Восхождение к власти: «италийский рассвет» - Соломон Корвейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другой же ногой Сиракузы-Сан-Флорен уходил в морские пучины. Десятки рыбных заводов и предприятий усеяли берега, деля пространство вместе с многочисленными портами. Сотни и тысячи тонн рыбы проходят сквозь заводы, а остатки от переработки выбрасывали прямо на берега и разворошенные улицы. И на свеженькую рыбку, слетались тучи бездомных, остервенело вырывая шкурки, чешую, мясо из клювов остервенелых чаек, которые сами могли стать обедом. А не съеденное начинало вскоре гнить, отчего большая часть города стонала от адских невыносимых запахов.
Всё это, лишь малая толика ужаса, нависшего над Сиракузы-Сан-Флорен, повергающая большинство горожан в пучину безнадёги, разгоняемой лишь тяжёлой работой, идущей день за днём, которые просто не отличимые друг от друга. Но как говорил древний философ Сарагон Мальтийский – «Средь горнила земного ада смогут закалиться самые крепкие клинки, чья воля способна рассечь судьбы и рока твердь».
Сквозь разбитые, заваленные мусором улочки пробирается человек, облачённый во всё чёрное, с накинутым на плечи плотным непроницаемым плащом с капюшоном. Пространство вокруг сжимали разбитые пятиэтажные постройки. Тут, на окраине города, практически в каждой квартире отсутствует отопление и не удивительно, что из труб домов клубится чёрный дым, а в печах горит всё что может пылать.
Пятиэтажные дома справа, пятиэтажные дома слева и весь квартал только из них состоял. Человек в плаще читал историю и знает, что тут раньше жили обычные рабочие. Теперь же это прибежище для всякого сброда. Это дают ему убедиться и картины того, как пара наркоманов буквально всовывают дозу какому-то парнишке, взгляд в другую сторону и глаза зрят то, как какая-то блондинка в драной сверкающей одежде готова отдаться чернорабочему за пару монет. Уши ловят всхлипывания и стоны – избитый мужчина лежит прямо на дороге и окровавленными пальцами ищет кошель, в котором ещё десять минут тому назад нёс скромные сбережения.
«А полиция?» - спросил себя парень и тут же сам ответил. – «Господи, да братки из банды Махмуда лучше, чем легавые… первые хоть если деньги за крышу берут, так и защитить могут».
Таинственная личность лихо перепрыгнула через лежащего в собственной тошноте небритого мужчину, облачённого в рваные утеплённые одежды. Все проходили мимо развалившегося бедолаги, и никто не спешит к нему подойти. Медицинские и городские службы давно канули в прошлое, и средь всего населения действует только один принцип: «помоги себе сам». Десятки подобных напившихся или на грани смерти людей усеивают улицы Сиракузы-Сан-Флорен, и никто к ним не подойдёт.
Человек в капюшоне и плаще продолжает свой путь, идя по разбитой, покрытой свежевыпавшим снегом, улочке. Его окружают со всех сторон самые различные представители низового пролетариата города. Нищие, просящие подаяния у зданий, устроившись в коробках; наркоманы, одуревавшие от принятой дозы или уже дрожащие в конвульсиях и с пеной во рту; жрицы любви, заманивающие всех подряд отдаться за пару звонких монет, и обещающих доставить массу самых «возвышенных» ощущений, манипулируя инстинктом.
Спустя какое-то время пятиэтажки отступили, и улочка столкнулась с полноценной дорогой, по которой разъезжают эпохальные машины. Рёв мотора, гул дикости, исходящий от глушителя, скрежет металла об асфальт и свист тормозного пути: смешение этих машинных звуков напоминает об ушедших временах, когда автомобиль не был предметом шика для самых богатых. Теперь же, некогда обычное средство передвижения, обернулось в предмет неписанной роскоши.
Фигура в капюшоне вынимает руку из-под плаща и в пальцах промелькнул медно-золотистый блеск латунных монеток. Нищий, который мог только слышать, уловил чутким ухом звон и дрожь металла и прежде чем в коробочке раздастся бренчание. Бедняк заранее говорит:
- Спасибо.
Человек в чёрном спокойно пошёл сквозь дорогу. Последнее авто тут пронеслось минут десять назад, задавив двух кошек и поранив опрометчивого мальчугана из местного приюта. Учитывая статус машины и его символику, никто не осмелится сказать хоть что-нибудь водителю. Ни полиция, ни суды, ни подобие прокуратуры – никто не смеет выступать против воли самых зажиточных или управляющих, ибо в Сиракузы-Сан-Флорен воля соразмерна кошельку и чем он больше, тем весомее власть.
Впереди открываются виды самого примечательного в сие мире – огромный разросшийся базар, уходящий прямиком в разрушенные кварталы, ставшие руинами и упираясь в пятиметровую стенку завода.
Перед человеком стелется целый трущобный рынок, раскинувшийся на многие километры и внушающий трепет своими габаритами. Представленный крытыми палатками и лавочками, накрытыми тканью, брезентом или сшитыми пакетами, торжище представляет широкое «одеяло», пёстрое и сшитое из тысяч разноцветных лоскутов. На подобных базарах, где кипит вся городская жизнь, можно найти и купить что и кого угодно. Хотите оружие, или предпочтёте древние реликвии, а может быть нечто поэкзотичнее? Всё даст за свою цену. Подобные коммерческие узлы могут достать всё, что душа пожелает. Шаг на рынок – шаг в отдельный мир, где царят иные законы, основанные на сращивание догматов подлости и законов союзов, правил хитрости и науки торговли. За красочными вывесками и торговыми объявлениями крылась истина денег, а точнее истинная цена вещей.
Человек в капюшоне как можно быстрее стал продвигаться сквозь узкие базарные улочки. Ото всюду несутся в уши заманчивые призывы купить какую-нибудь штуку. Торговцы с особенным рвением, присущим только для них, спешат заманить покупателя в лавку и сбыть ему товар. Крики зазываний, шум переговоров покупателей и говоры всех со всеми по мере углубления в недра рынка превращаются в один протяжный гул. Тысячи ароматов спешат забиться в ноздри. Запахи, источаемые от диковинных специй, различных химических веществ, наркотических масел, амбре табачных изделий и едких токсинов, смешивались в единую вонючую симфонию рыночного смрада.
Каблуки сапог таинственного человека стучали об отчищенный от снега асфальт, но стук слаб и ореол красивого цоканья не доходил до ушей. Внезапно смуглая рука касается чёрной ткани плаща и нащупывает нечто похожее на конечность.
- Молодой человек! Извольте взглянуть на товар!
Капюшон спал сам собой, от неожиданности голова мотнулась и скинула кусок ткани, закрывающий лик. На обзор явились черты лица: это длинный чёрный волос, снисходивший до плеч, аккуратный нос, тонкие холодные губы, и глубокие очи, в которых сияет изумрудный блеск, излучавший свет и задор самой души. А на вид парнишка кажется только подростком, лет девятнадцати.
- И что же вы хотите мне предложить? – игривая, но удерживаемая в строгости интонация, для чернокожего торговца послужила сигналом.
- Ох, позвольте,
