а у саперов обе руки — правые: одна камень долбит, а другая стреляет…

Подработанные сидни-камни трогались с вековых своих мест и жесткою силой людей угонялись прочь.

Разгромоздив перекат от этих камней, капитан прошел поперек потока и освидетельствовал его, желая убедиться, что проход вброд будет свободен.

Саперы вышли из воды под обрыв неприятельского берега. Враг занимал позиции несколько далее берега, и под обрывом было спокойно. На воздухе саперы враз обмерзли и обледенели, но вскоре они отогрелись и им стало жарко в работе. Саперы взяли в лопаты глинистый береговой отвес и начали въедаться в него пологой траншеей, чтобы танки без усилия могли выйти здесь из реки и помчаться в сторону врага.

Полушубки оттаяли на саперах, и с них пошел пар. Капитан Смирнов время от времени измерял пологость траншеи, чтобы не рыть лишнего, но и не затруднить танковых моторов, и смотрел на своих бойцов.

Еще недавно эти люди заново построили свою родину; их руки не могли бы столь много работать, и тело не вытерпело бы постоянного напряжения, если бы сердце их не было связано тайным согревающим чувством со всей своей родиной.

Мины и пулеметные струи стремились через головы саперов на перекат и там поражали воду, лед и одинокое тело сапера Нечаева.

«Сколько один Иван Толокно настроил в своей жизни построек и всякого добра?», думал капитан Смирнов.

И он спросил об этом у Толокно, рушившего сейчас грунт впереди себя, как плуг в пароконной упряжке.

— Не упомню, товарищ капитан, — кротко ответил Толокно. — Сорок пар рубах от пота еще в мирное время сопрели на мне. Четыре шинели и два полушубка на войне истер, седьмую одежду на себе донашиваю, а кости все целыми живут, и тело ничего…

Капитан посмотрел в сторону Москвы и России. Какое там сердце живет в народе, если оно способно пережить гибель Ивана Толокно или другого труженика-солдата, лишь бы избавить мир от смерти в фашизме! Значит, народ надеется, что и эта жертва посильна для него и не сокрушит его душу отчаянием, и он знает о том верно.

Когда траншейный выход был близок к окончанию, капитан велел связному отойти наверх по реке и дать оттуда сигнал ракетой, что танкам, дескать, путь открыт и пехоте также нет трудных препятствий к походу вперед.

После полуночи всюду стало тише. Отвлекающий, ложный бой разведчиков с противником прекратился. Саперы прилегли на отдых в открытой дорожной траншее и задремали до прихода танков.

В нужное время капитан разбудил бойцов и велел им приготовиться к посадке на танки.

Иван Толокно не спеша поправил на себе снаряжение и прислушался к утихшей ночи; и ничего не было слышно, кроме равномерного пения речного потока по каменистому перекату.

Потом Толокно услышал скрежет мелких камней под гусеницами танков, ворчание моторов и шипение взволнованной воды; а подхода машин к реке он не различил — столь безмолвно они подкрались и столь хорошо были отрегулированы их механизмы.

Траншею танки проходили самым тихим ходом, чтобы саперы успели разместиться на них вдобавок к тем бойцам, которые уже находились на машинах.