Операция «Купюра» - Инна Тронина

– Да ничего, мам Лара, обычные дела. – Он сбросил шапку и куртку на стул у двери. На вопросительный взгляд мачехи ответил: – Я сейчас снова уезжаю, причём надолго. Короче, если задержусь – не волнуйся. Мне бы только поесть немного…

– Сейчас разогрею, Севочка! – заторопилась Лариса. – Я же не знала, когда ты придёшь…

Она внимательно взглянула на Грачёва, хотела что-то спросить, но передумала. Тонкая, деликатная женщина дворянско-интеллигентского происхождения ненавидела соваться в чужие дела, выматывать людям душу своими вопросами. Но в то же время она не могла равнодушно относиться к людям, особенно к близким.

Всеволод прошёл в ванную, умылся, причесался. На всякий случай поводил по щекам электробритвой. Как он и предполагал, сестра Дарья уже вернулась из училища, и сейчас доводила до блеска первую балладу Шопена. Завтра она выступала на сцене Консерватории и очень из-за этого психовала.

– Я по твоим талонам мясо выкупила сегодня – свинину. Сварила гороховый суп, – сказала из кухни Лариса. – Симпатичный кусочек попался в нашем магазине. Месяц кончается, нужно было отоварить.

– Значит, у нас талонов больше нет? – Всеволод пытался настроиться на деловой разговор с начальником, но ему мешали звуки рояля.

– Всё подчистую истратили. – Мачеха виновато развела руками, и Всеволод только сейчас увидел, как сильно она постарела.

Ему захотелось обнять Ларису, сказать ей что-нибудь приятное, нежное, успокаивающее. Например, пообещать привезти мясо с рынка, потому что кое-какие деньги от перевода из Сочи у него ещё оставались. Но Грачёв не любил болтать попусту и решил просто взять и съездить за покупками, сделать маме Ларе сюрприз – лишь бы осталось на это время. А вот с ним, похоже, в ближайшие дни будет напряжёнка…

Всеволод уселся за свой стол, позвонил Милорадову, так и не составив никакого плана. Ладно, как пойдёт, так и ладно – начальник сам разберётся. Главное – доложить о случившемся в мастерской Гаврилова и высказать свои соображения. Лишь бы Милорадов на месте был, а то в последнее время часто в город выезжает.

Грачёву сегодня опять повезло, и шеф оказался у себя. Более того, Павел Андрианович выслушал доклад своего сотрудника молча, благожелательно, не прерывая уточняющими вопросами – значит, ему всё было ясно. Более того, его даже не пришлось просить обращаться к Горбовскому, потому что шеф сам захотел это сделать.

– Будем Шестое управление подключать – это их епархия, – быстро, как только Всеволод закончил, сказал Милорадов. – Горбовский сейчас на месте – я в столовой его видел. Если только не сорвётся куда-нибудь, поговорю с ним. В любом случае без них не обойтись, да и руководство не позволит. А ты как думаешь?

– Так же, как и вы, Павел Андрианович, – с облегчением вздохнул Грачёв, несмотря на то, что вскоре ему предстояло ехать на не проверенный адрес, где могло случиться всякое. – Убийство совершено профессионалом – раз. Гаврилова уничтожили вскоре после того, как прозвучало его имя в нашем разговоре с Бариновым – два. Таких возможностей у обыкновенных урок нет, а, значит, должны работать люди Горбовского. Ведь не один же Гаврилов им деньги отмывал, а, значит, могут появиться новые трупы. У нас в этой среде агентов нет, а без них здесь не обойтись…

– Ну, ясно, Всеволод, ты не против, – перебил его Милорадов, которому, как обычно, было некогда. – А сам что делать думаешь?

– Я хочу натурщицу найти, о которой сейчас упоминал – Лилию Селедкову. Она или присутствовала при убийстве, или ушла от Гаврилова незадолго до развязки. Но преступники, надеюсь, не знают, что мы вышли на её след. Если только они «жучки» в мастерской Гаврилова не оставили. Но это вряд ли, такая техника больших денег стоит…

Всеволод, если говорить начистоту, хотел сначала найти Селедкову и переговорить с ней, а потом уже доложить начальству. Но раз тот спросил о планах, скрывать их не следовало – мог разразиться скандал. Как и всякий начальник, Милорадов не терпел, когда действовали без совета с ним, самостийно, и пресекал такие поползновения в зародыше.

– Ты пробил её адрес? – Начальнику не пришлось ничего объяснять. – Говорил, что номер телефона взял из алфавита…

– Сейчас пробью – не проблема! – Всеволод достал из ящика стола бумагу и ручку. – Только бы с ней ничего до тех пор не сделали, а остальное-то просто. Они с Гавриловым сегодня виделись – факт. И нужно выяснить, что известно натурщице насчёт связей художника. Женщины любят всякие сплетни слушать и другим их пересказывать…

– Поезжай, Всеволод, пока след не остыл, – окончательно одобрил его планы Милорадов. – Так, сейчас у нас без десяти пять. К восьми, если всё сложится нормально, сумеешь подвезти её на Литейный? Если девушка видела каких-то знакомых убитого, она поможет составить их фотороботы. Ну, ты и сам всё знаешь, так что действуй. Подгонять тебя не надо, а придерживать я сейчас и сам не хочу. Я договорюсь с Горбовским, и до тех пор он успеет собрать ребят. Ясно?

– Так точно! – по-военному ответил Грачёв.

– Выполняй! – И Милорадов положил трубку.

Грачёв, записав на листочек бумаги адрес Лилии Николаевны Селедковой, ещё немного подумал и достал из маленького сейфа пистолет в кобуре. Потом пристроил кобуру под пиджак, поверх джемпера, и подмигнул сам себе в зеркало. Эх, знал бы Милорадов! А что делать – и о себе подумать надо. Будем надеяться, что «ствол» не пригодится, но с ним как-то спокойнее. Тем более что он там, на проспекте Славы, где живёт Селедкова, будет один, и страховать его некому…

Внутри у Всеволода, как всегда в такие минуты, словно дрожала и пела невидимая струна. Ехать, конечно, довольно долго, но всё же не на окраину, не за город. Хорошо, что видел портрет Лилии – если только это действительно она, а не другая натурщица. Знать бы, что она за птица, как поведёт себя, узнав, зачем к ней пожаловал сотрудник КГБ. Сейчас народ кругом отвязанный, может из вредности замкнуться – и не разговоришь её по-доброму. А может и испугаться – наверное, её тоже предупредили, чтобы не болтала лишнего. Жизнь каждому дорога, и потому лучше прикинуться чайником. Скажет, что ничего не видела, не знает; и придётся отваливать не солоно хлебавши.

Лариса поставила на стол глубокую тарелку с супом, сама села напротив пасынка. Придвинула к нему сухарницу с хлебом, плотнее завернулась в свой необъятный платок. Грачёв посмотрел на неё внимательнее и заметил седину в рыжих крашеных волосах, морщинки под глазами, обиженно опущенные вниз уголки когда-то свежих, сочных губ. Руки у неё были тонкие, с косточками, как у девчонки. И сейчас, как всегда, на левой – тонкое обручальное кольцо, а на правой – старинный перстень-роза чернёного серебра…

– Кушай, Сева. – Лариса сказала это машинально, не подумав, потому что уговаривать его не приходилось. Он ел так, словно голодал неделю. – Тебя с купюрами загоняли?

– Угу, – кивнул Грачёв с набитым ртом. – Я много рассказывать не буду, потому что сам ничего не понимаю. Сегодня к трупу приехал, а хотел ведь с человеком по делу пообщаться. Теперь к свидетелю надо ехать, причём срочно. Я потому и порю горячку – боюсь, что это не последнее убийство…

– О, Господи! – испуганная Лариса сжалась в комочек на табуретке. – Уже убивать начали из-за этих денег? И зачем только вообще реформу провели, не понимаю…

– Значит, нужно было. – Грачёв подчистил хлебом тарелку. – Хотели отсечь наличку, скопившуюся в теневом секторе. Так они теперь ищут людей, которые под свои декларации им деньги поменяют, не вызвав подозрений. Этот художник, которого сегодня убили, считался высокооплачиваемым. Он большую сумму мог отмыть разом, а потому, вроде, ценить его должны были. Но, видимо, рассудили, что безопасность дороже.

– Севочка, ты только будь осторожен, когда к свидетелю поедешь! – вконец перепугалась Лариса. – Прошу тебя… И не торопись, когда ешь. Ты глотаешь горячее, плохо пережёвываешь. Испортишь желудок себе, как папа. Тот тоже за всю свою жизнь нормально ни поел ни разу…

– «Кто долго жуёт, тот долго живёт!», говорит баба Валя, – напомнил Грачёв. – А я вот не считаю, что нужно гнаться только за количеством прожитых лет. О качестве тоже иногда думать надо, как ты считаешь? Вот отец до пятидесяти семи не дотянул, но разве это его как-то порочит?..

Лариса промолчала, и Всеволод пожалел о своих словах, увидев в её глазах слёзы. Он принялся за второе блюдо, рассеянно прислушиваясь к бормотанию радио на стене, и тут же опять разозлился. Сам тон передачи показался ему наглым, хамским, вызывающим, словно журналист любой ценой хотел нарваться на скандал. Ничего не понимая в сути проходящей денежной реформы, он комментировал действия правительства будто бы только для того, чтобы побольнее укусить премьер-министра, которого считал своим политическим противником.