У зоны свои законы - Вячеслав Жуков

– Знаю, Лариса. Знаю, – не согласиться с дочерью полковник не мог. Это было правдой. Его зять не любил носить полосатых галстуков. Но сейчас у Тютина все перемешалось в голове. Ларису мучили вопросы, на которые Тютин не знал ответов.

Наташа сидела молча, с грустным, почти отрешенным лицом. Она машинально мешала ложечкой в чашке остывший чай, хотя пить совсем не хотелось. Она все еще не могла поверить в происшедшее. Все казалось, вот сейчас откроется дверь и войдет отец, как всегда, улыбающийся, жизнерадостный. И только портрет его на буфете с перетянутым черной ленточкой уголком напоминал – этого уже не произойдет…

Припухшее от слез лицо Ларисы уже не выражало ни горя, ни отчаяния перед неизбежным. Казалось, душа покинула ее. Человеческая оболочка еще тут, рядом с близкими людьми, а душа уже далеко, блуждает среди себе подобных.

«Как в плохом романе все получилось», – в который раз подумал Тютин, смотря в наполненные горем глаза дочери. Будто тронулась она, сидит, раздавленная горем, постарела сразу. А какая красавица была. Даром что за тридцать, а ни одной морщинки и в глазах всегда радость. «Что и говорить, счастливая была семья», – вздыхая, думал полковник. Теперь у Ларисы лицо сделалось серым и блеск в глазах пропал. И уж никакого интереса к жизни, словно не живет, а доживает. Скажи – умри, и умрет, не пожалеет.

– А знаешь, папа, мы с Толей почти никогда не ссорились.

– Я знаю, дочка, – тихо произнес Тютин, заметив на лице дочери едва заметную грустную улыбку. Сейчас она, наверное, вспоминала что-то хорошее, и не хотелось ей мешать.

– У нас были прекрасные супружеские отношения до самого последнего дня. Он меня безумно любил…

– Ладно, Лариса. Ладно. Я попытаюсь разобраться во всем. Дай только время, – сказал дочери Тютин, когда уже ближе к вечеру Лариса стала собираться в Москву.

Тютин довез ее до платформы. Когда сажал в электричку, опять почему-то почувствовал неясную, как бы отдаленную тревогу, еще подумал: «Что-то нервы шалят. Да что же это со мной?» Посмотрел на дочь. В глазах у нее была все та же обреченная печаль. Ее состояние вызывало беспокойство. «Может, с ней поехать?»

– Знаешь, представить не могла, что такое случится с Толей. Даже верить не хочется.

– Беда всегда приходит, когда не ждешь, – сказал Тютин невесело, заглядывая в глаза дочери. Кроме страдания, в них теперь ничего не было. Никакого интереса к жизни. И Тютин не удержался, чтобы не спросить: – Может, мне с тобой поехать?

– Не надо. Сейчас с ритуальными услугами полный сервис. Только плати денежки. Послезавтра можно забрать Анатолия из морга…

– Да… Машину я закажу здесь и сам привезу его. А ты встречай нас дома. А пока договорись, чтобы местечко на кладбище получше выделили. Денег не жалей. Сама понимаешь, на это скупиться не надо. – Тютин по-стариковски вздохнул.

Резким гудком электричка напомнила о своем прибытии.

– Ну, мне пора, – сказала Лариса, и на ее бледном лице появилась едва заметная грустная улыбка. Поцеловав Тютина в щеку, она вошла в тамбур, остановилась возле дверей в вагон и помахала Тютину рукой.

И вот электричка уехала, а Тютин еще долго стоял на платформе, курил и смотрел ей вслед, испытывая странное чувство, будто что-то оторвалось от его души сейчас и стремительно уносилось вместе с этой зеленой точкой.

Средних лет женщина в черном халате с веником в руке стояла возле вагончика, в котором размещалась касса, и с сочувствием глядела на Тютина. Она была новой кассиршей, которую Тютин раньше тут не видел. Когда он проходил мимо кассы, она стала усердно подметать, разгоняя во все стороны пыль. На ее красном, припухшем от постоянного перепоя лице появилась улыбка, похожая на оскал.

– Чо, проводил свою кралю? – спросила она, приняв Ларису за его любовницу.

Тютин, не сразу сообразив, что она имела в виду, посмотрел грустно в сторону, куда умчалась электричка.

– Проводил, – ответил он, не имея ни малейшего желания разговаривать с этой женщиной. Но кассирша не отступала.

– Не горюй. Найдешь себе еще, – сказала она, подмигнув. – Ты вон мужик видный, с машиной. И не старый. Пойдем ко мне в вагончик, посидим. У меня и выпить есть, – вдруг предложила она, старательно растягивая лицо в улыбке. – Пойдем. Маленько развеселишься. Чего грустить-то? Я ведь тоже одна осталась. А вдвоем нам будет веселей. – Она явно хотела понравиться Тютину.

– Ну ты, мадам, даешь, – только и выговорил полковник и отвернулся, чтобы не плюнуть в ее раскрасневшуюся, опухшую физиономию. С трудом сдержавшись, Тютин быстро пошел к машине. Когда он был уже далеко, кассирша не упустила возможности послать в спину полковнику оскорбительное словцо. Но Тютин его не услышал. Сел в машину и поспешил уехать, провожаемый ненавидящим взглядом кассирши.

Проезжая мимо того места, где с Анатолием случилась беда, Тютин остановился. Черничник на поляне был притоптан, а на траве следы от двух милицейских машин. И молчаливые деревья. О, если б только они могли говорить! Ведь они молчаливые свидетели происшедшего с Анатолием. Они-то знают, что тут было.

Полковник подошел к сосне, потрогал огрубелую кору на том сучке, к которому был привязан злосчастный галстук. Тютин попытался представить, как все могло произойти. Воображаемый следственный эксперимент…

В гуще деревьев тревожно закаркала ворона. Это оказалось настолько внезапным, что Тютин, невольно вздрогнув, огляделся. «Уж не идет ли кто из чащи? Наверное, зверь какой-то потревожил птицу», – подумал полковник, расслабившись и удивившись своему внезапному напряжению. Нервы сдают. А это плохо.

Кругом было так хорошо, так спокойно. Голубое с белыми клубами облаков небо. Ласковое летнее солнце. И вроде как ничего тут ужасного не могло произойти.

Со дня похорон Анатолия прошло три недели. Кажется, срок небольшой, но и его оказалось достаточно, чтобы немного успокоиться, прийти в себя.

Наташа не осталась в Москве, сколько ее об этом ни просила Лариса.

– Несговорчивая ты, Наташка. И мне было бы с тобой повеселей. Одичаешь там с дедом.

– Не одичаю. Там мне лучше, спокойнее. Тут ты днем на работе, а я что делать буду? Все мои подруги разъехались кто куда. А сидеть в четырех стенах тоже мало приятного. На даче можно хоть искупаться, позагорать.

И Лариса согласилась. В конце концов дочь уже достаточно взрослая, чтобы принимать решения.

Но и жизнь на даче оказалась для Наташи скучной. Память об отце не давала покоя. Девочке часто снились кошмары, от которых наутро болела голова. Днем она пыталась читать или мучила телевизор, переключая с канала на канал. Иногда приезжал из города паренек-мотоциклист, с которым Наташа успела познакомиться, когда с девчонками ходили на дискотеку.

– Наташа, ты все молчишь и молчишь, – попытался как-то поговорить с внучкой полковник.

– А что говорить? – безучастно спросила Наташа.

«Да… Этак девка дома совсем захиреет… Пусть пойдет развеется», – решил Тютин и как бы между прочим спросил:

– А чего это к тебе мотоциклист зачастил?

– Владик?

– Да я не знаю. Просто видел, как вы с ним разговаривали.

– А-а, – протянула Наташа, покраснев. – Он меня в парк приглашает в Павловский Посад. Говорит, из нашего поселка туда много девушек ходит, а я нет. Вот и зовет.

Тютин обрадовался.

– А ты сходи. Сходи.

– Владик меня на мотоцикле может подвезти, – сказала Наташа, оживившись. – Думаешь, съездить?

– Конечно, съезди. Ну что ты все сидишь и сидишь. Скучно ведь!

– Да, скучно, – согласилась Наташа и сказала: – Я там недолго буду. До половины двенадцатого, не позже.

Такой распорядок Тютина устраивал вполне. В прошлые разы Наташа возвращалась часа на полтора позже, из-за чего ему и приходилось ворчать на внучку.

– Ладно, Наташка. Ладно. Только смотри, чтоб все нормально было. Этот Владик…

– Он – золотко. Такой внимательный. Слушается меня во всем.

– Знаю я этих золотых, – раздраженно парировал полковник.

Наташа, впервые за все время после похорон отца рассмеявшись, подскочила и чмокнула Тютина в щеку. И тут же сделала строгое замечание:

– Бриться надо, дед!

Ответить Тютин ничего не успел. Наташа упорхнула в свою комнату, чтобы переодеться, и скоро появилась перед ним в короткой белой юбке и блузке. Крутанулась перед зеркалом.

По правде сказать, Тютину всегда не нравилось, когда она надевала слишком короткие юбки. В них она выглядела сексуально-вызывающе. У Наташи были красивые длинные ноги, и выставлять свои ляжки напоказ совсем не дело – считал Тютин. Но разве переубедишь эту несговорчивую девчонку.

Нахмурившись, Тютин все-таки спросил:

– Ты пойдешь в этой юбке? Вот так?

– А что? – Наташа придирчиво осмотрела себя в зеркало, улыбнулась, сообразив, о чем подумал дед. – Вид вполне нормальный. Разве не так? Произведу впечатление на местных парней. Пусть знают, какие в Москве девчонки, – закончила она шутливо.