Ведьмины камни - Елизавета Алексеевна Дворецкая

Она не ошиблась, когда двадцать лет назад приняла это тяжелое решение – отослать четырехлетнего мальчика на край света, ко двору Хельги Хитрого. Бывший крошка вырос, взял в жены наследницу того, кто держал его в заложниках, и сел на его престол.

Гул за столом усилился: люди Эйрика оживленно переглядывались, взбудораженные такой важной новостью. В их среде хорошо известны были рассказы о подвигах отцов: поход Хельги Хитрого на Миклагард более тридцати лет назад, поход большого войска на Хазарское море. Этот последний был особенно хорошо известен в Мерямаа: многие из ее жителей в нем участвовали, в том числе Арнор, отец Хельги, и его младший брат Вигнир. У нынешних молодых русов, выросших на этих рассказах, предложение присоединиться к войску Ингвара означало возможность самим войти в столь же славное сказание.

– Вы еще успеете, – добавила Сванхейд, довольная этим многообещающим гулом. – Ингвар конунг будет ждать всех, кто придет в Киев за первым льдом[6]. Скажи мне, Эйрик, – она взглянула на брата, – разве плохо быть родичем и союзником человека с такими замыслами, с такой силой, отвагой и доблестью?

– Я не откажусь ни от родства, ни от союза с моим племянником Ингваром. – Эйрик добродушно кивнул. – Я лишь не могу признать себя данником конунга, который мой младший родич и живет где-то на краю света.

Именно ради этого разговора Сванхейд и пустилась в далекий зимний путь. Хельга, стоявшая с кувшином меда за спиной своего дяди, увидела, как сверкнули острой искрой голубые глаза королевы.

– Что за важность, где он живет? – спокойно ответила Сванхейд, но Хельги чувствовала: та приготовилась к битве. – Ивар Широкие Объятия, Харальд Боезуб, Рагнар Меховые Штаны тоже жили далеко от некоторых своих владений. Это не мешало им быть величайшими из сынов Одина. Объясни мне самой, Эйрик: что заставило тебя разорвать договор и союз, который связывал тебя с нами целых двадцать пять лет?

– Я заключал этот союз с Олавом, конунгом Хольмгарда. Его больше нет, и в Хольмгарде нет конунга, кроме тебя, дорогая сестра. Как бы я ни любил тебя, – миролюбиво отвечал Эйрик, – я не могу подчиняться женщине и держать всю мою землю в подчинении у женщины.

– Я – не конунг в Хольмгарде. Конунг – мой сын Ингвар.

– Конунг Хольмгарда не может жить в Кёнугарде. Ингвар – конунг Кёнугарда. Он предпочел наследство Хельги Хитрого, получив его в приданое за своей женой, так? Это его право – выбрать себе наследство, когда есть из чего выбирать. Но выбор сделан, и от Хольмгарда он отказался сам.

– И теперь Хольмгарду нужен новый конунг! – не утерпел Несвет. – Не пришло ли время, госпожа, вспомнить, что я – старший сын Олава? Я рожден от законного брака, и даже если кто-то в этом усомнится, еще живы свидетели, и я представлю их хоть Сварогу и Перуну. Если твой сын не желает сидеть в Хольмгарде, то я не откажусь. И пусть кто-то скажет, что я недостоин!

– Твоя мать отказалась от твоего права наследования!

– Ее вынудили! На нее навели… – Несвет запнулся, все же не решившись в лицо обвинить Сванхейд в колдовстве. – Меня вынудили уступить твоему сыну, который в то время едва научился сам ложкой в рот попадать!

– С тех пор он научился еще очень многому! – В голосе Сванхейд послышалась угроза, острая и твердая, как клинок меча-корляга.

– Мы этого не видим! Он отказался от Хольмгарда, сам отказался от владений своего отца, будучи уже взрослым мужчиной, знающим, что делает. Ты, женщина, не имеешь права мешать мне… старшему сыну Олава… пользоваться моими правами!

Он волнения Несвет тяжело дышал и с трудом подбирал слова. Настал миг, которого он ждал всю свою взрослую жизнь: миг борьбы за княжеское наследство.

– Мой сын не отказывался от Хольмгарда. Он присоединил к нему Кёнугард, наследство Хельги Хитрого.

– Было бы похоже на правду, если бы он жил в Хольмгарде, а с Кёнугарда получал дань, – снова вмешался в разговор Эйрик. – Но пока все наоборот: он живет там, а отсюда ты шлешь ему дань. Но моей доли в этом не будет. Я не стану платить дань Хольмгарду, который сам платит Кёнугарду. Сама согласишься: это уж слишком унизительно для потомка Бьёрна Железнобокого. Когда наш уговор заключался, условия были другими.

Сванхейд глубоко втянула воздух, готовясь отвечать. Что условия изменились – этого она не могла отрицать.

– Условия, Эйрик, стали лучше, – убедительно сказала она.

– Для кого лучше? – вклинился Несвет.

– Для нас, Эйрик. – Сванхейд, будто не замечая «пасынка», обращалась к брату. – Для нашего рода и всех его союзников. – Тут она взглянула на Несвета, будто вспомнив, что он, несомненно, принадлежит к роду Олава. – Теперь мой сын владеет путями и на Варяжское море, и на Греческое. Это очень выгодно. Куда лучше, если все эти земли находятся в одних руках.

– Но между ними немало других конунгов, не подчиняющихся Ингвару, – напомнил Эйрик.

– Их уже стало несколько меньше, – мягко заметила Сванхейд, откровенно стараясь, чтобы это не прозвучало как угроза. – Ты, может быть, слышал, что три лета назад Ингвар подчинил себе земли по Ловати, и там больше нет князя. А когда конунг владеет многими землями, он сам выбирает, где ему удобнее жить. Ингвар выбрал Кёнугард – там намного теплее, лучше земля, выше урожаи. Туда сходятся пути и стекаются богатства от множества разных народов – славянских и иных, от мери и чуди до печенегов и угров. Оттуда вдвое ближе до Миклагарда и хазарских земель. Ингвар правильно сделал, что избрал себе для жительства Кёнугард. И это ничуть не умаляет его прав на Хольмгард.

Слушая Сванхейд, никто бы не подумал, что полтора года назад она возражала против того, чтобы Ингвар сохранил власть над Хольмгардом, живя в Киеве. Тогда ее сумели переубедить, чтобы теперь она могла переубеждать других.

– Мне известно одно, – начал Эйрик, когда Сванхейд замолчала. – Олав конунг, с которым я заключал договор, умер. Нового конунга, владыки Хольмгарда, я не видел. Он не прибыл сюда ни прошлой зимой, ни нынешней. И не собирается, как я тебя понял. Твоему мужу я был несколько обязан… Хотя, если помнишь, в то время в Мерямаа разгорался мятеж, и я избавил Олава от труда самому его подавлять. Я обеспечил ему мир в этих краях, союз с Алмас-каном и выгодную торговлю с булгарами и сарацинами по спокойному… ну, по большей части спокойному пути. Чем я обязан твоему сыну? Ничем. Когда все это решалось, его не было на свете. Не думаю, что я согласился бы по-прежнему платить дань в Хольмгард, даже если бы твой сын сам похоронил отца и взошел на его престол после поминальных чаш. Но теперь, когда он живет за пару месяцев пути, я был бы глупцом и рохлей, если бы стал ему подчиняться. Мой род – королевский, это и твой род. Поэтому, дорогая сестра…

Эйрик медленно поднялся на ноги; расправив плечи, он и сейчас выглядел так внушительно, что Сванхейд невольно встала тоже, и тут же вскочили все вокруг стола.

– Я не хотел этого делать у вас за спиной, но теперь, когда ты здесь и мы смотрим в глаза друг другу, я объявляю: Мерямаа – моя земля, мое наследственное владение. Я, Эйрик сын Анунда, ее конунг. И никому не подчиняюсь, никому не выплачиваю дани. Я готов быть другом и союзником твоего сына, моего племянника, но подчиняться ему не стану. Да слышат меня Фрейр, Ньёрд и всемогущий ас[7].

Он сделал знак Хельге у него за плечом; трепеща от волнения, чувствуя себя истинной валькирией возле Одина, она налила меду в его чашу, и Эйрик поднял ее обеими руками к кровле. Даже Сванхейд выдохнула и немного склонила голову в знак почтения к богам, призванным к этому разговору.

Продолжать спор не было смысла: Эйрик принял решение, объявил о нем и призвал богов в свидетели. Дело решено.

Все сели и взялись за еду и питье, но без прежнего оживления, как будто придавленные значением свершившегося.

– Надеюсь, Сванхейд, ты не сочтешь себя в обиде, – снова заговорил Эйрик. – Я и впрямь хочу сохранить дружбу и с