Восхождение к власти: «италийский рассвет» - Соломон Корвейн

юноша увидел, как от прилавка отстранилась плотная женщина. – Как же я давно тебя не видела. – Разведя руками, в попытках заключить юношу в объятия чёрного пуховика, покрытого рыбной слизью, стала подходить черноволосая широколицая девушка. – Иди сюда.

- Простите, тётушка Мария, – указав длинными худыми пальцами на нечистоты пуховика, попытался отстраниться юноша. – Вы на работе.

- Ах, да, – лик женщины тут же сбросил малую долю улыбчивости, голова едва припустилась. – Прости, всё время забываю.

- Ничего страшного, – ободрительным тоном изрёк паренёк. – Дядюшка говорил, что вы предпочитаете всех обнимать вместо приветствия.

- «Предпочитаете», - в голосе Марии мельком пробежало недовольство, сменившись на глубокую печаль, - мы же одна семья, точнее, то, что осталось от неё. Ладно, говори, зачем ты пришёл?

- Ты же всё знаешь про рынок. Скажи, где тут можно найти таверну «Чёрная гарпия». Я уже не помню, где она находится.

- Как не помнишь, – лицо покривилось, выдавая картину непонимания и глубинного удивления. – Туда же постоянно твой брат ходит, Яго, чтоб его непутёвого. – Женщина подняла руку и вытянула её, попутно говоря. – Возле мастерской по сбору всяких железяк, ты найдёшь разрушенную церковь. Прямо за ней и будет таверна.

- Спасибо.

- Данте, будь только острожен.

- Со мной всё будет в порядке, – бравадно заявляет юноша. – Нечего за меня беспокоится.

- Прости, конечно, но так и говорила твоя мать. И до чего дошло? Сам помнишь, никто не знает, где её могила…

- Всё нормально будет, – отчуждённо кинул Данте, смутившись, услышав о матери, и направился прочь от рынка, покидая рыночную площадь. – Нормально…

Вновь скрывшись за торговыми рядами, уйдя на несколько метров прочь от прилавка, юный парень наткнулся на невысокое двухэтажное здание. Первый этаж обит нечто тем, что похоже на куски металла, в то время как второй стоит «голый», непокрытый ничем и только холодный серый кирпич виднелся. Практически все окна закрыты специально приделанными металлическими пластинами, полностью покрывшими оконное пространство. У массивной металлической двери, открытой нараспашку, гордо вытянувшись взирает яркими алыми очами странное существо. Позади него, из недр здания вырываются звуки настойчивого стука молотков, жужжания пил и стрекотание работающей сварки. Само «создание» представлено механизмом с четырьмя руками собранном из всякого мусора, а голова вообще отчётливо даёт понять, что её сняли с робота-богомола, предназначенного для гладиаторских ям.

- Эй, «Ди-2», - донеслось из мастерской, - айда ко мне и закрой дверь!

Через секунды на половину ржавый, собранный из мусора, робот запахнул за собой металлическую дверь и скрылся за стенами.

«Мастерская тут, значит, церковь рядом» - пронеслось в мыслях парня, и он направился дальше.

Ещё несколько раз ему попадались самые разнообразные творения молотка и пайки. В таком городе-государстве, как Сиракузы-Сан-Флорен можно встретить всего несколько десятков человекоподобных дронов, наделёнными практически разумом гоминида. Все остальные механизмы играют роль разве что рабочей силы, или инструментов удовлетворения самых низменных похотей. Тут даже есть сеть борделей, где свою ревностную службу несут не обладательницы плоти, а сконструированные из металла существа, способных предложить самый широкий спектр удовольствий.

- Тьфу, - сплюнул италиец, вспоминая, то ради чего используют ныне механизмы, продолжая верно мыслить. – Какая же гадость. Как человек мог до такого опуститься?

Юнец быстренько минует разрушенный храм. Церковь, исполненная мрамором и камнем в готическом стиле, блиставшая великолепием, излучая светлую роскошь на пике расцвета города, сейчас представляет собой жалкое явление. Средь груд камней влекут жалкое существование ещё не потерявшие веру в Единого Бога. Единственный, и последний на весь город священник, ревнитель старокатолических идеалов, несёт каждый день свою горестную и мрачную службу. Под руинами церкви, сделав маленький туннель для доступа на нижние уровни, священник хоронит всех тех, кто погиб, продолжая веровать. В изодранном балахоне, покрытый липкой грязью и пропитанном потом стихаре, под проливными дождями или в снежную бурю, святой отец ни на один день не прекращает нести службу.

- Данте! – окликнул парня священник. – Постой!

Юноша тут же остановился. Он повернулся и тут же его глаза усмотрели картину, как клирик прыжок за прыжком, пытаясь как можно быстрее подойти к парню, бежит по камням разрушенной стены. И через секунды, преодолев расстояние от того, что осталось от алтаря до юноши, священник заключил знакомого в дружеские объятия.

- Благослови тебя Господь, Данте. – Исполнив крестное знамение на парне, вымолвил служитель погибшей церкви.

- Здравствуйте, падре, – чуть склонив голову, в почтении изрёк парень. – Как у вас дела?

- Как тебе сказать, – высокий, кареглазый черноволосый мужчина, с неаккуратно подстриженной бородкой, окинул взглядом храм, обращённый в развалины, единственную оставшуюся стену и площадку под мессы; возле церкви и на её развалинах живут люди, в палатках, шалашах и посреди кучей мусора, умирая от болезней и закашливаясь до крови от инфекций. – Не очень хорошо. – Мрачно продолжает священник, приложив два пальца к соляным озёрцам у глаз. – Я несколько раз писал в Департамент обращений городской республики, что бы нам выделили хоть что-то для жизни. Десять писем. Один ответ.

- Что говорят?

- А ничего. Отписываются, чтобы я молился своему Богу и святым, может он что-нибудь нам и подкинет.

- Вот подонки! – в гневе вырвалось у Данте.

- Тише, мой мальчик. Не гневайся, ибо гнев — это плохое чувство, ведущее нас к страхам и страданиям. Не дают и не дают, будем уповать на милость Божию.

- Конечно, а они тем временем будут жиреть за счёт поборов, сверхдоходов и роскошных подарков от банд, удерживающих наш родной Сиракузы-Сан-Флорен. Это печально.

- Я понимаю твоё уныние и твою ярость, но не смей дать им захватить власть в твоём сердце. Наш дом стал оплотом для шакалов и прочей нечисти, прости меня Господи. Но мы должны оставаться верны Богу и благу родины, какой бы она не была. Лучше помолюсь Пресвятой, нежели буду бесплотно гневаться.

- Вы, несомненно, правы. Что ж, советую в вашем положении обратиться к Регенту республики. Говорят, он временами, если может, то помогает.

- Конечно, сын мой, но я тебя окликнул по другой причине.

- Какой? – вкрадчиво прозвучал вопрос.

- Насколько я помню, у тебя вчера было девятнадцатилетние. Я знавал твою матушку ещё в бытность свою слугой при церкви в те времена, когда у ней стояла ещё одна стена. Как-то ночью, когда хлестал промораживающий дождь, она пришла ко мне